Открыв глаза, Селимие увидела ту же таинственную комнату с одинокой свечой, когда впервые в ней очнулась. Только полная луна теперь уже была не видна, а откуда-то сбоку освещала окошко своим перламутровым светом.
- Кто Вы? Где я? – медленно произнесла она.
- Ты в безопасности, милая. В монастыре. А я сестра Татиана, врачевательница, - ответила добрая женщина.
- Значит, дошла…О, Аллах, благодарю тебя! – прошептала девушка и тут же громче добавила:
- Спасибо Вам, сестра Татиана! Это Вы спасли меня?
- Спасла тебя Матерь Божия! И наша матушка Филарета! Она игуменья в монастыре. А ты мусульманка, значит? – спросила Татиана.
- Да, мусульманка. Недавно ею стала. А была христианкой православной, - задумчиво ответила Гуашхун.
- Ну и ладно, милая. Бог един! Отдыхай до утра. Отвару тебе дать успокоительного? А то уж больно ты кричала во сне и плакала. А, может, у тебя что-нибудь болит? Как ты себя чувствуешь? – забеспокоилась Татиана.
- Спасибо, Татиана, у меня ничего не болит…- ответила Гуашхун, на мгновение задумалась и продолжила, - душа только. Но я справлюсь.
- Ну и хорошо. Спи, милая. Доброй тебе ночи! Пусть Господь пошлёт твоей душе успокоение! Я тут рядом прилягу, зови, если что-то понадобится, - сказала Татиана и пошла к кровати в углу напротив, которую Гуашхун заметила только сейчас.
После слов монахини и особенно после лёгких прикосновений её рук, девушка впервые за долгое время почувствовала себя так спокойно и безмятежно, что захотела спать. Повернувшись на бок, она дотронулась до живота, благостно улыбнулась, закрыла глаза и тут же окунулась в негу сна.
Проснулась она от того, что чья-то горячая нежная рука ласково гладила её по щеке. Ей было так приятно, что не хотелось открывать глаз.
Лишь, ощутив лёгкое дуновение ветерка на лице, она приоткрыла свои карие очи. Увиденная картина заставила её улыбнуться.
Сквозь маленькое окошко в комнату заглядывало взошедшее солнце.
Это оно путалось в её смоляных кудрях и гладило её щёки своими ласковыми лучами, прогоняя прочь тёмные думы и растапливая иней на её замёрзшем сердце.
Гуашхун сладко потянулась и взглянула на кровать в углу, но та была уже пуста и аккуратно застелена.
Девушка привстала, взбила подушку, подняла её повыше и снова легла.
Успокоительные отвары, которыми её поили, видимо, притупляли чувство голода. Может потому, что сейчас их действие прошло, Селимие вдруг ужасно захотелось есть.
“Моя малышка требует пищи, она голодна”, - улыбнулась во весь рот девушка, услыхав длинную руладу, которую выдал её желудок.
Селимие с самого начала, когда узнала о своей второй беременности, решила, что теперь у неё родится дочь.
Увидев на маленьком столике кувшин с водой, она собралась хотя бы попить, однако встать с кровати не успела.
В дверь легонько постучали, и на пороге появилась уже знакомая ей Татиана в сопровождении привлекательной женщины средних лет и молодой высокой и стройной девушки.
Селимие приподнялась, чтобы встать, но женщина с властным видом, по всему видать, это и была игуменья Филарета, жестом разрешила ей оставаться на месте и сказала:
- Лежи, дитя моё, не беспокойся. Сестру Татиану ты уже знаешь, а это Сестра Агния, трудница, она в монастыре живёт и работает временно, когда захочет, тогда и уйти сможет. Как ты себя чувствуешь?
Голос главной монахини был чистым и бархатным и очень располагал к себе.
- Спасибо, Матушка, я чувствую себя хорошо. Я очень благодарна Вам, что спасли и приютили меня. Я не стану злоупотреблять Вашим гостеприимством… - Селимие на миг замолчала и решительно продолжила: - и подвергать Вас опасности. Меня могут искать. Если Вы скажете, чтобы я ушла, я смиренно приму Ваше решение, - склонила она голову.
Мать Филарета вздохнула и присела на низкую скамью возле стола.
- Думаю, неспроста ты отправилась в такой трудный путь, чтобы искать убежище и защиту у Господа Бога и Святой Богородицы.
