Потянулись дни. Я лежал овощем на подстеленной клеенке, пока сестра ходила на работу. Когда не спал, то пытался думать о побеге, но быстро начинал сходить с ума от разрывающей тело и голову боли. Не знаю, сколько дней прошло, как однажды Машка меня растолкала и сказала:
— Мне нужно в город к знакомому нотариусу. Печати проставить.
— Без меня не поставят, — прошептал я.
— Поставят, не боись. Нотариус — тетка, которой я праздничные наряды шью, — усмехнулась сестра. — Выпей внеочередную порцию отвара, чтобы до моего возвращения не сдох.
Я послушно набрал в рот горькой жидкости и откинулся на подушку. Маша, не оглядываясь, вышла из комнаты, а я повернул голову к стене и выплюнул отвар на свои простыни. Если меня хоть чуть-чуть начнут слушаться ноги, то я и ползком из дома выберусь.
Сестра собиралась в дорогу и радостно напевала какую-то песенку. Потом хлопнула дверь и стало тихо. Я лежал и пытался пошевелить пальцами на ногах — ничего не получалось. Неожиданно хлопнула дверь в сенях.
«Наверно, автобус не пришел», — решил я, готовясь притворяться спящим.
Тишину дома прорезал громкий голос Оксаны:
— Илюша, ты тут?
— Да тут он где-то, — ответил ей незнакомый мужик. — Эта ведьма его с кладбища приволокла, так он больше и не выходил. Хорошо, что гадюка уехала. Парень, ты где?
— Тут! — зашептал я, напрягая голосовые связки. — Помогите, я в спальне!
Занавески распахнулись, и моя Оксанка кинулась ко мне. Следом в спальню ввалился сосед, который предлагал побыстрее сваливать от Машки.
Они подхватили меня под руки и потащили из страшной избы. Я запутался ногой в простыне и стащил ее с кровати вместе с подушкой. Мы оглянулись: в изголовье весь матрас был вымазан землей. Я вспомнил, как Машка подхватила горсточку у проклятого дома, а потом за занавесками застилала мне постель. Сосед сказал:
— Второй ходкой за тряпьем вернусь. Все сжечь надо, а то к утру помрешь. Насмотрелся я на парней, которых твоя сестрица со свету сжила. Ее у нас и по имени не зовут, только Проклятухой. Ведьма!
Они приволокли меня в дом соседа, уложили на диван, а потом снова побежали в избу сестры.
Вскоре из трубы повалил дым, а сосед и Оксана вернулись, прихватив все мои вещи. Мужик протянул мне руку, но опомнившись просто потряс мою вялую пятерню:
— Я Шурка, Санек то есть. Мы там все прибрали. Я грязную часть матраса отрезал и простыню заменил. Все порченное мы пожгли в печи. Она не сразу догадается, что ты с ее проклятья слез. Только когда обратка пойдет, заверещит…
— Какая обратка? — шепотом спросил я.
— Я когда тряпки в огонь бросал, слова волшебные говорил. Все, что она с тобой творила, ей вернется.
Оксана сидела рядом и гладила меня по голове, но я чувствовал, что гул в мозгах снова начал нарастать. Собравшись с силами, я тихо проговорил:
— Не спас ты меня, Шурка. Машка мои волосы в могилу отца зарыла.
— Так что же ты молчал! — подхватился сосед. — Это я сейчас быстро исправлю. Ты, Ксюшка, с женихом сиди, а я быстренько вернусь.
Он выскочил из дома, и мы остались одни. Оксана принесла мне воды и осторожно напоила.
— Как ты тут оказалась? Как узнала, где искать? — сквозь головную боль пробивался рой вопросов.
— Я звонка от тебя несколько дней ждала, — ответила моя красавица, — даже ночевать в ветеринарке стала. А потом маме твоей позвонила… Вот, было у меня предчувствие, что не надо тебе сюда ехать! А вчера я села в автобус и к вечеру сюда добралась. Возле остановки Шурку встретила, спросила, как мне дом наследный найти. Ты же мне адрес написал перед отъездом. А Шурка сначала мне вопросы странные назадавал, а потом к себе повел. По пути про сестрицу твою таких ужасов рассказал. Мы с зари у забора дежурили, ждали чтобы она хоть в магазин пошла, чтобы тебя умыкнуть. А она в автобус до города села, Шурка проследил.
Слушая любимый голос, я страдал: голову сдавливало, будто тисками, а мышцы и суставы выкручивало. Требовался хоть глоток противного отвара, чтобы унять эту пытку.
Неожиданно все прекратилось. Голове и телу стало легко, только сильная слабость не давала встать.
— Кажется, Шурка снял колдовство, — пробормотал я.
Вскоре прибежал и сам сосед. Молча подбежал к иконе, висящей в углу, вытащил из-за нее пучок больших гвоздей и кинулся в Машкин двор. Вскоре оттуда донесся стук молотка.
Когда Шурка вернулся, то плюхнулся в кресло и выдохнул:
— Все, кирдык ведьме!
