1981 запомнился двумя событиями: шоферением и свадьбой. В тот год меня уговорили поехать квартирьером. Привезли нас в Косохново, и все машины тут же собрались уезжать. А без транспорта мы вообще ничего сделать не можем. Остается один ГАЗ-53, и тот собирается в путь. Что делать? Я осознаю, что поступили мы плохо, но иного выхода у нас не было. Мы предложили водителю Коле отпраздновать вместе с нами приезд, а уехать на следующий день. Мы же химики, продуктов внутреннего сгорания у нас было в достатке. Поэтому на следующий день Колю с утра трясло так, что ни о какой поездке речи не могло быть. Предложили ему слегка подлечится, а уехать вечером. Лечение затянулось до ночи, а с утра история опять повторилась. И так три дня. Все эти дни мы пользовались его машиной с большим успехом. Правда, чуть не сломали её. Решили найти хороший песчаный карьер, а заодно привезти песку. Приехали, поставили машину задом к склону и начали грузить. Вот уже гора песка возвышается над бортами. “Всё, - говорю, - достаточно.”
-– Да она ещё на подрессорники не села!
Действительно, не села. Ну, хорошо, ещё немного.
-– Да она опять не сидит!
-– Нет, хватит!
-– Ну, давай каждый по 80 лопат, и всё?
Скрепя сердце, я согласился. Это потом я посчитал, что 8 крепких лбов по 80 лопат – это минимум полторы тонны. Закидали, а он опять не сидит.
-– Ну, давай ещё…
Тут я встал на дыбы и категорически отказался. Завожу мотор, включаю вторую, а машина даже не колышется. На первой передаче с большой натугой машина сдвинулась с места и стала подозрительно раскачиваться. Вылезаю. Что рессоры – подрессорники дугой в обратную сторону выгнуты. Выгружать песок народ принципиально отказался. Обратная дорога вместо 20 минут заняла целый час. Ехали почти ползком, и на каждой кочке у меня не только замирало дыхание, но и, кажется, останавливалось сердце. Выдохнул с облегчением, когда доехали. Зато привезли тонн 8 песка – вдвое больше грузоподъемности машины.
Потом мне пригнали мой любимый 51-й, и началась будничная работа. До поры до времени, пока вторую машину не угнали в Острове и не разбили. Следующую неделю мне пришлось отдуваться за двоих. Вставал до подъема и ехал на заправку. Возвращался к завтраку. Далее развозил всех по объектам, и ехали собирать камни. Потом почти всех собирал на обед, кроме одной бригады, работавшей на Белагули. Пока все обедали, вез обед в ту самую бригаду. По возвращении у меня было 15 минут на обед, и снова за работу. Вечером, когда все уже отдыхают, забирал дальнюю бригаду. Наконец часов в 10 вечера я менял качающийся полик кабины на землю, которая почему-то тоже качалась. На следующий день всё повторялось. Вот теперь я в полной мере оценил тяжесть шоферского труда. Вторая машина вернулась, но усталость осталась. Теперь когда мы останавливались у магазина, куда завхозу Вите Сабурову нужно забежать на 5 минут, по возвращении он десять минут будил меня.
Проснулся я только на один день – день свадьбы Тани Сухомлин и Вити Тафеенко. Вообще-то в те времена брак можно было регистрировать только по месту жительства одного из супругов. Но в Пушкинских Горах Семён (Гейченко) был царь и бог в одном лице, и его слово было законом. Поскольку наш отряд у него был в фаворе, а Тафеенко был единственным человеком, которого он выделял из нашей массы, разрешение было немедленно получено. Представьте себе: субботний день, в заповеднике полно посетителей, и по заповеднику едет грузовик, в кузове которого в нарушение всех правил стоят девушка в белом подвенечном платье и молодой человек в элегантном светло-сером костюме. А потом на поляне возле нашего лагеря был накрыт огромный стол, во главе которого сидели жених и невеста, Семен Гейченко и Михаил Дудин в качестве посаженных отца и матери. Дудина мы, правда, ненароком обидели. В качестве тоста он произнес сонет 66 Шекспира в собственном переводе. Он же не знал, что в тот год это была у нас одна из самых популярных костровых песен, но в переводе Маршака. Я потом специально проверил оригинал. Маршак дал правильный перевод, а вот Дудин в концовке принципиально изменил акцент.
