Найти тему
Анна Приходько

Дыхание матери

Цицерон. Рене Магритт. 1948 год
Цицерон. Рене Магритт. 1948 год

— Не боись, я ничего с ним не сделаю. Я только своё у него заберу, и можешь лелеять своего любимого. Тянет же тебя к нему, и без меня это знаешь.

Ксанка дёрнулась.

Ей казалось, что часть волос осталась у Эдуарда в руке.

Он зашагал от неё прочь, нервно отряхивая ладонь от Ксанкиных волос.

"Повесть об окаянной" 67 / 66 / 1

В том месте, где стоял Эдуард, лежало маленькое колечко.

Ксанка подняла его. Всё похолодело внутри.

Это было колечко её матери. Она хорошо помнила, что когда мать пропала, кольцо долгое время лежало на тумбочке у её кровати. А потом исчезло. Отец обвинял в этом и Федьку, и свою сестру Веру. На Ксанку почему-то не думал.

Обыскали весь дом. Кольцо не нашли.

А теперь оно лежало на Ксанкиной ладони.

После скованности тепло разлилось по телу. Кольцо словно обнимало Ксанку как руки мамы.

Она вздрогнула, сунула находку в карман и побрела домой.

Окаянная уговаривала себя хотя бы в доме казаться прежней.

Но Семён чувствовал её напряжение, сначала пытался помириться, потом тоже как будто охладел.

С Зарой Ксанка старалась не пересекаться.

Дома почти не ела, сразу после прихода ложилась спать.

Нужно было выспаться до полуночи, чтобы потом непонятно кого высматривать в окне.

Кольцо Ксанка надела на палец.

Семён его заметил и сказал:

— Неужто и впрямь ты променяла меня на другого? Вон у тебя украшение какое появилось. Я на такое не заработал.

Ксанка недовольно буркнула:

— Мамкино кольцо.

— Что-то раньше я его не видел, — недоверчиво сказал муж.

— А я тебе и не обязана была всё показывать и наизнанку выворачиваться.

Кольцо было впору.

Надев его Ксанка заметила, что солнце опять жёлтое, а без него чёрное.

Было страшно.

Она украдкой посматривала на слегка потемневший от времени металл, гладила его и ждала, когда Эдуард опять явится.

Его не было долго.

Когда он пришёл, тотчас упал на колени и стал молить о прощении. Он утыкался своей головой в Ксанкин живот, насильно клал её руку на свою голову и шептал:

— Прости старого дyрака, я ведь не вурдалак какой, а отец ро́дный!

Ксанка отстранялась от исполина, он подползал опять.

Нёс какую-то несвязную ересь о том, что болен и его мучают кошмары. А ночами он живёт в своём сонном мире и иногда путает места. Эдуард говорил, что женат на бессоннице. Она его измучила и выпила всю кровь. Якобы через Эдуарда она вышла и на его детей, и на племянников.

Ксанка молчала.

Она даже не стала запоминать весь этот бред.

Присела на постоянное место своего отдыха (узенькую скамью у стены сарая), закрыла глаза.

Эдуард присел рядом, положил руку на её коленку.

— Поспи, дочка… Я посторожу твой сон.

Ксанка чувствовала, что силы покидают её.

Спросонья она вдруг поняла, что отец пытается снять с неё кольцо.

Но сил открыть глаза не было.

Ксанка была в полном сознании, но чувствовала беспомощность.

— Да снимайся же ты! — шипел Эдуард. — Пока спит она, снимайся же… Я тут и на коленях, и сторожем. Пилить буду.

После слова «пилить» Ксанка смогла открыть глаза и вырвать свою руку из рук Эдуарда.

Тот сразу поменялся в лице, его наигранная улыбка была кривой и неприятной.

— Ты чего, душа моя, испугалась? Страшное приснилось? Немудрено… Немудрено, что в такой вони, где ты работаешь, плохие сны приходят.

Тебе отдых нужен. Настоящий отдых. С кроватью и удобной подушкой. Вот расплатятся все с твоим отцом, заживём, доченька. Я тебя заботой окружу и любовью отеческой.

Эдуард лил свои сладкие речи, они уже переполняли чашу Ксанкиного терпения.

— Колечко твоё мне приглянулось, — продолжал он улыбчиво. — Ты где такое отхватила при нынешних временах?

Ксанка смотрела на Эдуарда зло.

Он поморщился, вытер неожиданно проступивший на лбу пот.

— Не смотри так на меня, — попросил он Ксанку. — Стесняюсь я, когда вот так меня изучают. Чай не добрый молодец, чтобы меня так рассматривали.

Ксанка заметила, что мужчина очень заволновался, когда она на него смотрела.

