История о мужестве живущих на обстреливаемых украинскими националистами территориях.
До подмосковного Центра восстановительной терапии имени М.А.Лиходея, где «ставят на ноги» получивших военные травмы людей, я добиралась почти полдня. В дороге размышляла и морально готовилась ко встрече с человеком, пережившим, наверное, в этой жизни ВСЕ самое отчаянное и страшное, что может выпасть на его долю. Я ехала на встречу с учителем школы №110 Инной Тарасенко из Петровского района Донецка — самого «несчастного», растерзанного масштабными обстрелами с Украинской территории. Петровский находится рядом с многострадальными Марьинкой и Красногоровкой. В один из таких «горьких» дней осколком от разорвавшегося снаряда Инне оторвало ногу выше колена. Но уже спустя 3 дня, проведенных в реанимации, она продолжила вести уроки с учениками...дистанционно...из больничной постели. Ведь заменить её было некому. Кто-то же должен учить детей. Я сравнивала, ну кто такая я, а кто она — осмысленно устремившаяся ради добра в опасность, поборовшая страх и ежедневно совершающая то, «что должно». Я думала о мужестве всех тех мирных жителей, которые живут под обстрелами украинских националистов и поддерживают в своих городах и селах лучины жизни: пекут хлеб, лечат, учат и верят в лучшее.
И вот я уже в Центре на этаже протезного отделения, - в том самом месте, где у нас назначена встреча. Стучу, открываю дверь и слышу шум работающего инструмента. Вдруг становится тихо. В проеме дальней комнаты показывается человек с внимательными и пронзительными глазами:
- А мы Вас ждем. Инна немного задерживается на процедурах, просила предупредить. Меня зовут Юрий Алексеевич Погорелов, я изготавливал Инне протез. Если хотите, пока есть время, проведу по отделению экскурсию. Вы, наверное, даже не представляете, что видели стены этих комнат.
Если б стены могли говорить.
Мы идем с Юрием Алексеевичем мимо стоек с перекладинами (брусьев) и зеркал, где пациенты учатся делать свои первые шаги на новых конечностях-протезах. Мимо станков, где их вытачивают. Рядом примерочная: здесь снимают главные параметры, а позже подгоняют, подтачивают, улучшают протезные заготовки. За ней — гипсовая комната. Там замешивают материалы для слепков культи. Мы идем по кафелю, и гулкий стук наших шагов впитывают стены, незримо вибрируя. Ах если бы они могли заговорить, передать эмоции, звуки неуверенных шагов вставшего на протез человека. И сколько их было...
- А стены безмолвно таинственны, - говорю я.
- Вы не поверите: 32 года назад на Вашем месте стоял тот самый мужественный летчик-легенда Алексей Маресьев, ставший прототипом героя книги Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке», - заговорил Юрий Алексеевич. - Я ведь здесь тружусь с 90-го года. Так вот, когда я увидел настоящего Алексей Петровича Маресьева, затрепетал. Я же со школьной скамьи воспитывался на советской литературе. И о подвиге летчика, сумевшего выжить наперекор приговору, победить инвалидность и вернуться на фронт, о его силе воли, стремлении жить знал наизусть. И вот в тот день в 1991 году, когда случилась наша встреча, я уже знал, что мне предстоит изготовить для него новый протез. Мне самому тогда было 23 года. Маресьева к нам направили по линии ЦК ВЛКСМ. Дело в том, что в 1989 году принципиально изменилась технология нашей работы. Именно здесь впервые в стране мы внедрили производство модульных протезов верхних и нижних конечностей из литьевых пластиков по немецкой технологии. Нас даже специально обучали коллеги из Германии. Благодаря этому появилась возможность восстанавливать природный внешний вид утраченной конечности. Сейчас эта технология используется во всем мире. Так вот, Алексей Петрович на протезирование приехал с супругой. А мне тогда казалось, что все это сон: я находился рядом с Героем. Снимал с его ноги слепки и не мог в это поверить. Несмотря на свой возраст — 76 лет, Маресьев выглядел волевым и вел себя очень мужественно. Мои представления о нем совпали. В то же время меня поразили его скромность и простота в общении. Он пришел к нам на тяжелых кожаных протезах. А когда мы изготовили для него новые — легкие, без креплений и мешающих комфорту деталей, и Маресьев их одел, мы попытались ему помочь сделать первые шаги. Ведь протезы были настолько легки и непривычны для него. На новых конечностях очень трудно шагнуть впервые, ведь ноги их не чувствуют. Но Алексей Петрович нас отстранил: «Я сам!» - так и сказал. - «Я на первых сам пошел, и на этих смогу». И пошел. Он потренировался, походил несколько дней, опираясь вот на эти специальные брусья. Упражнения поделал, а на третий день уже «побежал» по коридорам. А я как горд был. И очень потом жалел, что не оказалось у меня тогда под рукой фотоаппарата сделать исторические снимки. Удалось только взять автограф на книге из моей домашней библиотеки «Повесть о настоящем человеке». Так что память о Маресьеве осталась.