Им было угодно сохранить тебе жизнь и дать это убежище. Ты останешься здесь столько, сколько пожелаешь. Ничего не бойся. Ты и твоё дитя отныне под надёжной охраной, - чётко произнесла Игуменья.
- Откуда Вы знаете про ребёнка? – опасливо нахмурила брови Селимие.
- Не пугайся. Наша врачевательница Татиана осмотрела тебя, когда ты была без сознания. Так у нас положено. Мы не можем рисковать здоровьем наших обитателей.
Так вот, никаких отклонений она у тебя не выявила, только чадушко во чреве увидала, - улыбнулась Филарета. – Сейчас ты поешь, а потом, если пожелаешь, расскажешь свою историю.
Ещё скажу тебе вот что. Вчера в монастырь приходили стражники из султанского дворца, сбежавшую наложницу искали, но о том, что она беременна, ни словом не обмолвились. Видать, не знают там этого. Что ж, и хорошо, коли так.
Селимие облегчённо вздохнула. Новость её порадовала. “Значит, сюда они теперь нескоро придут, а о беременности не знают. Да и откуда им знать, если старуха мертва,” – подумала она, а вслух неистово промолвила:
- Слава тебе, Боже, Аллах милостивый!
Мать Филарета на это проявление чувств снисходительно улыбнулась.
- Благодарю, матушка! Простите, есть и вправду очень хочется, - извиняющимся тоном произнесла Селимие.
- Вот и ладно. Сестра Агния, принеси деве, чего Господь послал сегодня, супу да хлеба, - обратилась Филарета к молодой труднице, и та быстро вышла за дверь.
Встала и мать Филарета.
- Зови, когда пожелаешь, - сказала она уже в дверях.
В келье с Селимие осталась одна сестра Татиана.
Через четверть часа с подносом в руках вернулась сестра Агния. От дымящегося из тарелки супа исходил такой аппетитный дух, что рот Селимие наполнился слюной, которую она судорожно сглотнула.
- Ты не смотри, милая, что еды мало, тебе покуда нельзя много. И вкушай медленно, по чуть-чуть, не торопись, - предупредила врачевательница. – А я понаблюдаю за тобой, чтобы, упаси Бог, беды не приключилось. Очень измотан организм твой.
Селимие так и сделала, хоть это было и нелегко. Ароматный ноздреватый ломоть белого хлеба она готова была заглотить за один раз, как удав зайца. Это диво ей султан Селим в дворцовом зверинце показывал.
После еды по всему телу растеклось приятное тепло, и Селимие снова поклонило в сон.
- Отдыхай, милая, - сказала Татиана, забрала у неё плошку с ложкой, и они с Агнией вышли из кельи.
Селимие потянулась, зевнула во весь рот и, ощущая благодать уединённого покоя, смежила глаза и беззаботно провалилась в глубокий сон.
Когда она открыла свои очи снова, солнце за окном уже посматривало на запад.
Ей подумалось, что за последние месяцы она впервые так сладко отдыхала.
В келью вновь постучали, и на пороге появилась сестрица Агния с подносом в руках, на котором стояли уже две тарелки с едой, стакан с жидкостью белого цвета и большой ломоть ноздреватого душистого хлеба.
- О, как вкусно пахнет, - улыбнулась Селимие, вдыхая аппетитный аромат, - я смогу съесть это всё? – спросила она у трудницы.
- Если сможешь, то съешь, - задорно ответила сестра, и обе девушки рассмеялись шутке.
- Ешь, конечно, если захочешь, я ещё принесу, сестра Татиана разрешила. Тебе нужно кормить сына, - сквозь улыбку сказала Агния.
- Нет! – вскрикнула Селимие и подняла на Агнию расширившиеся, преисполненные болью глаза.
- Что ты, что ты, успокойся, - заговорила инокиня, с удивлением посмотрев на девушку.
Селимие опомнилась и постаралась взять себя в руки.
- Всё хорошо. Просто я хотела сказать, что нам неведомо, кто родится, возможно, это будет девочка, - стала она оправдываться, пытаясь улыбаться.
- Это верно. На всё воля Аллаха, - сказала Агния, чем несказанно удивила Селимие.
- Разве ты мусульманка? – спросила она сестрицу.
