Сидят, короче, два кореша.
Один говорит: «Слушай, братан, мы же с тобой с малолетки вместе. По одному делу в первый раз на нары пошли. А наколок у тебя до сих пор нет. Давай я тебе что-нибудь сделаю!»
Второй отвечает: «Да без проблем, братуха. Давай сбацай мне танк на спине!»
Ну, короче, начал он делать. Проходит пять минут, кольщик говорит: «Все молодца, готово!»
Тот ему: «А че так быстро?»
А он: «Ну а че, всего четыре буквы»
До определенного момента блатная культура в нашей стране была популярна только в узком кругу ограниченных лиц – как когда-то сказал Черномырдин. Но в начале 1950-х годов Берия, а затем и Хрущев, выпустили на свободу миллионы сталинских зэков, сидевших, как по политическим, так и по уголовным статьям. Интеллигенты, которые имели возможность научиться у урок, стали петь тюремные песни и говорить о понятиях. Причем, в отличие от последних, делали это весьма хорошо. Взять, хотя бы, в качестве примера Михаила Танича.
В результате все, что связано с тюрьмой, приобрело невероятную популярность. Блатные песни, понятия, наколки, которыми щеголяли недавние узники ГУЛАГа, стали предметом подражания для дворовой шпаны. Много лет назад жертвой этого явления стал простой советский школьник Йося Кобзон, который приехал на лето к дяде в Кировоградскую область.
Тринадцатилетний городской пацан хотел добиться уважения сельских подростков. К тому же, они его дополнительно завели, и так сказать, взяли товарища на слабо. В результате за один день у него появилось сразу четыре татуировки – банальных партаков, сделанных с помощью иголок и чернил.
Нужно сказать, что для мальчишки это привело к проблемам со здоровьем. С температурой под сорок он пролежал несколько дней. Да потом еще и отхватил ремня, когда после каникул вернулся к маме.
На двух пальцах у него появились инициалы сельских товарищей, Лёни и Володи, с которыми парень ходил на рыбалку. На третьем – собственные инициалы, на четвертом – кольцо. Все, кроме последнего, являются обычными «гражданскими» татуировками. А вот последняя является явным подражанием тюремному стилю. В зависимости от конкретной манеры, перстень может означать совершенное преступление, воровскую масть, отказ от сотрудничества с правоохранительными органами. К сожалению, что именно наколол Кобзон, он в дальнейшем не уточнял.
В тот же самый день на правом плече у него появилась другая татуировка, которая явно основана на тюремных традициях. «Не забуду мать родную», - так звучала она. Что интересно, бывалые урки не обязательно под этими словами понимают свою родную маму. В данном случае «мать» может означать «банда».
В общем, после приезда домой Йося получил от своей родительницы вполне законных люлей. Но татуировки тюремной тематики долгое время не особенно мешали ему в жизни. Он занимался спортом, отслужил в армии, но избавился от них только после того, как по-настоящему стал знаменитым. Артисту приходилось прятать левую руку, и это ему немного мешало. Правда, мама проявила женскую непоследовательность и обиделась, когда он убрал партак, касавшийся лично нее.
Намного позже Кобзон наколол себе не плече орла, но не двуглавого, как на российском гербе, а немного попроще. Согласно блатным понятиям, право на это имеет серьезный авторитет или даже вор – в дальнейшем это стало одной из причин, по которой артиста причисляли к лидерам криминального мира. Эта татуировка осталась с ним на всю жизнь.
Якобы, у него была и загадочная шестая татуировка, о чем в 2010-х годах написала российская пресса. Одному кольщику сказал другой кольщик, что он набивал Кобзону партак в неприличном месте, который свидетельствует о невысокой позиции в криминальной иерархии. Как по мне, это полный бред, поскольку в тюрьме певец не сидел, и всю жизнь был очень уважаемым человеком.