Кстати, наша Инна мне его очень напомнила. Неделю назад примерила, одела протез, а сегодня смотрю - уже «носится» по этажу. Помните у Бориса Полевого: «чем слабее и немощнее становилось его тело, тем упрямее и сильнее был его дух». Я поразился мужеством этой женщины. Она родилась в Донецке, 17 лет работала в школе учителем английского языка. А с 2014-го года, когда район начали массированно обстреливать, Инна с семьей продолжала там жить и трудиться. Хотя многие люди не выдержали, убежали подальше из этих мест. Инна говорила мне: « Если б я сбежала, испугалась опасности, кто же тогда учил бы детей?!» Она и пожар в школе тушила, когда перед началом учебного года здание обстреляли украинские националисты. Мы ведь с Инной много бесед провели. Я должен был понять ее реабилитационный потенциал - настрой на возвращение к нормальной жизни. Это - самая главная составляющая процесса протезирования!
Главное — поверить в «новую» ногу.
Юрий Погорелов работает с Инной уже три недели. Несмотря на положительный результат, сложности еще остаются.
- У неё ампутация была в январе этого года. По нашим профессиональным меркам — совсем недавно. Когда Инна приехала к нам в Центр, культя еще была в отечном состоянии. В первую очередь надо было отёк снять. Я показал, как делать правильное бинтование. Вот с этого момента и началась подготовка к протезированию. Когда протез был изготовлен, Инне предстояло научиться делать первые шаги. Это очень больно. Обучить пользованию «новой» ногой — тоже процесс сложный. Здесь должен «включиться» мозг: человеку нужно осознать, что теперь эта искусственная конечность должна стать для него «родной». В «новую» ногу нужно поверить! Это означает, что человек не должен переживать, что нога подломится, сломается, и он упадет, - говорит Юрий Алексеевич. - Инна поначалу походила «в брусьях», потренировалась с костылями и постепенно перешла на трость с подлокотником. Я заметил, как только она поняла, что все у нее получается, - ожила, захотела «бегать». А я как был рад! Я увидел ее настрой, жадность к полноценной жизни. Для меня ведь это тоже профессиональное счастье — видеть улыбку своего пациента. Инна захотела надеть платье, и она его обязательно наденет. Она же в первую очередь — женщина!
- И будет незаметно, что у неё протез?
- Конечно. Делается специальная косметическая облицовка, аналогичная здоровой конечности. Сверху одеваются колготочки, и — вперед! Инна шутит, говорит: «Представляю, будто новые туфли надеваю. Красиво же будет!»
- Какой же самый ответственный момент в изготовлении «новой» ноги?
- Конечно же снятие слепка с культи. Все зависит от рук мастера. От того, насколько скрупулезно и точно он сделает свою работу, будет зависеть состояние человека. Если допущена ошибка, пациент будет мучиться. Сформируется неправильная походка, деформируется позвоночник, боль не будет проходить и т.п. В такой ситуации придется переделывать слепок. Сейчас у Инны идет процесс адаптации. Работа с ней не закончена, она будет долгой. Возможно, что-то придется еще подтянуть, подточить, отшлифовать...
