«До чего мы дожили, что такая простая вещь, как нельзя убивать людей, нуждается в объяснении», - сказал на днях музыкант Вася Обломов в интервью Михаилу Козыреву. Если еще не смотрели, рекомендую – в интервью многое расставляется по местам, и благодаря этому собственные мысли очень проясняются. Я продолжаю внимательно смотреть на наш мир, на ту реальность, в которой мы сейчас все оказались, читаю блоги, статьи и комментарии к ним, и к этой фразе Васи мне, кажется, есть, что добавить.
У меня сложилось такое ощущение, что мы как-то вдруг или постепенно оказались в такой точке, где в принципе почему-то нужно объяснять самые простые вещи. Не только то, о чем говорил Обломов, но и многое другое, которое раньше казалось очевидным и всем более или менее понятным. Причем оказались мы в этой точке не год назад, а гораздо раньше.
Например, после нескольких сотен лет непрерывного прогресса в сфере медицины и вообще охраны здоровья, который дался, вообще-то, огромной ценой и невероятным количеством жертв, почему-то понадобилось объяснять кому-то, что любая прививка от смертельно опасного вируса лучше, чем ее отсутствие, даже несмотря на индивидуальные риски этой самой прививки. Понадобилось объяснять, что позиция «пусть все погибнут, лишь бы меня никто не трогал и мне ничего не пришлось бы делать» в наши дни выглядит, как минимум, очень странной, а как максимум – людоедской.
Очень многим людям пришлось объяснять, что наживать несметные богатства незаконным путем, да еще и ценой тотального обнищания сотен тысяч людей – плохо, и делать так нельзя. Почему-то на заре XXI века это еще не всем кажется очевидным. Умным, интеллигентным, порядочным людям то и дело приходится объяснять, что дико в наши дни нападать на кого-то, не поняв, о чем он говорит, да еще нести это свое непонимание как флаг во главе армии таких же непонимающих. Огромное количество людей вдруг почему-то решило, что можно совершенно не стесняться ни своей глупости, ни невежества, да еще и оправдывать этими глупостью и невежеством свою агрессию.
Как объяснить людям, что если они чего-то не понимают, то виноват в этом вовсе не тот, кто говорит непонятно? Как объяснить, что если вас обманывают, то плохим в этой ситуации является сам лжец, а не тот, кто разоблачает ложь? Как объяснить, что статус жертвы – пусть что ни на есть подлинной жертвы подлинной агрессии – не является индульгенцией для собственной агрессии и никому не дает права нападать на других? Какие слова можно подобрать для тех, кто считает, что бить первым – это нормально, иначе побьют тебя, и вообще для всех тех, кто считает агрессию и насилие нормальным способом решать свои проблемы?
Вдруг оказалось, что приходится объяснять чуть ли не алфавит. Что дети не ваша собственность, и что насилие по отношению к ним неприемлемо. Что хамство – это не собственное мнение и не конструктивная критика, а именно что хамство. Что если вы подаете хамство под видом критики, то вы не перестаете быть хамом, а просто становитесь лицемером. Что в принципе можно называть что угодно как угодно, но вещи, поступки и явления будут сохранять свою суть, и вы не превратитесь из злодея в добряка, если будете называть зло добром.
Все эти самые простые истины для огромного количества людей вдруг оказались совершенно непостижимыми, смутными и поэтому даже как будто не имеющими права на существование. Они с огромным недоверием смотрят на тебя или читают твои объяснения онлайн, бесконечно продолжая спрашивать – а с чего ты вообще это взял? Кто сказал, что это правильно, что так и надо? Где это написано, и кто вообще за это может поручиться? Почему мы должны этому человеку доверять и вообще его слушаться? Почему мы вообще не должны делать то, что хотим, и кто вправе нам это запретить?
Как выяснилось, все эти простые и совершенно очевидные на первый взгляд истины практически невозможно объяснить человеку, мимо которого прошла вся накопленная человечеством история цивилизации, прогресса, социальной нормы, этики, культуры, науки и всей гуманистической мысли в целом. Как пятилетнему ребенку, ты вынужден объяснять ему снова и снова, почему добро является добром, а зло – злом. И когда он вроде бы уже все понял, и ты со вздохом облегчения принимаешься за свои дела, он снова задает тебе вопрос в духе того, о котором говорил Вася Обломов, и ты с ужасом вновь приступаешь к объяснениям – с ужасом от ощущения, что все объяснения были напрасными.