В полном молчании кавалькада выбралась на открытый участок долины, с которого были видны оба склона: с расположенным на южной половине домом самого Стрэджера, ну, тот, что с террасой, а на противоположной было поле, на котором копошились крестьяне. На террасе у балюстрады виднелась тонкая женская фигурка в белом, а на поле был легко различим работник в оранжевом.
Один из гостей, чтобы разрядить обстановку воскликнул. - Что картина прямо-таки списана из книжки, что он, со скуки, прочитал на днях. Там, мол, тоже, была дама из общества, которая влюбилась в простолюдина, только она была в голубом, а простолюдин в красном.
Непонятно, что после этих слов переклинило в голове Стрэджера, но он, хлестнув коня, поскакал, не разбирая дороги, в сторону поля, за ним, в полном недоумении, поскакали и остальные. Всадник на кауром коне, влетел на поле, опрокидывая всё на своём пути, фермеры, конечно, узнав его, прыснули в стороны. Местные были более чем наслышаны об отвратительном грубом нраве Стрэджера. Всадник, подлетев, на фыркающем коне, к парню в оранжевой рубашке, хотел хлестнуть его охотничьим хлыстом, но тот, услышав приближение коня, ловко увернулся и огрел по спине, пролетевшего мимо всадника, тыльной стороной вил. Да так, что рукоять длинных вил переломилась, а всадник, вылетев из седла, проскользив по траве лицом вниз пяток ярдов, так и остался лежать на земле.
На поле появились и другие всадники, не думаю, что они устроили бы самосуд, но отношение к парню в оранжевой рубашке, у них было явно недоброжелательное. Не знаю, чем бы это закончилось, но тут собрались, бросившиеся было врассыпную, фермеры с вилами и прочим дрекольем. Численный перевес был на их стороне, всадники спешились, началась перебранка, а так как их предводитель пребывал в бессознательном состоянии, пришлось вступить в переговоры. Этот момент, более, чем показательно, говорит о роли личности, о роли вождя.
Вскоре, прибывшие из соседней деревни констебли задержали парня в оранжевой рубашке за нанесение побоев, и препроводили его в участок. Стрэджер, на крестьянской телеге, был доставлен в свой дом, благо это было совсем рядом, но графиня У. этого не видела. Увидев эту, простите за просторечное выражение, заваруху на скошенном поле, эту безобразную выходку мужа, графиня У... покинула террасу и прошла к себе. Где её, спустя некоторое время, и нашли слуги, прибежавшие с сообщением о том, что мистер Стрэджер упал с коня или был нарочно сбит с него каким-то простолюдином.
Графиня спустилась в холл, где на диван положили Стрэджера, это был скорее жест воспитанности, а не сочувствия, об отсутствии которого она вовсе не сожалела. Слава Богу, вскоре появился их семейный доктор Дредл, за которым послали в соседнюю деревушку, и графиня, с облегчением, перепоручила мужа его заботам, и, попросив лишь сообщить о результатах осмотра и назначенном лечении, вновь поднялась к себе.
Через несколько минут в дверь её комнаты вновь постучали и вошедший, а это был местный судья Тридлдот, сообщил ей о происшествии на поле и об участниках этого происшествия. Здесь графиня У ... пришла в большое волнение, которое судья истолковал по-своему, и стала расспрашивать, куда отвезли этого молодого человека, что так ударил её мужа. Судья отвечал, что, хотя мистер Стрэджер напал первым, и этому есть полно свидетелей, но пострадал-то, в результате, именно он.
- Так ему и надо! - подумала графиня, но вслух спросила, - Куда отвезли этого молодого человека, и может ли она увидеть его.
- Я думаю, что в ближайший участок, что в городке …боро, там есть камера для хулиганов, но вашей светлости не стоит беспокоиться, - судья вытер лоб красным клетчатым платком, - ему не удрать, а если будет буянить, то его закуют в кандалы. При этих словах лицо графини исказила гримаса душевной боли, но так как, она слушала судью, повернувшись к окну, то эта эмоция осталась незамеченной присутствовавшими.
В имении, в деревне, в городке только и разговоров было о происшествии на поле. Общий глас был таков, что этот «говнюк» Стрэджер, уж простим сельским жителям их простоту в выражениях, тем более что это, как нельзя более точно, соответствовало действительности, вновь сумеет откупиться, внеся очередной «благотворительный» взнос. А вот хорошему парню здорово достанется, тем более что он категорически отказался назвать себя, а за это могут добавить ещё и статью за бродяжничество.
Предварительные слушания по делу Стрэджер против Неизвестного были назначены на ближайший понедельник. Таких судов было уже немало, и обычно они все происходили по одному и тому же сценарию: памятуя о щедрых взносах Стрэджера на проведение общинных мероприятий и других, более, м-м-м ..., конкретных взносах, вердикт судов был, обычно, предрешён.
Но в этот раз происходило что-то странное, непонятное: во-первых, к началу суда не явился адвокат Стрэджера, который был ему не очень-то и нужен, разве что, так, для формы, во-вторых, что-то произошло в настроении судьи и судейских, а также всех членов городского управления, в-третьих, в зале сбоку, но в первом ряду, сидели два джентльмена, одетые в строгие городские костюмы, в котелках, они, опершись на рукояти зонтов-тростей, неотрывно следили за происходящим в зале суда. Вот эти-то изменения и не заметил Стрэджер, впрочем, даже если бы он их заметил, чудовищные самомнение и самоуверенность, помешали бы ему их правильно оценить.
Явившись в зал суда и усевшись на скамью, он громогласно заявил, что, хотя нет, этого проходимца адвоката, пора начинать балаган, так как он уже заказал праздничный обед и всех приглашает отметить очередной успех. Но ответом ему была полная тишина и проскрежетавший голос судьи, порекомендовавший ему вести себя соответственно случаю. Ну, а далее всё было как в водевильном фарсе – добропорядочные граждане наказывают зарвавшегося хулигана.
Пока Стрэджер обалдело-непонимающе пялился на судью и изумлённо пытался возразить, ему было предъявлено больше трёх дюжин обвинений, от такого же количества пострадавших, а их в округе можно было собрать и больше, и эти обвинения, в совокупности, тянули более чем на двадцать лет.
Во время прений сторон, когда Стрэджер в ярости хватил кулаком по перилам свидетельского места, судья приказал вывести его из зала суда. Далее последовала безобразная сцена, в которой констебли, числом четыре, и несколько добровольцев из зала, числом более десяти, сумели скрутить Стрэджера, украсить его запястья браслетами наручников и препроводить в камеру тюрьмы при суде.
В зале суда поднялся шум и гам, и судья принялся стучать своим молотком, требуя тишины и угрожая удалить всех из зала. Юноше в оранжевой рубашке, который находился на месте подсудимого, предложили заявить свои претензии и требования, но он только попросил снять наручники, что и было, с извинениями, сделано.