За дверью послышались шаги, она распахнулась. И в комнате появилась Инна Тарасенко — как будто взошло солнце. По крайней мере, мне показалось, что вся она будто светится — глаза, улыбка, все её существо. И сразу заговорила с порога: «Дошла до вас...сама, заждались?»
- Вы поговорите пока, я отлучусь ненадолго, - сказал Юрий Алексеевич и вышел. И мы с Инной остались вдвоем.
«Летят снаряды, а мы считаем».
Район, где живет Инна, плотно прилегает к контролируемой Украиной территории.
- Раньше они из Марьинки по нам «бахали», а теперь, после того, как их чуть подвинули, стреляют из Курахово. По жилым районам они обычно бьют минометными снарядами или Градами. Раньше — 80-м калибром, а теперь — 155м. Я заметила, сейчас по нам бьют какими-то чудовищными боеприпасами - с огромным количеством поражающих элементов, - говорит Инна. - В тот день когда снаряды попали во двор нашего дома, раздался звонок сына на мобильный. Я была на работе. Он плакал, хотя ему уже 12 лет, и говорил, что не может спрятаться в подвале, потому двор завален битым стеклом — задело дом. Стекла вывалились. От гаража осталась груда кирпичей. Я помню в тот день постреливать начали с утра. Я не особо волновалось, такое стало привычным. А после сообщения сына, сорвалась и побежала домой. Когда летают снаряды, у нас общественный транспорт вообще не ходит. Когда бежала, отчетливо слышала, как с Марьинки выпустили из минометов еще порцию на наш поселок. До нас ведь от мест пуска по прямой — всего 7-10 км. Поэтому звук выхода боеприпаса мы улавливаем четко. Вот он вышел, и мы считаем: раз, два, три ...взрыв. То есть, чем быстрее раздается взрыв, тем ближе, значит, к границе нашего поселка националисты поставили свои смертоносные установки. Если ты слышишь свист, это признак того, что снаряд летит рядом, но не на тебя. Вроде как — можно особо не дергаться. Так вот, в тот обстрел 9-го января в нашем поселке много домов пострадало. Муж с сыном потом пытались выехать на машине в тихое место, и чудом остались живы. Несколько снарядов разорвались на дороге рядом с колесами, посекло стекла. Потом мы временно перебрались к родственникам. Ведь в доме нельзя было жить без тепла и света.
Когда через неделю мы пришли в себя, вернулись кормить живность — собаку, кошек и убраться немного. День был светлый, тихий. Как сейчас помню — 14 января. Муж забивал фанерой окна, а я собирала стекла и относила их подальше к мусорной свалке. Я тогда отошла от дома — метров на двести. Взрыв возле меня раздался неожиданно. Вся земля рядом вдруг вздыбилась. И я почувствовала что-то неприятное в ноге. Я уверена, снаряд сбросили сверху с дрона. Все было как-то внезапно. Выследили, наверное, меня и скинули. Только зачем?! Я же мирный человек. Думаю, это сделали смеха ради. Позабавиться. У нас ведь в поселке ни солдат, ни военных объектов вообще нет. Люди живут своими мирными делами: ходят на работу, растят детей, ухаживают за стариками. За что меня расстреливать?! Как многие переселенцы, я не уехала на Западную Украину просить пособие. Я осталась работать на своем месте. Я не просила их помощи...ни копейки. За что меня так?!
Из реанимации — за рабочий стол.
Когда я уже лежала в больнице со своей травмой, к нам в палату зашла врач-анастезиолог. Она рассказал, что в нашем поселке во время обстрела погибла бригада скорой помощи. В начале этой весны все случилось. Весной нас также активно обстреливали и продолжают. Были раненые. Люди вызвали скорую, бригада приехала. А в это время с украинской стороны прилетело прямо по машине. Анастезиолог рассказывала, когда одну из раненых - молоденькую девочку- сотрудника скорой из пострадавшей бригады привезли в больницу, пытались спасти, она за руки врачей хватала: «Спасите... спасите... пожалуйста». Но нельзя было спасти. Травмы, не совместимые с жизнью. А я же ведь тогда тоже периодически впадала в уныние: «Мол, зачем мне жить без ноги и т.п.» Анестезиолог, рассказывая про случай со скорой, все на меня смотрела. Будто говорила: «Эх, ты!» И я собралась, перестроилась. Попросила мужа привезти мне программу, учебники, ноутбук был со мной. И продолжила вести со своими учениками дистанционные уроки. У нас ведь, сами понимаете, в районе большая нехватка педагогов, каждый на счету.