Его лицо стало каким-то растерянным. Он поднялся на ноги и качаясь пошёл восвояси, прошептал напоследок:

— До новых встреч, моя любимая доченька.

— До новых встреч, папенька, — язвительно ответила Ксанка.

Эдуард оглянулся.

В его взгляде читалась ненависть, упрёк и ещё что-то нехорошее.

Ксанка не верила ему.

Но Заре сказала, что тот покаялся. Ксанка стала замечать за собой какие-то невиданные ранее ощущения.

То у неё получилось подействовать на Зару, то одним взглядом уложить Семёна спать, заставив его в полудрёме говорить о том, что любит её.

Какие-то новые силы прибавились, новые чувства.

Через три дня после того, как приходил Эдуард, в коровник пожаловали четверо пренеприятных личностей. Они представились городской комиссией.

Но Ксанка в коровники их не пустила. Велела сначала принести от председателя записку, что тот осведомлён об осмотре.

О том, что это обманщики, Ксанка догадалась сразу.

Только на прошлой неделе была проверка. И всегда председатель был с гостями.

А тут пришли четверо, морды свои наглые насупили.

— Значит власть тебе не указ! — громко провозгласил один. — Да мы твоего председателя поменяем вмиг. Кого из нас хочешь видеть своим начальником?

— Никого, — Ксанка ответила так, словно своими словами встала на тропу войны.

Все четверо переглянулись между собой.

Один вышел вперёд, произнёс доброжелательно:

— Ну ладно, ладно. Через председателя, значит, иди за ним.

— Не пойду, — покачала головой Ксанка. — Он в отъезде. Я за него.

— Тю! — воскликнул этот вышедший вперёд. — И чего ты тут головы наши песком посыпаешь? Пыль в глаза пускаешь! Раз за председателя — открывай коровники, проверять тебя будем.

Ксанке было страшно.

Что она могла сделать против четверых коренастых мужчин, обладающих невиданной силой (судя по мускулам на руках)?

Окаянная чувствовала, что они хотят затащить её в закрытое место и что-то сотворить.

Уже переполненная волнением и страхом Ксанка с сильнейшим облегчением увидела, как к коровникам движутся с обеда другие работники.

Мужчины ещё покрутились возле Ксанки и по очереди стали уходить в сторону леса.

— А ты тут времени не теряешь даром! На обед не ходишь. Хахали, видать, тебя кормят, — сказала доярка Стеша. — Кому-то ни одного мужика, а кому-то помимо мужа ещё четверо. А это ещё мы и не видели остальных.

Ксанка не собиралась оправдываться.

Она нырнула в коровники и не выходила оттуда до самой темноты.

Уже и скотину пригнали на ночь, а Ксанка всё сидела внутри.

В ту ночь она уже не вернулась домой.

Когда все работницы ушли, посмеиваясь над тем, что муж нерадивую жену выгнал из дома, а той негде кроме коровников приютиться, Ксанка вышла на улицу.

Необычайно звёздная ночь радовала измученное сердце.

Лёгкий ветерок забирался под юбку и блуждал там, словно ненасытный любовник.

Ксанка ёжилась от этих чувств. Ненадолго её сердце охватила нежность к Семёну, но опять угасла.

Покрутив материнское кольцо, Ксанка пошла в сторону леса.

Ей хотелось обняться с каким-то толстоствольным деревом и попросить у него защиты.

Уже на полпути окаянная заметила, что звёзды стали тусклыми, их заволокло тяжёлой чёрной тучей.

Это туча и была сама ночь…

Тотчас стал накрапывать мелкий дождь.

Ощущалась прохлада.

Ксанка только подумала о том, что лучше всё же пойти домой, как услышала рядом шаги.

Замерла, боялась даже дышать.

Яркий свет откуда-то взявшегося факела ослепил окаянную.

Она попятилась назад и тотчас попала в чьи-то руки.

Это руки прижимали её к себе и не давали вырваться.

Она закричала.

— Не ори, кольцо отдай и катись…

Ксанка усмехнулась тотчас.

Хватка незнакомца ослабла. Окаянной удалось сделать шаг вперёд.

— Эдуарду отдам, вам нет, — Ксанка старалась говорить спокойным голосом, словно и не испугалась вовсе.

— А, ну добро! — послышалось из темноты. — Давай её на плечо. Хозяину принесём, там пусть и разбирается.

Что-то очень острое и жгучее коснулось Ксанкиного плеча.

Тотчас по телу стал разливаться жар.

Она опять почувствовала со спины чьи-то объятия и растворилась в них…

Продолжение тут

Все главы в путеводителе по ссылке ниже