Дело было в конце 70-х, весна и лето у меня тогда выдались беспокойные. Сначала диплом в институте защищал, а потом на практику в поселок отправили. На механика выучился.
В деревнях я с детства не бывал. Родители разошлись, когда мне три года было, и тогда мы с матерью в город переехали. Подробностей семейной драмы я не помню, но знал, что папка завел новую семью и детей. У меня тоже через несколько лет появился отчим — хороший дядька: мы с ним и на футбол, и на рыбалку…
На практике я сдружился с местной молодежью, и особенно с Оксаной. Она тоже тут практику проходила после окончания ветеринарного факультета.
Ближе к осени пришло письмо от мамы, в котором она сообщала, что мой родной отец умер, но оставил мне в наследство дом, в котором когда-то мы жили все вместе. Новость матери сообщила папкина дочь, то бишь — сестрица моя единокровная. Мама даже имя ее не назвала, просто написала: «Эта, что ведьма ему выродила…». Не простила она отцу предательства.
С работы в поездку до родной деревни меня отпустили — все-таки важный повод, а Оксанка разволновалась:
— Ты, если что, в ветеринарку звони. Нужна будет помощь — я приеду.
Не нравилась ей идея, что я увижусь с детскими переживаниями и познакомлюсь с неведомыми родственниками, которые явно на наследный домик рассчитывали.
***
В родное село рейсовый автобус доставил меня ближе к вечеру. Воспоминаний из трехлетнего возраста у меня не осталось, но недалеко от остановки мальчишки гоняли мяч и подсказали, как пройти до нужного мне адреса.
Я шагал по пыльной дороге и поглядывал на небо: с севера наползали черные тучи, которые грозились пролиться обильным дождем. Я даже радовался, что сейчас дойду до дома, где скроюсь от непогоды.
Местные с любопытством выглядывали через заборы и провожали меня взглядами: нечасто тут появлялись чужаки, бродящие в одиночку. Когда я дошел до калитки с нужным номерком, то ахнул: дом был без крыши. Точнее, по краям торчали остатки стропил, а вся середка провалилась внутрь избы. Стекла окон смотрели на улицу выбитыми зубастыми осколками, а стены обрастали коротким серым мхом и плесенью. Вот тебе и домик в наследство! Только участок можно продать, а остатки избы новые хозяева пускай на дрова разбирают.
— С приездом, братишка! — за спиной раздался веселый, звонкий голос.
Я обернулся. Возле калитки стояла девушка лет двадцати — почти моя ровесница.
— Привет, — поздоровался я.
— Давай, покажу, что от дома осталось, и что на участке есть, — она смело подошла и протянула руку, — меня Маша зовут. Еще брат Юрка есть, но его в армию весной забрали.
— А я Илья. А мать ваша где? — поинтересовался я после рукопожатия.
— Умерла восемь лет назад, — грустно проговорила сестра, — болела она сильно.
Мы прошлись по участку, посмотрели старый сарай, заплесневелую от сырости баню и заросший бурьяном огород.
— А чего дом и участок-то бросили? — спросил я.
— Отец велел, — глядя в землю, проговорила Маша, — мы с Юркой маленькие еще были. Вот, в дом бабки с дедом и перебрались, к папкиным родичам.
— Так они живы?! — удивился я.
— Нет. Померли этой зимой, — отрезала Маша, — пойдем, хату глянешь.
Мы пробрались через заросли крапивы и лебеды, и вошли в дверной проем. Сама дверь, снятая с петель, валялась рядом. Дверь из сеней в саму избу тоже была на полу. Вокруг лежали старая древесная листва, гнилые тряпки и какое-то барахло.
В сенях еще уцелел потолок, но как только я переступил порог дома, на меня сверху глянуло вечернее небо с набегающими тучами.
Я недоуменно оглядывался. Мне довелось встречать брошенные дома, но они могли стоять в нормальном состоянии целые десятилетия. Как за восемь лет жилая изба превратилась в гнилушку-развалюшку? Тут даже печь была наполовину разрушена. Кирпичная труба на высоте чуть больше моего роста оказалась начисто снесена. Доски и обваленные перекрытия кровли валялись на полу.
— Маш, а кто дом-то так разнес? — спросил я. — Само за несколько лет так развалиться не могло.
Девушка замялась, а потом рассказала:
— Да хулиганье несколько лет назад проездом занесло. Хотели тут пожить, а отец не пустил. Вот они все и разнесли, а потом удрали.
«Да уж, даже в деревне от негодяев не скрыться», — подумал я.
Не сказать, что я разочаровался в наследстве… Мне от папаши вообще ничего не нужно, но получить напоследок от родителя свалку… Ну и оставил бы своим новым детям, чего меня-то дергать? Тем более, я видел, что Маша смотрела на руины дома с тоской. Наверное, мать вспоминала.
— Откуда у вас тут можно позвонить? — поинтересовался я.
— Из сельсовета, а еще с почты, — ответила сестра, — а тебе зачем?
— С мамой хочу посоветоваться: участок продавать, как землю со старыми надворными постройками, или как заросший пустырь со свалкой? — усмехнулся я.
Маша нахмурилась:
— Нельзя родной дом продавать. Перепиши на меня!
Я удивленно уставился на нее. Неужели, до такой степени наглая? Она глянула на мое лицо и рассмеялась:
— Да шучу я, шучу. У меня сейчас свой большой дом и огород в двадцать соток. Пойдем ко мне, а то ливанет скоро.
Я пошел к калитке, а сестра немного отстала. Когда я обернулся, то заметил, как она подхватила горсть земли у старого крыльца и сунула в карман платья.
«Наверно, на память прихватила», — решил я и подхватил сумку, брошенную у ворот. На землю упали первые холодные капли дождя.
Читайте на канале: Зависть и зеркала (мистика), Разлучница (мистический рассказ)