Ролан опустился на колено, повёл пальцами по пепельной земле, загребая горсть. Поднёс к глазам, серые песчинки заструились подхватываемые ветром, на ладони осталась лишь несколько. Вокруг возвышаются обветренные и обугленные стволы деревьев с ветвями, похожими на сгоревшие руки ведьмы, торчащие во все стороны. На пепле видны оттиски следов, человеческих и звериных. Поодаль тянется колея, оставленная колёсами телеги.
Обожжённая долина тянется до горного хребта у горизонта, чьё основание тонет в серой дымке. Пики кажутся странно знакомыми. Ролан хмыкнул, отряхнул ладонь о штанину и сделал глоток из фляги. Вода отчётливо отдаёт серебром. Лучше так, чем пить сырую воду из рек и озёр. Подарок дворфов не содержит в себе магии, а серебро, по их словам, делает воду безопасной при долгом хранении.
Смочив кусок ткани, обмотал вокруг рта и носа, затянул на затылке. Едкая пепельная пыль вздымается при каждом шаге, и чутьё подсказывает, что лучше ей не дышать. Пройдя с полчаса и окончательно посерев, наткнулся на бугор в форме человека. Едва различимый на фоне равнины. Осторожно смахнул верхний слой и сцепил челюсти.
Прямо на него смотрит иссушенное лицо женщины, безглазая мумия с редкими волосами. Губы усохли и, кажется, будто мертвец улыбается новому знакомому. Сложно сказать, сколько ей было лет, но вот причина смерти, жуткая рана на животе. Руки стянуты за спину, а на ногах следы от врезавшейся верёвки. Ролан поднялся и мрачно воззрился на труп. Её стоит похоронить, но у него нет ни лопаты, ни желания долбить сухую землю. Кто знает, может она заслужила подобную смерть... кто знает.
Однако сама рана не даёт покоя, есть в ней нечто странное. Ролан опустился на колено и притронулся к сухим краям. Гладкие, как порез на выделанной коже. Использовался очень и очень острый нож, а судя по выверенной длине и ровности разреза, работал профи. Человек отточивший движение до уровня рефлекса. Кровь либо сцедили, либо сама высохла и обратилась в пыль. По наитию мужчина просунул ладонь внутрь, пальцы коснулись рёбер и легко прошли дальше, туда, где должно быть сердце.
Пустота.
Кто бы ни убил бедняжку, он забрал сердце с собой. И вот это уже нисколько не похоже на правосудие или справедливость. Ролан поднялся, на пальцах остались следы сухой плоти и кровяного порошка. Он уже видел, как дикари вскрывают жертва грудные клетки и достают сердца, но тут... тут совершенно другое. Чувствуется опыт, прагматичный и жестокий. Если нужно сердце, незачем проламываться через крепкую клетку рёбер, достаточно поднырнуть под них.
Разве это его дело? Он просто путник ищущий дорогу домой, это не его дело. Не. Его. Дело. Лицо мёртвой женщины смотрит на него без мольбы, без боли или обвинения. Даже тени той боли, что она испытала, не осталось. Просто очередной мертвец в неизвестном месте. Чужой человек.
Ролан сжал кулаки.
То что здесь произошло, не работа маньяка. Скорее ритуальное жертвоприношение, элемент культуры, как любила говорить Луиджина. Её голос вновь ожил в сознании, мягкий и мелодичный, исполненный женской силы:
— Множество божеств и ещё больше ритуалов для них. Кто-то принимает в жертву свечи, кто-то вино, а кто-то кровь. Эти ритуалы часть этих людей, вера их отцов и прадедов. То, за что они пойдут умирать. Для них нет действия священней, чем утопить девушку весной, отдать её в жёны божеству. Закопать младенца под порогом дома, чтобы его дух охранял жильцов. Это всё ритуалы, освящённые веками...
— И что же делать?
— Прискорбно, но... только убивать. Больную плоть следует вырезать, чтобы она не распространяла миазмы. Омертвелую руку надо отрезать, иначе человек умрёт.
Ролан прикрыл глаза, мотнул головой, прогоняя наваждение. Как бы ему не хотелось слушать голос жены, но увлекаться этим не стоит. Большой риск навечно остаться с ним, а не искать её.
***
Колея от телег тянется к горам, мечник идёт по следам. Ночью, когда пелена туч расходится, на него смотрит ущербная луна, окаймлённая звёздной дымкой. Чужое небо, чужого мира. Часто ночь прорезают белые линии метеоритов, порой так часто, что светло будто днём. Луна же проворачивается, будто красуюсь собственным уродством и огромными трещинами, что становятся только больше. Ролан смотрит на них с мрачным видом, стискивая меч. Чтобы здесь не произошло, это дела далеко за гранью божественности.