Та стушевалась и быстро ответила:
- Нет. Просто ты так говорила, а я за тобой повторила. – Хочешь, я посижу с тобой? – спросила она, заметив, что у Селимие подрагивают руки.
- Да, побудь со мной, мне так спокойнее. Ты хорошая, - ответила Селимие, постепенно успокаиваясь.
Агния присела на лавку и огляделась.
- Келья у тебя маленькая. Моя больше, в ней даже два окна. Светло и уютно. Ты ешь, ешь. Каша рисовая с курагой. Это вкусно. Вечером тоже будет рис, но с бараниной. Тот я больше люблю. Я вообще мясо люблю, - болтала Агния, а Селимие под её разговор с аппетитом ела, зажав в ладошке кусок хлеба, с улыбкой поглядывая на девушку.
- Спасибо, Агния, очень вкусно, но, кажется, ужинать я уже не смогу, - рассмеялась Селимие, держась за живот. – Можешь рассказать мне о заведённом порядке проживания здесь? – спросила она у инокини.
- Вести себя благопристойно, молить Господа о прощении и милости, хвалу и благодарение ему возносить. Вот, пожалуй, и всё. Мы ещё трудимся, но тебе вряд ли придётся. Тебе дитё беречь надо, - ответила Агния.
Она хотела ещё что-то сказать, но в дверь постучали, и в комнату вошли мать Филарета и лекарша Татиана.
Агния подхватилась с места, но Филарета жестом позволила ей присесть.
- Посиди, Агниюшка, отдохни. Видела я, как ты сегодня потрудилась. Хвала тебе! – перекрестила она трудницу.
- Спасибо, матушка, - склонила голову девушка.
- О, дева моя, вижу, что дела твои в гору пошли, глядишь хорошо, слава тебе Господи! – улыбнулась она Селимие. – А как чувствуешь себя? Готова ли поведать нам свою историю?
Ты не думай, я не из праздного любопытства спрашиваю, я тебе душу облегчить хочу.
Скорбь в глазах твоих была, когда я впервые тебя увидала, плакала ты во сне сильно, имя мужеское всё повторяла. Расскажи, милая, может, мы всем миром тебе помочь сможем. Да ты не бойся. Твои слова в этих стенах останутся, - речь Филареты лилась плавно и доверительно.
Слова матушки были приятны на слух, действовали завораживающе, и Селимие захотелось рассказать этой женщине все свои горести и обиды.
- Абдулла…я звала Абдуллу…Это мой сынок…он умер, ему и трёх годочков не было, - еле произнесла Селимие, болезненно поморщилась и обхватила себя руками.
- Ох, милая, горюшко-то какое. Видно решил Господь забрать твоёго сыночка к себе ангелом, на всё его воля, горемычная моя, - с жалостью ответила Филарета и сострадательно погладила девушку по голове.
- Не было на то воли Господа! – выкрикнула Селимие и тише продолжила:
- Казнён он был по закону Фатиха, как сын умершего султана, путём удушения шёлковым шнурком.
- Ох, Матерь Божья, спаси, сохрани и помилуй нас!...Ох, дитятко моё милое, такую муку приняло, да не за что, - запричитала Татиана, закрыв лицо руками.
- Татиана! – грозно произнесла Филарета, яростно стукнув посохом о каменный пол.
Врачевательница сию минуту замолчала, но рук от лица не отняла.
По бледному лицу Агнии заходили желваки, а кулаки сжались до хруста.
- Звали меня Гуашхун, я черкесской княжной была, а стала подарком моего народа великому османскому султану Селиму, - продолжила Селимие.
- Щедрый твой народ, - с сарказмом произнесла Агния.
- Агния! – вновь стукнула посохом по полу Филарета.
- В гареме меня в ислам обратили и имя новое дали, я его не запомнила. Султан потом сам меня назвал – Селимие, вот оно мне понравилось, - улыбнулась рассказчица и тяжело вздохнула.
…На середине рассказа Татиана не выдержала и взволнованно спросила:
- А что же ты спасти своего сыночка не пробовала, может, укрыть бы где удалось?
- Глупая я была, не прощу себя никогда. Жила и не задумывалась, будто султан вечный. А потом, когда прозрела, я умоляла Михримах-султан помочь мне, она могла бы побег устроить, но не захотела, - готовая заплакать, ответила Селимие, её руки затряслись, и она потянулась к стакану с водой.