Я, кстати, свои уроки, начала выкладывать уже сразу после реанимации. Душа ведь болела: как там мои ученики, лишь бы не отстали по программе. Я ведь еще и завуч по воспитательной работе. У нас смешанный формат обучения. Когда интенсивно прилетает, свет есть не везде, а значит, - интернет не работает. Обстрелы ведь постоянно. Не все ученики могут в 9 утра подключиться к онлайн уроку. Я использую любые способы для передачи ребятам знаний. Обучающие видео готовлю и рассылаю. Если у кого-то кого есть проблемы по конкретной теме, даю спецзадания в личку. И, кстати, красной нитью на всех уроках у нас идет тема безопасности: мы обязательно проговариваем с детьми, как себя нужно вести в сложной ситуации. Например, нельзя ходить по улицам в наушниках, чтобы не пропустить звук выпущенного снаряда. Что делать, если слышен свист боеприпаса или рядом случился взрыв. Обязательно обращаем внимание, чтобы ребята на улицах внимательно смотрели себе под ноги во время движения: есть опасность напороться на мину-лепесток или мину-парашют. Этим «добром» фашисты нас засыпают регулярно.
Сейчас вот живу в обнимку с компьютером. Хорошо, что в Центе есть интернет. Он хорошо ловит в холле первого этажа. Там за столом я по вечерам и работаю. Под конец года нужно выдать много отчетов, планов. Участвую в этом процессе, как могу. Помогать же надо коллегам. Сын тоже с ноутбуком свободное время проводит, учится дистанционно.
Я периодически ловлю себя на мысли, что всё же есть в этом мире какая-то высшая справедливость. Меня нашли волонтеры, вывезли всю нашу семью в спокойное место, а потом — в Подмосковье. Эти люди помогли оформить все необходимые документы, поместили на реабилитацию в ЦВТ, собрали деньги на протез. Мне кажется, я попала в рай. Ведь не каждому выпадает такое: лечиться, и чтобы близкие были рядом. А здесь возможность есть. Ведь без мужа и сына я бы не смогла адаптироваться к новому образу жизни. Даже снять-одеть протез самой пока не получается. Помогает супруг. А о нас тут все заботятся. Кажется, что мы попали в большую дружную семью - это огромная душа. Низкий поклон всему персоналу, и тем людям, которые организовали для нас возможность здесь лечиться и возвращаться к полноценной жизни. Я ведь и туфли когда-нибудь одену. Мы же их давно не носим: трудно бежать на каблуках, когда стреляют.
Хочу выразить отдельную благодарность общественнице Елене Пироговой и ее единомышленникам. Не знаю, каким чудом они меня разыскали и опекают. Я очень хочу со страниц вашей газеты поблагодарить всех этих людей. А еще хочу, чтобы люди узнали о моей истории и научились ценить свою жизнь и то, что у них есть 2 руки и 2 ноги. И что некоторые их проблемы на самом деле — просто пустяки.
Перед тем, как сюда выезжать, у нас обстрел был. А я тогда на костылях училась ходить. Вокруг взрывы, а я под окном на улице в тот момент стояла. Рванула в дом, и уже в коридоре понимаю, что костылей-то нет. Я от ужаса их где-то потеряла, оказывается. Стою на одной ноге и думаю, как же я добежала?! А как страшно стреляли с утра в тот день, когда нас вывозили волонтеры. Вот как назло. Чудом выбрались.
- Инна, а все таки, Вы же ведь могли уехать из Донецка, найти работу в другом, более спокойном, месте, - сказала я.
