Настало утро. Ехать предстояло за тридевять земель, в пригороды Питера, поэтому договорились встретиться пораньше, в девять. Санёк уже отвык так рано вставать, в связи с чем эта поездка ему не нравилась уже с самого начала. Подъём не свет ни заря, искать где-то какого-то проводника-урку со странным погонялом «Промокашка», потом с ним пиликать в какой-то посёлок на краю географии, названия которого они не знали, чтобы прикрутить некого мифического сельского коммерса, который жбанчит бетонными плитами, да ещё и родственник местного авторитета… На слух всё это затея совсем не воспринималась, как адекватная. И главное, как назло – какой прекрасный день. Вышло такое редкое этим летом солнце, тепло, светло, птички поют и вот чего совсем не хочется так это опять куда-то ехать, кого-то грузить… Но денег осталось всего ничего, поэтому делать нечего.
Месье понурив голову, недовольно дошёл до гаража, сел в свою боевую восьмёрку. Ему как раз недавно её помыли на мойке, как назло чистая, теперь перепачкаешь, и ещё и лобовуху затонировал днями турецкой плёнкой прямо ниже середины, сервис Таран презентовал прикрученный, там пацанам всё бесплатно.
- Н-да… Что ж на посту-то говорить… А, ладно, скажу вампир и скрываюсь от солнца.
ГАИ-шники часто подтрунивали над тонированными, мол на кой вам такая тёмная тонировка, улыбаясь пряча полтинничек к нагрудный кармашек. Кстати, турецкая плёнка отличалась от американки тем, что через неё не было видно ни снаружи, ни внутри. Если американская выглядела внешне чёрной, но водителю не доставляла хлопот с обзором, то через дешёвую турецкую, особенно когда смеркалось, не было видно не зги, так что приходилось ехать по приборам и высовывать голову в форточку. Но сейчас было утро, ярко светило солнце и проблем с этим никаких не было.
Санёк проехал по району, забрал пацанов. Те заспанные и опухшие тоже недовольно загрузились в тачку.
- Слушай, Герц, - недовольно сказал Месье, - чот мне вся эта затея совсем не нравится. Барон этот… подозрительный, ехать хер знает куда, хрен знает зачем. А не подстава ли это?
- Да не должно… Такими серьёзными знакомствами не понтуются, можно головы лишиться, да и Таран одобрил. Тут уж делать нечего, придётся ехать.
- Вот Илонин салон – другое дело, прямо под боком. Дорогу перешёл, бабки снял и свободен… А в этот колхоз теперь езди через все посты… Себе дороже. Не знаю, разок сгоняем, а там я не обещаю.
- Надо мыслить стратегически. Илона что – сегодня есть, завтра нет, а там вроде целый завод бетонный, чуешь разницу?
- Чую разницу… Одна даёт, другая дразнится. Так кто этого Промокашку знает, где его вообще искать?
- Да знаю я его, - ответил сзади Пупок, - известная личность. На Авангардной обитает, в бараке.
- И кто таков?
- С виду алкаш алкашом, синий, весь в наколках с ног до головы, по фене ботает, как соловей поёт. Вроде пни – развалится, а трогать нельзя, уважаемый человек. У него ходок больше чем тебе лет. Ты давай вон там с Гаванской через трамвайные пути, во двор, дальше по Вавиловскому и рядом с заброшенным сквером увидишь барак.
Восьмёрка пропетляла по городу, свернула в злачные кварталы и опасные районы, но в принципе не так далеко от них. Сразу за пустырём стояли покосившиеся жёлтые двухэтажные бараки. Пупок показал дорогу, они проехали по грунтовке и выехали во двор, не изменившийся с тридцать седьмого года. Лепные звезды, серп и молот на облупившихся домах, во дворе тётка с папиросой во рту развешивает бельё на верёвке, на ржавых качелях ползают грязные голодные и чумазые ребятишки, на канализационном люке растянулся рыжий бездомный пёс.
- Коммунизм! – восторженно брякнул Слон, - Уважаю!
- Подвинься, Карл Маркс и Фридрих Энгельс! Гаргантюа и Пантагрюэль в одном лице…
- Слышь, а по репе!
