Она была невысокая, белокурая, с косичками, с большими смеющимися глазами — мы видели ее фотокарточку.
Переворачивая листы истории невольно ловишь себя на мысли, что история развивается по спирали. И те, затаённые обиды, запертые в пыльных шкафах на западе, передаются с генами потомкам. Теперь они ищут реванша сегодня...
Статья, опубликованная в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 3 октября 1941 г., пятница:
Дочь партизана
Когда немцы заняли село Новоселье, председатель сельсовета Михаил Иванович Пыренко ушел в партизаны. Немцы шарили по лесам, разыскивая его отряд. Безрезультатно.
В селе остались жена Михаила Ивановича Ольга Андреевна и его дочь Маня, 13 лет.
Немцы арестовали Ольгу Андреевну и стали выпытывать у нее, где и с кем находится ее муж. Ольга Андреевна ответила, что не знает. Немцы настаивали. Ольга Андреевна попрежнему отговаривалась незнанием.
Тогда ее повесили на сельской площади, как жену партизана. Согнали весь народ поглядеть на виселицу — чтобы другим не повадно было. Избу сожгли.
Маню Пыренко приютили соседи. Она была невысокая, белокурая, с косичками, с большими смеющимися глазами — мы видели ее фотокарточку.
Как-то раз к Мане пришел переводчик из немецкого штаба. Он вошел в избу, сел за стол и сказал:
— Здравствуй, девочка.
— Здравствуйте.
— Тебя зовут Маня?
— Маня.
— Вот и отлично, — сказал переводчик, будто обрадованный тем, что нашел кого искал. — Ты здесь живешь?
— Здесь.
— А где твой папа?
— Не знаю.
— Не знаешь, не знаешь! — сказал переводчик и побарабанил пальцами по столу. — Как ты можешь не знать, когда к тебе недавно пришло письмо от папы.
Это была правда — несколько дней тому назад пришел от Пыренко посыльный и передал его дочери письмецо от отца и подарочек — корзинку, сплетенную из коры березы.
— Не знаю, — повторила Маня.
— Ну, хорошо, — ответил переводчик и встал.
— Пойдем к офицеру, он хочет с тобой поговорить.
Они пошли в немецкую комендатуру. Здесь за столом сидел офицер, а в углу стояло несколько колхозников, которых он допрашивал. Офицер хорошо говорил по-русски. Увидев Маню, он сказал:
— Здравствуй, девочка.
— Здравствуйте.
— Подойди-ка сюда.
Она приблизилась.
— Тебя зовут Маня?
— Да.
— Тебе сколько лет?
— Тринадцать.
Офицер помолчал, потом сказал.
— Видишь ли, Маня, твоя мать была плохой женщиной, очень плохой. Она не желала нам помогать, сколько мы ее ни просили... Ты понимаешь меня?
— Понимаю.
— А ты должна нам помочь, — сказал офицер, — германская армия отблагодарит тебя. Ты меня слушаешь?
— Слушаю.
— Итак, нам надо знать, с кем ушел твой отец, а также, где он находится. Нам известно, что ты это знаешь. Мы не сделаем ему зла. Мы приведем его сюда, и он будет жить с тобой. Тебе все понятно? Да?
— Да.
— Ну, вот, ты расскажешь нам, а я запишу. — Он вынул перочинный нож и стал аккуратно очинивать карандаш. — Только не надо врать, — сказал он, — за вранье мы строго накажем.
— Я не буду врать.
— Вот и отлично. Ты хорошая девочка. Ведь ты не боишься нас?
— Не боюсь.
— Ты все расскажешь, правда?
— Да.
— Ну, молодец! Возьми конфетку.
— Не хочу. — Возьми, возьми. Ты получишь много конфет, когда расскажешь нам все, что мы просим. Поняла? А теперь рассказывай... Подойди сюда, сядь на стул и рассказывай.
— Я расскажу, — сказала Маня, — я расскажу...
Она подошла к столу, села на стул, пригладила волосы, повертела в руках карандаш, как бы собираясь что-то писать, затем взяла со стола перочинный нож и изо всех сил ударила им в грудь немецкого офицера.
...Сейчас село Новоселье отбито у немцев. Труп казненной фашистами Мани Пыренко не найден. Но возле избы, где происходил ее допрос, наши бойцы соорудили скромный памятник: холмик, обложенный разноцветными камешками, деревянный обелиск с вырезанным на нем знаменем и красноармейской звездой. На обелиске надпись: «Девочке Мане от Красной армии. Вечная память!».
Вечная память! Мы не забудем Мани Пыренко. Мы запишем ее светлое имя в список героев, павших за родину. Придет час расплаты. И в этот грозный час мы отомстим и за невинную детскую кровь, пролитую фашистскими палачами. (Евгений ГАБРИЛОВИЧ)
Где оно, это Новоселье? В каких краях? И помнят ли там поныне Маню Пыренко?
В утренней и вечерней сводках Совинформбюро — те же сообщения, что и в начале октября месяца: везде упорные бои с противником. О положении на Западном и Брянском фронтах — ничего нет. А уже пал Орел. Об этом Гл. редактор КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ узнал в Генштабе. Это же подтвердили и прибывшие из-под Орла корреспонденты по Брянскому фронту Павел Трояновский и Василий Гроссман. Их корреспондентская «эмка» — вся иссечена осколками. Возле нее собрались работники редакции — рассматривали, покачивали головами: вот, мол, досталось ребятам! Как только живыми выскочили?
Редактор выслушал их внимательно но, узнав, что они ничего не привезли для газеты, не удержался от резких слов. Конечно, репортаж о прорыве на Брянском фронте, о захвате врагами Орла газета напечатать не могла, пока нет официального сообщения. Однако тогда считалось, что в любом бою, даже с самым неблагоприятным для нас исходом, выявляются истинные герои, свершаются подвиги и о них-то можно и надо писать!
Без всяких обиняков редактор сказал Гроссману и Трояновскому:
— Нам нужна не простреленная ваша «эмка», а материалы для газеты. Возвращайтесь на фронт...
Но вспомним то время! Не до сантиментов было тогда...
Гроссман и Трояновский сразу же выехали в 1-й гвардейский стрелковый корпус генерала Д. Д. Лелюшенко, которому как раз в тот день удалось остановить врага под Мценском. Реплика насчет «простреленной «эмки» пошла гулять по редакционным кулуарам и даже по фронтовым корреспондентским пунктам, чтобы подчеркнуть непреложность неписаных законов, установившихся в нашей редакции с первых же дней войны.
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Президентскими грантами, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1941 год. Просим читать и невольно ловить переплетение времён, судеб, характеров. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.