- Мне многие сейчас так говорят. А мой коллектив? Как же я их брошу?!А мои ученики что подумают? Мы же своими поступками им пример даём. Тебе трудно, а ты сопротивляйся, стой на своем, несмотря на препятствия. Я вот сейчас восстановлюсь и обратно вернусь. Меня, кстати, на встречу в Москву сам Министр просвещения приглашал. А я отказалась. Мне очень тяжело дается эта «слава». У нас в Донецке каждый человек герой, неловко.
Инна заплакала,...и я не сдержалась.
Гениальный образ жизни.
- Вот и оставляй после этого вас вместе. Прекратить! - вошедший Юрий Алексеевич строго посмотрел на нас. И мы прекратили. Погорелов незаметно перевел тему в другое русло:
- Вот Вы, например, знаете, что протезирование — удовольствие дорогое? - обратился он ко мне. - Наверное и не представляете порядок цен. А я Вам скажу: самый простой протез стоит от 300-от тысяч. Верхняя планка может «перевалить» за 7,5 миллионов, если он электроникой напичкан, то есть подстраивается под образ жизни пациента.
- А электроника в протезах — отечественная?
- Да вот нет, и материалы импортные. Абсурд получается. По нефтепроводу «Дружба» на Украину мы нефть гоним, а противник продуктами этого сырья свою технику заправляет. Запад снаряды поставляет Украине, а мы закупаем импортные запчасти для протезов, чтобы заменить ноги-руки нашим бойцам, которые этими же снарядами их отрывает. Глава следкома Александр Бастрыкин в своем недавнем выступлении абсолютно верно сказал, что стратегические отрасли нам давно пора национализировать. Протезирование ведь тоже стратегическое производство.
- Сами понимаете, сейчас количество инвалидов с минно-взрывными травмами растет в геометрической прогрессии, - продолжил Юрий Погорелов. - Потянут эти люди материально такую нагрузку, как протезирование?! Многие ведь бойцы из присоединенных территорий, которые сидят в окопах, и документы российские оформить не успели. А ведь по медицинской части, если что случится, куча бумажек будет нужна. Есть и другая проблема. Человек должен иметь право выбора. Давно идут разговоры о системе электронных сертификатов. Сейчас эта история как-будто находится в стадии пилотного проекта в Москве. Жаль, что долго тянут. Было бы правильным, если пострадавший от военных действий одновременно с инвалидностью получал бы электронный сертификат — аналог родовому. На нем будет лежать определенная сумма. Инвалид сам будет решать, как его использовать: захочет дорогой протез, — часть денег добавит из своих средств; пожелает простой вариант, - рассчитается за него только сертификатом. Если что-то останется на счете, можно приобретать нужные лекарства. В этом и будет проявляться забота государства. Полноценным людям не понять, что чувствует человек, потерявший конечность. В него жизнь надо вдохнуть. Ведь самая главная инвалидность в мире - перестать бороться за свою жизнь. Опуститься, спиться. Но для сильного и мужественного человека утратить ногу или руку - это не трагедия. Это - гениальный способ жить. Просто травмированный человек пойдет иным путем, чем большинство. По большому счету, инвалидом я бы назвал того, кто имеет отсутствие духа, а не части тела. Многие бойцы протезируются и возвращаются обратно на фронт. Вот как.
Инна вступила в разговор.
- А я ведь стихи написала, когда со мной всё это случилось:
«Простые дончане, а вы — не сбежали,
Не разбирались, кто - враг, а кто - друг.
Вы просто учили, лечили, спасали:
Водитель, учитель, пожарный, хирург…
Под «градами» хлеб старикам развозили, Мели тротуары под шквальным огнем,
От выстрелов пушек больных уводили.
В подвале врачи продолжали прием.
Все люди Донбасса достойны награды,
Вы это трудом доказали своим.
Кому-то покажется: нет в мире правды.
Но будьте уверены — мы победим!»
- Извините, - тихо сказала Инна и улыбнулась. - У меня по скайпу сейчас разбор домашнего задания с ребятами. Я в холл спущусь.
