ПЕСЕННЫЕ, краснокосыночные, молодые, шагали по Стране Советов тридцатые годы. Страна строила Днепрогэс и Магнитку, прокладывала железные дороги и каналы, взлетала на самолетах и стратостатах. Авиация не давала спать мальчишкам.
Первый свой самолет Боря Ковзан освоил в пятом классе. Клееная фанерная модель с резиновым приводом — такие мастерили многие в авиамодельном кружке бобруйского Дома пионеров. На республиканских соревнованиях миниатюрный «кукурузник» улетел на 160 метров и принес его конструктору второе место и специальный приз. Что за чудо-приз! Не медаль, не грамота, не кубок — полет на настоящем самолете!
— Не испугаешься? — инструктор аэроклуба еще раз с сомнением заглянул в глаза топтавшемуся в нетерпении пассажиру.
У Борьки дыхание перехватило — вдруг передумают?
— Да я, дяденька... Да я... Честное слово... Я летчиком буду...
Что произошло дальше — помнит плохо. Осталась в памяти одна лишь звенящая восторженная нота. И еще слова инструктора после приземления:
— А ты молодец, хлопчик. Только есть надо побольше и спортом заниматься. А то вон какой хилый, в летчики могут и не взять.
Полушутливые эти слова мечтающий о небе худосочный пятиклассник воспринял как приказ. И если с пожеланием «побольше есть» дело по объективным причинам обстояло не всегда благополучно, то спортивную часть программы выполнял неукоснительно: утренняя зарядка с обтиранием холодной водой, кроссы, перекладина (норма — 20 подтягиваний) и даже в какой-то степени скалолазание, стихийному зарождению которого способствовали полуразрушенные стены старой екатерининской крепости. А чуть позже центрального нападающего Бориса Ковзана пригласили в футбольную команду местного лесокомбината, что по тем временам считалось особым достижением. Большим даже, чем прыжок с парашютом, первый из которых он совершил в 15 лет.
Услышал где-то Борис, что для укрепления вестибулярного аппарата нужно стоять минут по двадцать в день на голове и еще вращаться на месте особым способом, согнувшись и подложив правую ладонь под левую щеку — и в течение пяти лет ежедневно и стоял, и вращался. Вот такой характер!
Однако на медкомиссии в Одесском авиационном училище старый седой врач, взглянув поверх очков на его поджарую фигуру, сказал:
— Вижу, молодой человек, что со здоровьем у вас все в порядке. Но «годность» дать не могу. 53 килограмма — очень уж вы легковесный. А у нас как-никак истребителей готовят.
Спорный случай разбирался на комиссии. Сначала выслушали абитуриента. Кажется, кроме «люблю... давно... докажу...», ничего путного от волнения Борис сказать не сумел. Но, к счастью, слушали его внимательные люди. «Зачислить с условным испытательным сроком. В случае тяжелого восприятия перегрузок перевести в штат наземного обслуживания» — так записали в решении.
Через девять месяцев вместо положенных двух лет (по причине особых успехов) Ковзан вылетел к месту службы в Белоруссию. Вылетел навстречу войне.
Сколько раз потом его выручали в тяжелую годину перекладина, футбольный мяч, стены старой крепости, значок ГТО! Когда двое суток не спал, находясь в машине на взлетной полосе в ожидании приказа о перехвате фашистского самолета-шпиона. Когда потом, преследуя его, вывернулся из невероятного пике («Глаза от перегрузки готовы были вылезти, позвоночник будто в мельничные жернова попал»), зашел в хвост и расстрелял стервятника. Когда дрался в одиночку против 13 вражеских самолетов, сбил одного, а остальных не пропустил с бомбовым грузом к нашему аэродрому. Когда возвращался в авиацию после тяжелейшего ранения, а вернувшись, одержал еще шесть воздушных побед.
Каждый из четырех таранов Бориса Ковзана не похож на другой. Но все они — сгусток высшего летного мастерства, мужества, беззаветной любви к Родине.
29 октября 1941 года он, уже израсходовав боезапас, преследовал вооруженный «Мессершмитт-110» от Тулы до Зарайска, не позволяя гитлеровцу пойти в лобовую атаку и пустить в ход установленные спереди пушки и крупнокалиберные пулеметы. С полчаса «мессер» пытался оторваться от погони — то, огрызаясь, маневрировал, а то панически удирал. В один из моментов он потерял из виду «ястребок», и Як, рванувшись, рубанул винтом по хвостовому оперению фашистского самолета. «Мессершмитт», будто ударившись о невидимую преграду, задрожал, завертелся, клюнул носом и грузно пошел к земле. Ковзан же, живой, невредимый, вывел свой раненый истребитель из «полубочки» и благополучно посадил его на колхозном поле.
Потом, 22 февраля 1942 года, под Торжком он в одиночку вел бой с тремя «юнкерсами». И снова кончился боезапас, и снова на скорости 400 километров в час Ковзан вымерил расстояние до сантиметра, зашел «юнкерсу» в хвост и... Удар, скрежет металла, удушливый запах горящего масла. Взгляд почти бессознательно зафиксировал рядом — протяни руку — скомканный в гармошку фюзеляж с крестом на борту. Тот проваливается куда-то вниз и спустя минуту полыхает костром на опушке леса.
Еще в одном бою, 9 июля 1942 года, Ковзан на встречном курсе срезает крылом Яка крыло «мессера». С обрубленной консолью, с невыпущенным шасси, с умолкшим мотором краснозвездный «ястребок», едва не врезавшись в насыпь Валдайского шоссе, пропахал на «брюхе» зеленое покрывало луга и замер.
Четвертый таран Борис Ковзан совершил у озера Ильмень, когда направил свой подожженный, но еще послушный рулям Як в «брюхо» одного из пяти атаковавших его «Мессершмиттов-109-ф». Тяжелораненый, теряющий сознание, смотрел он на стремительно приближающуюся землю и все-таки последним усилием вырвал кольцо парашюта.
Возвращался в строй, выздоравливал неимоверно трудно. Врачи уже вынесли приговор — отлетался. Долгими, нескончаемыми ночами размышлял в палате московского госпиталя о своей дальнейшей судьбе: «Как жить без неба? Я должен, я обязан летать снова!».
... Шаг от кровати до кровати. Два шага. Десять. Сто. Пять наклонов, пятнадцать, сто. День за днем сила наполняла его разбитое тело. Воля, время и физкультура заставили врачей пересмотреть решение. Теперь оно звучало так: «Годен к летной службе без ограничений».
Сегодня, когда годы далеко отодвинули нас от последнего дня войны, Герой Советского Союза Борис Иванович Ковзан имеет право произнести слова, обращенные к молодежи:
«Это неверно, будто война — страшное, невероятное испытание только человеческого духа. Сколько я знал людей — волевых, мужественных, но не подготовленных к огромным нагрузкам и потому отступивших, спасовавших даже перед своей мечтой. Мечтой о небе. А как выдержать 4—5-кратные перегрузки, как бодрствовать 2 — 3 суток подряд, как ночевать в 30-градусный мороз в открытом поле? Ненависть к врагу и любовь к Родине делали нас несгибаемыми. И еще это делала закалка, которую приобрели смолоду. Запомните эту победную формулу: «Сила духа плюс сила мускулов».
А. БОРИСЕВИЧ (1985)