На третий день «нагнал» телегу. Она сиротливо накренилась у обочины, рядом с трупом яка. Неведомые люди забрали, что могли унести, включая куски мяса с животного и большую часть досок. Однако, Ролан сумел разжиться относительно свежим стейком и пожарить его над огнём.
Мясо было жёстким и невкусным, но всё же мясом. Запил тремя глотками воды, с неудовольствием отметив, что её почти не осталось. Судя по малому количеству крови, люди её сцедили и пили, экономя воду. Разумное решение, но от этого несколько не по себе. Возможно, и ту женщину они «выпили».
На четвёртый день наткнулся на двух жертв. Мужчину и ребёнка. Последний умер до того как вырвали сердце. Мужчина судя по следам, сопротивлялся. Оба успели окоченеть, но ещё не высохли. Ролан оскалился и двинулся дальше.
***
Горы приближаются, а вид снежных шапок будоражит обезвоженное тело. Следы на пепле и пыли отчётливые, и он уже начал давать прозвища тем, кто их оставил. Всего семь человек и один осёл. Последнему недолго осталось, уж больно сильно загребает ногами. В пыли то и дело встречаются брошенные вещи. Инструменты, гвозди, обрывки ткани. Глиняные сосуды, в которых хранилось зерно и вода.
На пятые сутки он нагнал их. Семерых путников и хромого осла. Они расположились лагерем среди пыли у самого подножия гор, где вдалеке угадывается лес. Четверо рослых мужчин, покрытых татуировками, и три женщины в оборванных платьях. Заметив чужака, мужчины поднялись и двинулись навстречу. На запыленных лицах ни тени улыбки или лживого дружелюбия.
Самый старый из них указывает на Ролана обсидиановым ножом, подгоняет других, чтобы не дали убежать. Двое вооружены боевыми топорами с узким лезвием и противостоящим шипом, третий красуется длинным мечом. Женщины жадно смотрят на Ролана, облизывая пересохшие губы.
Старик воздел руки к небу и гортанно проорал хвалу богам, что сами послали жертву, что позволит дойти до спасительных земель. Ролан оскалился.
Идущий впереди разбежался, готовясь сбить с ног. Они одного роста и почти похожей комплекции, но чужак измотан долгой погоней и явно обезвожен. Он слаб и нельзя дать драгоценной крови впустую пролиться на землю!
Ролан мягко отскочил в сторону и полоснул по ногам. Клинок попал в сгиб колена, и дурак нелепо вскрикнул, пролетел вперёд и прочертил мордой серую землю. Завыл, хватаясь за рану, начал кататься стремительно бледнея.
Оставшиеся нахмурились, разошлись в стороны, обходя с двух сторон. Мечник пошёл вперёд, медленно, расчётливо, считывая каждое движение Ролана. Сравнивая длину и вес мечей, прикидывая, как удобней зарезать чужака. В его движениях чувствуется опыт и сила. Старик же убрал нож в бархатные ножны на груди, висящие на золотой цепочке как ожерелье. Снял с пояса дубинку из чего-то похожего на застывший древесный сок.
Мечник бросился на Ролана, нанося косой удар, но лишь отвлекая внимание, также поступил здоровяк с топором. Жрец пробежал чуть дальше, стараясь зайти за спину. Путник увернулся от удара мечом, поймал топор гардой и, отведя к земле, саданул в лицо кулаком. Резко пригнулся, спасаясь от удара в затылок, и прыгнул вперёд. Широкий меч описал короткую дугу, что пересекла горло врага. Мечник озадаченно булькнул и рухнул на колени, выронив оружие и пытаясь зажать рану ладонями. Оставшиеся двое с рёвом бросились в атаку, позабыв изначальный план и просто стремясь убить.
Ролан развернулся на пятках и с силой метнул меч, тот прошиб грудь верзилы и того швырнуло назад, как от удара тараном. Старик замешкался, налетел на безоружного, но дубинка безвредно скользнула вдоль плеча. Ролан с рыком сцепил ладони на морщинистой шее, взглянул в серые глаза и сдавил до хруста. Обмякшее тело упало в пыль, завизжали женщины и, позабыв обо всём, бросились к горам. Мужчина проводил их взглядом, раздумывая, догнать или оставить. Затем пожал плечами и побрёл за мечом. Если они и выживут, то уже не смогут проводить ритуалы жреца. Да и женщина, в конце концов, перенимает культуру мужа по природе своей.
Вырвав клинок из груди мертвеца, Ролан тщательно вытер лезвие, спрятал в ножны и огляделся. Горы так близко, а за ними, должно быть, совершенно другая местность, с другой луной и звёздами. Взяв под уздцы хромого осла, двинулся к ним, расчётливым медленным шагом, рассчитанным на долгий путь.