Пупок вылез сзади восьмёрки, еле протиснувшись через Слона, сходил в барак, вернулся.
- Ща, явится, явление Христа народу.
Действительно, минут через пять к ним вышел очень колоритный и необычный персонаж. Дедок невысокого роста, морщинистый как шарпей, беззубый, в майке и обвисших триканах, кепке, какие носили в тридцатые, и домашних тапочках. Весь с ног до головы синий от татуировок, с годами размытых и уже многие было не понять на старческой обвисшей местами коже.
- Оп-па, кого я вижу, господа хорошие, бродяги! Наше Вам. Вы здесь по делам, или может просто старика решили подогреть за подорванное режимом здоровье?
- Ты Промокашка?
- Для кого Промокашка, а для кого Андрей Петрович! Я же не знаю из каких вы будете, вместе не пили, детей не крестили, так что извольте по всей форме доложить цель вашего визита.
- Слышь… Петрович… Ты нам зубы-то не заговаривай. Мы от Тарана, тебя нам Барон сосватал кого-то барыгу в области загрузить, так что давай без лишних прелюдий куда, чего и как, пароли-явки.
- А, так Вы от Виктор Сергеевича? Ну что же сразу не сказали. Предупреждены-предупреждены, что ж для Барона я всегда с превеликим удовольствием. Короче была тут у меня стрела недавно с пацанами из области…
- У тебя? Ты что на стрелки ездишь?
- А что… Не хуже других… Ну Бог с ним, короче там пересеклись мы с Кувалдой, а мы с ним ещё в восьмидесятых вместе по этапу шли, да на пересылках… Эх, времена были… Ну и забухали мы на этой волне. Так вот он рассказал, мол осел здесь, в Ленобласти, в посёлке Солнечный, живёт с одной бабой, хозяйство завёл и типа его над этим посёлком за старые заслуги смотрящими поставили. А что Кувалда – пацан ровный, из старых воров, законы уважает, понятия. Это ему так сказать – пенсия. Ну а у бабы его родственник, типа свояка, действительно крутится по бетонным делам. И ему как смотрящему нельзя, чтобы барыга пацанам не платил, а напрямую брать стрёмно, вроде родня, деревня маленькая, в одном месте пукнешь – в другом слышно. Вот он, слово за слово этого «бетонщика» нам продал, а мы его вам перепродали. А ехать смотрите, ну Солнечный вы знаете, тридцать километров, дальше вниз под мост, заезжаете, ищете улицу Зелёную. Там конечно сложно с первого раза понять… Вот на ней, как бы вам сказать… спросите у местных Игнат Максимыча, это Кувалда самый и есть, только там надо через озеро, мимо сельпо…
- Так, понятно, запрыгивай-ка, Петрович, в тачку, будешь нашим гидом. Без тебя я чувствую мы там точно заплутаем… Озеро, сельпомост, у меня уже мозги кипят.
- Любой каприз за ваши деньги, чего не сделаешь для хороших людей.
Промокашка залез назад восьмёры, сел между Герцем и Пупком.
- Да… тесновато у вас, в следующий раз на мерине приезжайте.
- Ну вот щас нам твой сельчанин отбашляет и сразу купим.
- Дорога длинная, может честная компания желает перекинуться в картишки… так чисто по рублику…
- Ага, знаем мы ваши картишки, обнесёшь, а потом карточный долг - долг чести. Колода-то поди вся меченная, слышали про ваши зоновские приколы. Ты лучше покажи какой-нибудь фокус с картами тюремный.
- Ну это сколько угодно. Вот, смотрите внимательно.
Промокашка синими узловатыми пальцами ловко распахнул колоду, раскинул карты, они просто летали в его руках. Он начал ловко, не улавливаемыми глазами движениями тусовать колоду, постоянно меняя стиль, направление и траекторию размешивания. То укладывал всю колоду на предплечье, то подбрасывал, то так сдвинет, то эдак, то раздвинет руки до полуметра, а карты между ними летят, как будто зависли в воздухе… Амаяк Акопян. Потом он просто протянул калоду Герцу
- Выбирай любую карту, только мне не показывай.