Мы с Оксаной вопросительно смотрели на него, ожидая объяснений. Сосед уселся поудобнее и рассказал, больше для меня, так как Оксане за вечер многое успел поведать:
— Машка пять лет назад людям вредить начала, когда ее Сережка-ухажер бросил. Через месяц парень от неизвестной болезни иссох и помер. Потом она на хахаля подружки заглядываться начала, а тот ее отверг и тоже в могилу ушел. Потом местный ухарь в их огороде грядки потоптал и вскоре окочурился. Бабка вой подняла, так сразу с инсультом слегла. Бояться люди Машку стали, хотя кое-кто к ней захаживал: за местью там, или соперницу со свету сжить. Тут-то я струхнул — через забор с такой курвой живу. А у меня жена и двое детей…
— Где? — не понял я.
— К матери своей погостить поехала, внуков бабке показать, — махнул рукой Шурка и продолжил, — я тогда к своей тетке в соседний район рванул за советом.
— У тебя тетка — колдунья! — догадался я.
— Ну нет! Теткина соседка. Она меня и научила, что делать: колдовству на гвоздях и словам волшебным. Я тогда заговоренные гвозди вокруг своего двора в землю набил, как куполом прикрылся. Ведьма меня и мою семью замечать перестала.
— А сейчас ты чего ей наколотил? — поинтересовалась Оксана.
Шурка гордо заулыбался:
— Я газетку с волосенками откопал, сжег, а пепел в речку скинул. А потом земли с трех могил ее жертв набрал. В доме в подпол кинул. На земле землю не найдет. А гвозди освященные, у порога и всех окон вбил. Она в избу войдет, а выйти не сможет. Только если ее на руках вынесут. К вечеру на нее обратки от всех деяний обрушатся.
— Ужас какой, — Оксана смотрела в окно, через которое было видно крыльцо Машкиного дома. — А нам, что сейчас делать?
— Куриный бульон варить и легкий супчик. Жениха выхаживать надо. А можем еще и на почту сбегать, матери его позвонить.
— Бегите, — сказал я, — теперь не помру, а маму успокоить надо. Только наврите ей, что тут после грозы обрыв проводов был, вот я и не звонил, а сейчас в город уехал. На днях сам позвоню.
За час они обернулись и успокоили меня — мама поверила. Оксана приготовила суп с вермишелью и кормила меня, как маленького. Шурка дежурил у забора.
Машка вернулась вечерним рейсом. Прошла в избу, хлопнув дверью, и вскоре оттуда донесся злобный крик:
— Ты где, падаль?!
Сестра бегала из комнаты в комнату, пыталась выскочить из дверей, но словно напарывалась на невидимую стену. Крик и вой стояли такие, что вскоре вокруг ее двора собралась вся деревня. Люди испуганно перешептывались:
— Ее мать также бесновалась перед смертью…
— Как бы всю деревню теперь не прокляла...
— А чего она орет-то?..
— Падаль какую-то потеряла…
Из окон начала лететь посуда, книги и всякая мелочь. Когда из Юркиной комнаты вылетела подушка, то раздался новый вопль:
— Где моя земля, падаль? Ты сдохнешь! Ты скоро сдохнешь!
Она выкинула стул через дверь и ринулась следом. Думала, что раз мебель вылетает, то и ей удастся проскочить. Но нет, с разбега врезалась в косяк, разбивая в кровь лицо и раздирая ладони.
Солнце зашло за горизонт. Вой ведьмы превратился в хриплое рычание, она по-прежнему металась в избе, периодически мелькая в окнах. Люди видели окровавленный облик с растрепанными седеющими волосами. Раздельных слов Машка уже не произносила.
Селяне продолжали толпиться за оградой, наблюдая за гибелью ведьмы, словно в цирке. Никто ей помогать не собирался. В первом часу ночи все стихло, и зеваки разошлись по домам, решив проверить Машку утром.
В доме Шурки так никто в эту ночь и не уснул. Я за предыдущие дни выспался, Оксана кормила меня мелкими порциями каждые три часа, а Шурка поглядывал то на часы, то на икону, поджидая рассвет.
Когда погнали коров на пастбище, и люди вновь собрались у двора ведьмы, сосед и еще двое мужиков вошли в дом. Машку нашли мертвой, лежала посреди зала. Седые волосы патлами торчали во все стороны, а лицо и шею покрывали гнойные язвы. Внутри избы все было разгромлено.
***
Вызвали скорую. Позже сообщили, что смерть наступила от острой аллергической реакции на неизвестный токсин. Юрку отпустили из армии на похороны, а из города приехала тетка-нотариус и поинтересовалась, не подписал ли я отказные документы.
— Нет, — ответил я.
— Вот и славненько, — заулыбалась она, — у меня на этот участок покупатель есть. Хорошую цену дает. Продавать будете?
— Буду, — без раздумий согласился я.
Так и закончилась моя история знакомства с семьей отца. После продажи своего пустыря со свалкой я навсегда покинул родную деревню. Шурка потом писал, что Юрка после армии женился и привел в дом новую хозяйку. Вроде нормальную. А мы с Оксаной поженились. У нас уже трое внуков, которые любят сказки. Но эту, из нашей молодости, мы им не рассказываем.
Конец
Читайте на канале: Души коммуналки, Пьяные черти