Из 1982 мне вспоминается наш традиционный концерт в Козляках. Концерт традиционный, но народ ходит. Мы с Никитой Федоровым играем сценку “Модель студента”. По сценарию я роняю на пол платок, прошу преподавателя поднять его и, получив разрешение, достаю из носка шпаргалку. Никита в самодеятельности собаку съел: сценарии, режиссура, актерская игра. В этой среде считалось за честь расколоть партнера неожиданным действием, заставить его улыбаться, когда нужно быть серьезным или даже плакать, что Никита не раз пытался со мной проделывать. Мне не раз приходилось ронять вместо платка сигареты, спички, кепки – всё, что было под рукой. Но в тот раз я обнаружил, что у меня вообще ничего нет. Как сейчас любят говорить “от слова совсем”. Приходит время, и преподаватель, Никита, торжественно объявляет:
– Билет номер 7!
– Товарищ преподаватель, разрешите ботинок одеть?
Никита поворачивает ко мне полное искреннего изумления лицо, перегибаясь через меня, смотрит на лежащий на полу ботинок и закрывает лицо руками. Всю дальнейшую сцену он играет с закрытым лицом…
Здесь же мне хочется вспомнить человека, который работал с нами не один год: водитель Валя Резуш. От остальных водителей он отличался тем, что у него руки росли из нужного места – его машина ездила всегда. В тот год его умение пригодилось и мне. В один непрекрасный день у меня застучал двигатель – провернулся подшипник коленвала. Потом была долгая эпопея с поиском и обменом нужных деталей, после чего под его руководством и непосредственном участии прямо на поляне около нашей школы мы починили двигатель. Спасибо ему за тот бесценный опыт.
Особняком стоит 1983, последний год. Тогда “старики” решили, что нужна молодая кровь, и отряд следует омолодить. Поэтому коллектив был очень молодой: из 25 бойцов – 14 новичков: 11 с первого курса и 3 со второго. Если мой последний год на Кижах был самый неудачный, то последний год в Михайловском я вспоминаю со светлой радостью. Хотя командир из меня, как в песне, хреновый – заработали мы немного, зато жили душа в душу. Было у нас и 8 марта, когда Витя Малеев спас меня от тюрьмы (чуть не утонул Юра Лещёв), было у нас посвящение в бойцы ССО, когда весь отряд оказался в озере – молодежь не спасовала. И, конечно, работа. Мастером был Леша Буевич. Сей потомок Буевичей-Радзевиллов не только сам физически трудился в поте лица, но учил других, сам будучи ещё достаточно молодым бойцом. Причем, относился к своей работе с такой ответственностью, что вечером засыпал ещё до ужина. Один раз, когда комиссар Женя Никитина пошла его будить, обнаружила, что он даже не дошёл до постели: голова на подушке, а сам на коленях на полу. И спит…
В небольшом эссе невозможно рассказать обо всём. Можно попытаться описать душевность русский людей – тёти Фроси и дяди Саши (Осиповы), которые были рады нас приютить в любое время года. Но об этом наверняка расскажут те, кто знал их дольше и лучше. Своих ребят тоже всегда встречаешь с радостью, даже если мы и не стали друзьями. А как передать душевное состояние, когда находишься там, в Михайловском. Наверно поэтому мы не раз возвращаемся туда, причем не на день и не на два. Надеюсь, что эти поездки повторяться ещё не один раз.
Первая часть здесь…