Герц вытащил из колоды случайную карту, посмотрел, вернул на место в середину. Промокашка в этот момент показушно отвернулся, потом он как-то ловко сдвинул карты, сделал волшебные пассы, перемешал. Все внимательно смотрели, даже Слон повернулся с переднего сидения и Месье глядел в зеркало заднего вида. Колода казалось перемешанной вдоль и поперёк.
- Бери карту сверху, - протянул он карты обратно изумлённому Герцу.
Тот медленно взял, посмотрел, показал всем…
- Ты смотри… чудеса…и правда она… Но… как?
- Поясни-поясни! - загалдели все.
- Да это не фокус, так развод для первоходов… Короче, ты когда карту в середину колоды вставил, я ей как бы колоду на две части разделил и нижнюю часть наверх положил, так что твоя карта внизу оказалась. А дальше – ловкость рук и никакого мошенничества. Мешал красиво, но нижнюю карту не трогал, она всегда находилась внизу, вот это потренироваться надо. Но… на зоне времени много свободного, натренируетесь ещё…
- Не каркай…
- А что, тюрьма – место понятное, родное. Кормят бесплатно, тепло, люди хорошие, уважаемые… - Промокашка мечтательно задумался, вспоминая родные пенаты, - Может зимой опять туда зимовать пойду, давит меня воля… Ладно, ребятушки, господа-разбойники, так вот потом осталось её, карту эту, что всегда внизу была, просто наверх положить и тебе твою же карту и отдать.
- Круто, придумано, легко, а выглядит эффектно.
- Пользуйтесь, молодёжь…
- Месье притормози вон у тропы, схожу попить куплю… - сказал Пупок.
Он выглядел каким-то больше всех помятым, похоже его мутило.
- Крошка сын к отцу пришёл и сказала кроха: «Если ночью хорошо, значит утром – плохо!». Ты где куролесил?
- Попозже расскажу.
Тачка остановилась у стихийного рынка на выезде из города, почти на самой окраине. К комкам вела пешеходная дорожка, с двух сторон которой раскинулся блошиный рынок, на котором бедные пенсионеры, пьяницы, просто нищие и безработные, короче самые обездоленные слои общества, торговали последним, что у них осталось. Кто – рваной кофточкой, кто – потёртыми книгами без обложек, кто – стоптанными ботинками, некоторые – инструментом, бу-шными гвоздями, болтами. Горький, был бы жив, снова здесь написал бы своё незабвенное «На дне». Пацаны шли по пешеходке, отбиваясь от назойливых уличных торговцев, навязчиво предлагавших им свой ненужный хлам за копейки.
Тут же, слева стояли старые, напольные, допотопные весы. Проходя мимо, Слон не мог отказать себе в удовольствии и встал на них. Стрелка легла вправо и что-то внутри хрустнуло, они явно не были предусмотрены для ста пятидесяти кг. Пацаны заугарали.
- Весы сломанные! – пытался оправдаться Слон.
- Худеть надо, тогда ничего ломаться не будет, - смеялся Месье вместе со всеми.
В этот момент с раскладного рыбацкого стульчика встал какой-то маленький седой дедок в заношенном пиджачке и военной рубашке, который незаметно до этого примостился рядом с весами. Он с улыбкой просиял и повернул невидимую до того табличку, стоявшую к пацанам тыльной стороной.
«Взвешивание – 100 рублей», значилось на нарисованной синей ручкой на картонке табличке-прейскуранте.
- Молодые люди, а деньги! – радостно закричал старичок, мошенничеством заманивающий свои жертвы на контрольное «взвешивание».
- Да ладно, отец, оставь себе, что уж мы совсем без понятий, - ответил ему Слон, не вкуривая чего от него хотят.
Вся компашка пошла дальше.
- Нет, вы не поняли, это вы мне должны деньги!
- Чего-чего? Так мы думали это бесплатно, извиняй, папаша. Погоди, как ты сказал? «Должны»? Кому должны мы всем прощаем. И вообще, ты дед кому платишь? Теперь по ходу нам.
Старый проныра схватил под мышку стульчик, весы и не оглядываясь шустро скрылся в толпе униженных и оскорблённых…
- Ты смотри, какой пенсионер пошёл наглый. Нас развести хотел! – возмутился Слон, - Совсем страх потеряли!