Нельзя мириться с ролью жертвы.
И мы как-то все сразу заторопились и пошли дружно вместе с Инной вниз.
- Вы столько пережили в жизни и находите силы улыбаться, - сказала я Инне.
- А мы улыбаемся, чтобы не заплакать, - ответила она. - У нас в районе все так говорят. Такой настрой у людей. Я иногда думаю, почему в тот день снаряд выбрал именно меня. Что в своей жизни я сделала не так? Мне высказывали потом, сидела б я дома тихо, никуда бы не ходила, и была бы сейчас двумя ногами. Не знаю...Люди сегодня волнуются, говорят, когда националисты из Марьинки по нам били, мы хотя бы слышали этот звук беды — выход снаряда. А сейчас, когда фашистов дальше, к западу подвинули, они стали кидать дальнобойными. Нужно, чтобы страны НАТО оружие прекратили поставлять! Его ведь по мирным целям применяют. Эти их ракеты тихие, их не слышно в полёте. Теперь и не узнаешь, когда и куда примерно они ударят. Это страшнее. Недавно пришла новость, что у нас в Петровском на прошлой неделе погибла директор школы №103, где я училась. Когда со мной трагедия случилась, она меня очень поддерживала. Татьяна Аркадьевна с семьей переехала в более безопасное место. Вот там их и накрыло 5 дней назад. Снаряд прилетел в 7 утра. Прямое попадание. Все еще спали. Татьяна Аркадьевна погибла, разрыв брюшины. Не спасли. Дочка ее — тоже учитель, сейчас в реанимации в тяжелом состоянии. Внучка в больнице, а ей 3 годика. В доме еще коллега-учительнца была, тоже ранена. И муж пострадал. Трагедия.
А к страху тоже привыкаешь...со временем. Но нельзя мириться с ролью жертвы! Никогда. Раньше приходили мысли, может лучше бы я погибла тогда, переплакали бы все да и закрыли тему. А когда я встретилась с Погореловым, и он мне рассказал, какие герои через его кабинет прошли, я воспряла. Знаю, все будет хорошо. Я не желаю зла тем, кто сделал меня такой, какая я сейчас. Это глубоко несчастные, заблудшие существа. Они не видят дальше своего носа, но провозгласили себя вершителями судеб других людей. Вы же видите, что делают в Киеве с нашей православной церковью. Но я не буду заблудших ненавидеть! Для меня будет ужасной трагедией, если я допущу такие мысли. Никогда, слышите, никогда нельзя так думать! Какое жалкое состояние платить ненавистью за ненависть. Это не по-христиански. Если враг твой голоден или его мучает жажда, накорми, напои его. Вот так надо! Они калечат, забирают жизни ни в чем не повинных, но их когда-то накроет карма за такие деяния. Они уже сами себя наказали на век вперед, как минимум!
У Инны заблестели, стали мокрыми глаза, и она ... улыбнулась.
- И спасибо, что интересуетесь нашей жизнью. Так легче, - сказала она. - Я компьютер пошла настраивать.
- А мне тоже пора на автобус, - заторопилась я.
В холле у выхода Инна показала свой «рабочий» стол, где «ловит» интернет. Потом мы с ней обнялись и вышли на крылечко.
- До ворот не пойду, а то обгоню, а Вы — обидитесь, - сказала она и опять засмеялась.
Я спустилась по ступенькам, обернулась. Инна взмахнула мне рукой. Уже смеркалось. Она стояла в проеме, маленькая и хрупкая. Но такая настоящая, прямая и решительная, будто сделана была из стали. Эта Инна Тарасенко - учитель донецкой школы.
Я пошла, потом еще раз обернулась и увидела, как она зашагала в темноту холла, выпрямив спину и вскинув голову.
А мне вдруг вспомнились строчки стихотворения поэта Марии Ватутиной —землячки Инны Тарасенко:
«Ты к любви возвращаешься, оживаешь,
Из пепла встаешь, к небесам взываешь:
Нам прибавилось силы, приросло, открылось,
Русское вона где сохранилось!»
Светлана ПЕТРУШОВА
