Утро растекается по зелёным холмам золотым светом, подгоняемое пением птиц. Пахнет росой и морской солью. Луиджина шагает в задумчивости, часто оглядывается, на город, что давно скрылся за петлями дороги и лесом. Орландо идёт рядом, сняв башмаки и позволяя плотной земле массировать подошвы ступней. Они намеренно сошли с римской дороги на дикую тропу, соединяющей путь и несколько новых деревень. Последние образовались вокруг вилл знатных или просто богатых римлян. Их жители, в большинстве своём, потомки работников и рабов. Хотя сами они себя величают истинными жителями тысячелетней империи, а родоначальниками величают Ромула и Рема. Вот только Орландо с прошлой жизни знает, что сразу после падения Вечного города, рабы зарезали хозяев. А после шли грабить караваны с данью, которые ещё несколько лет отсылали северные народы, не способные осознать катастрофу.
— А твой брат... — Сказала Луиджина, повернувшись в очередной раз. — Он точно нам поможет?
— Ну... не совсем брат... скорее его отец.
— Твой отец?
— Нет-нет, я бастард его матери.
Девушка умолкла, брови сдвинулись к переносице, а на лбу пролегла едва заметная морщинка. Во взгляде же появилась некая жалость. Нет судьбы хуже, чем быть бастардом женщины. Незаконнорождённый от знатного мужчины может претендовать на титул, пусть и в теории. Бастард короля, способен занять трон! А вот женский... просто живое напоминание позора.
— А он точно не велит тебя убить? — Наконец, спросила Лу. — Я бы велела...
— Я знаю как его ублажить. — С кривой улыбкой ответил Орландо.
Разговор затух едва начавшись, восходящее солнце прожаривает мир. В траве оживают кузнечики, появились первые бабочки, снующие в поисках цветов, коих в изобилии, куда ни глянь. Жёлтые, белые и нежно-фиолетовые. Орландо осознал, что за всю жизнь, так и не удосужился узнать их названия. Для него в мире есть всего два цветка, роза и не роза. Однако, это наименьшая вещь, что его беспокоит.
Порядок событий изменился неотвратимо. Винченцо сейчас, должно быть, лет четырнадцать, а может и тринадцать. Барон Борсл в самом расцвете сил, а мать... ну, может, она ещё не настолько сошла с ума, как в их единственную встречу. Серкано убит раньше срока, но не обезглавлен. Значит, понтифику потребуется меньше крови и времени, для его восстановления.
Подумав об этом, парень ощутил, как трясутся колени.Бой с возрождённым отцом самая тяжёлая часть его жизни. Несравнимая ни со схваткой с богом войны, ни с ангелом, которому он буквально перегрыз глотку... Нет. В этот раз всё будет иначе! Нужно просто тихое место и хотя бы пара лет. Нужно дать телу развиться, нарастить мышцы и укрепить связки. Тогда его уже никто не остановит.
Никто.
— Я тут подумала... — неуверенно протянула Луиджина, приглаживая волосы, короткие, почти мальчишеские, но даже на вид мягкие и гладкие, как шёлк. — А зачем ты меня спас? Мы ведь знакомы меньше недели!
— Ну... — Протянул Орландо, разрываясь от желания рассказать ей всё. — Серкано ненавидит Гаспара, ведь он его родной сын. Кому, как не ему, знать его методы воспитания. Он мне всё рассказал.
— То есть, тебе стало жалко меня?
— Да.
Ложь срывается с губ легко, ведь содержит зерно истины. Ему действительно жалко, но не её детства, а будущего, в котором повинен он сам. Первая любовь, мать его ребёнка, дважды погибшая от его рук. Третьего раза не будет, как и не будет Али, так и не ставшего полноценным мессией.
— Но всё же...
— Никто не заслуживает Чёрной Комнаты. — Перебил Орландо и девушка умолкла, разом переменившись в лице.
Молчание. Шелест ветра в верхушках трав, крик птицы на холмах и далёкий, едва различимый шум воды. За очередным поворотом тропы вокруг холма открывается вид на обломки акведука. Огромное, арочное сооружение не вынесло падения империи, часть обвалилась и поток воды с рёвом низвергается вниз. Прямо в небольшое озеро, из которого берёт начало ручей, что змей прокладывает путь меж холмов, чтобы сгинуть в высокой траве.
На подходе к акведуку из земли торчит столб с каменной табличкой, на которой высечено: Viam prohibemus. Время слегка слизало буквы, но они всё ещё легко читаются с пары десятков шагов.
— Мы запрещаем проход. — Прочитала Луиджина и вопросительно глянула. — Кому и зачем, и кто?
— Римляне пеклись о чистоте воды в акведуках. — Ответил Орландо, указывая на водопад. — Чистая вода — здоровые люди. Вот потому на некоторых участках к акведуку не могли ходить все желающие.
Спутница кивнула и шагнула в сторону от столба, остановилась недоумённо глядя на парня. Тот засмеялся и, взяв за руку, потянул к озерцу.
— Ты что творишь! Туда нельзя ведь!
— Рим пал, как и его законы. — Со смехом ответил Орландо. — А нам стоит искупаться, да напиться. Кто знает, когда ещё будет возможность.
***
Чтобы не смущать подругу отвернулся и терпеливо ждал плеска воды. Луиджина взвизгнула и звонко рассмеялась, найдя крайне нелепой такую реакцию.
— Холодная!
Обернувшись, увидел над водой только голову, но если приглядеться, то и фигуру разглядеть можно. Вода кристально чистая. Орландо стянул рубаху, штаны и, оставшись в одних трусах, прыгнул в воду. Ледяная! Луиджина вновь зашлась заливистым смехом, увидев, как исказилось лицо друга. Игриво брызнула водой, ударив по поверхности ладонью. Орландо ответил и тоже засмеялся.
Следом нахлынуло светлое воспоминание об игре в снежки. Первой ребяческой радости за всю его жизнь. Маленькое, тёплое воспоминание, среди рек крови и воплей агонии. Стоя по шею в холодной воде, со всей ватиканской гвардией на хвосте, Орландо ощутил незамутнённое счастье. А коротковолосая и голубоглазая девушка с телосложением фехтовальщика, стала самой прекрасной из всех женщин, которых он знал. Даже прекраснее самой себя...