На доброжировом подворье было неспокойно. Сновали туда-сюда люди, маячила охрана, в окнах терема подрагивали свечи, тревожно метались тени — слухи о скором отъезде купца с домочадцами не были выдумкой. Серый удовлетворенно кивнул — чем больше народу, тем лучше. Шум, гам, внимание охраны отвлекают, да и кому придет в голову в этакое гудящее осиное гнездо сунуться? А вот пришло ведь, и сунется. Нужно только выбрать подходящий момент.
Долго ждать не пришлось — со стороны конюшен послышался шум. Выкатили во двор телеги, открылась задняя дверь — потащили узлы с поклажей. Несколько охранников подошли поближе, переброситься парой слов с конюхами. Серый быстро оглядел двор. Тут, пожалуй, даже вздумай он спуститься и по земле пройти от стены до терема, его не сразу заметят. Впрочем, проверять не стоит.
Веревка была наготове. Хорошо, что в былые времена он от тоски чего только не делал — в том числе и к заветному купеческому саду пробирался. И столбик на одном из балконов давно облюбовал, к которому веревка эта потянется. Теперь главное — чтобы никто на балкончик не вышел ненароком.
Легкой тенью мелькнул оборотень над двором, как давно, много лет назад, перелетали они с другими бесприютными мальчишками через быстрые студеные ручьи за стенами его родного города.
Серый уцепился за хлипкие резные перильца. Внизу ничего нового не слышно — ровный гул голосов, никто не ахает, не кричит, пальцами вверх не тычет. На то у него, впрочем, и расчет был — что в ночное небо никто глядеть не станет, не звездочеты, чай. Эх, жаль, конечно, что нельзя веревку убрать, но ничего не поделать — отпустишь этот конец, повиснет вдоль стены, тогда точно заметят. А так может и обойдется, да и на обратном пути — экономия времени.
Он ловко полез по стене, с недоброй ухмылкой подумав — самое то бы ему в кота оборачиваться. Какой из него волк? Волк — стайный зверь. А он ни в одной стае не прижился — ни среди ворья малолетнего, ни среди достопочтенных купцовых охранников. Кот — другое дело. Лазает он ловко, поспать и поесть любит, а главное — всю жизнь сам по себе, что и ему, Серому, теперь предстоит…
Отогнал невеселые мысли, снова прислушался. Тишина. Вот и окошки, из цветного стекла собранные. Что там ему Яга говорила про кинжал?
Лезвие без усилия вошло между створок. Легонько звякнул замок.
Оборотень, не до конца еще веря в случившееся, толкнул раму. Из открывшейся тьмы на него повеяло странным запахом — не душно-влажными ароматами заморских цветов, а сухим, знакомым духом осеннего леса.
Он осторожно пробрался внутрь. Издалека доносились негромкие голоса, топотали чьи-то ноги по деревянным полам — прислуга торопливо укладывала вещи. Внизу, во дворе, кипела работа — грузили купцов скарб. А на балконе царила тишина, лишь иногда что-то еле слышно шуршало во мгле. Сквозняк шевелит листья? Засада?
Серый вынул из-за пазухи кусок дерева, заботливо переданный ему накануне Лешим. Немного поморгал — глазам требовалось привыкнуть к странному, зеленоватому свету, который испускала гнилушка. На балконе ничто не шелохнулось, и оборотень решился — скользнул внутрь, прикрыл створку и осторожно подул на свой светильник.
Деревяшка вспыхнула чуть ярче, осветив пространство вокруг. Вот и клетка — стоит, укрытая плотной тканью, видимо, чтобы не ослепляла вошедших. Опять зашелестело справа, Серый вздрогнул, но упорно шагнул вперед. Сощурился и осторожно отогнул край чехла.
Если бы на балконе действительно ждали люди Доброжира — взяли бы сейчас незваного гостя без всяких проблем. Посланец Яги и Лешего, присланный освободить Жар-птиц, как зачарованный смотрел на обитателей клетки. Потом потрясенно протянул вполголоса:
- Так вот они какие…
Жар-птицы, легенда Тридесятого леса, вестники осени, были сказочно красивы. Золотое оперение, огненные искры на крыльях и хвостах, сияющие бока. И размером — чуть больше воробья.
Их было десятка два. Сидели на жердочках, не шевелясь, смотрели остекленевшими глазами, и Серый в ужасе подумал, что опоздал с освобождением. Потом одна медленно, словно нехотя, встопорщила перышки, и тут же зашуршало совсем рядом, буквально за спиной.
Оборотень подпрыгнул, как ужаленный, обернулся — как раз вовремя, чтобы увидеть, как широкий, словно лопух, лист какого-то неведомого растения плавно падает на пол, в кучу таких же пожухлых, засохших листьев.
Зимний сад Доброжира умирал.
Повсюду были увядшие цветы, листва скукожилась и пожелтела, стебли зачахли. Осень, никак не наступавшая снаружи, во всю мощь разгулялась за витражными стеклами.
Серый потряс головой. Не время было дивиться чудесам. Внутрь он хорошо попал, незаметно, но теперь предстояло выбираться, причем не одному. Безразмерная котомочка Яги, куда предполагалось пересадить узниц, была приторочена к поясу. Дело за малым — пересаживаешь туда оцепеневших Жар-птиц и даешь деру, пока не поймали. А, ну и клетку еще открыть, конечно.
Клетка была хороша. Из какого-то золотого металла, под стать пленницам, по прутьям вьются проволочные стебли с крохотными цветочками — красотища неописуемая. Сколько стоило и весило все это добро, Серый представить не мог. Как хорошо, что ему не придется тащить громадину на спине, рискуя свалиться на головы охранникам. Оборотень решительно потянулся к дверке и провел по замку кинжалом.
В следующее мгновение терем содрогнулся от звона. Каждый из сотен цветков звонил во всю мочь. Жар-птицы переполошились и заметались по клетке, роняя перья. Ткань упала, и балкон, заполненный увядшими цветами, озарился светом.
Оглушенный всем происшедшим оборотень даже не сразу понял, что его крепко держат под руки бывшие товарищи по службе.
© Анна Липовенко
Продолжение следует.
Начало сказки тут: