«В комнате пахло гарью далёких лесных пожаров и сгущающимся туманом вечерних сумерек. ЧуднО! На улице ничего подобного не замечалось.. Да и сезон для пожаров в лесу не подходящий - поздний промозглый ноябрь. И туманы в это время года уж не ложатся.
В конце осени благоухает павшей листвой, первыми заморозками и скорым НГ. А чем ещё! Но этот запах был безнадёжным. Как будто беда перемешалась с тоской и выдала аромат - коллаборацию. Болотистость туманов веяла прохладой и отстранённостью. Как взгляд человека, которому на тебя - всё равно! А горечь угольных головешек распостраняла странный удушливый вид обречённости - будет так, как будет! Хотелось распахнуть окна и выветрить всё!
Створки не подавались - старые, расшатанные и перекосившиеся. Пришлось открыть дверь и встать на крылечке. Ветер гулял в сенях, закрадывался в помещения жилые. Шевелил занавески, выгонял из-под кроватей мятые бумаги, окурки, сор. Всё это наколдовать нетипичное амбре не могло. Источник находился где-то в ином месте.
Печка оказалась пуста и невинно непахуча. Шкафы - платяной и бельевой - давали отдушку старого стиранного белья и летних сенокосов. Буфет и сервант попахивали булками, рисом, сушками и наливкой. Всё это было представлено «в ассортименте».
Она ходила по комнатам и принюхивалась. Как кошка, почуявшая запашок испорченной колбаски в углу, который облюбовала для сна. Ей не давал покоя аромат чьей-то печали! И она намеревалась его изгнать!
Сорвала в брошенном запущенном саду последние ветки хризантемы. Они уже и подвянуть успели, и схватить первые морозцы. Водрузила в кувшин керамический, без воды. И так постоят! Нашла в кладовке корзинку с шишками сосновыми. Накидала в топку печную и разожгла огонь. Потянуло гарью свежей..
Добавила к шишкам - вот забава! - полешек, из поленницы в сарае. Пламя принялось шибче и прожористей! Сняла с плиты печной лишний круг, из колодца - пред тем - притащила воды. Пополоскала чайник и поставила греться. Бакалея была с собой, из города. Чашку ополоснула - в рукомойник тоже налила с избытком свежайшей колодезной. Колченогий стул приволокла из спаленки, к столу круглому придвинула.
А флёр горький, влажный всё не уходил.. «Что же это.. Умер ли кто и никак не забудется?. Иль предал кого?. И не прощён..» - думалось в напряжённой голове. Чайник закипел. Заварка нашлась в жестяной баночке, вполне «рабочая».
Она пила чай, прихлёбывая пирожок из домовой кухни. Насыщала одинокое строение - пусть и временной, скоротечной. Но жизнью. И полагала, что если кто и умер. То сиротой в мире не был и отпет, и отмолен давно. Но если предал - нет срока давности «иуде»..
Час спустя - потушив огонь в печи и убрав за собой остатки трапезы. Уничтожив следы своего пребывания и вернув дому первоначальный облик. Она отчалила домой. Так и не разобравшись в феномене инородного благоухания.
Решив, наверное так пахнет предательство..»