Андрей Вознесенский не был ни традиционалистом, ни авангардистом.
Ровно так, как не был символистом Александр Блок или Борис Пастернак — футуристом. Великие поэты никогда не умещаются в прокрустово ложе какого-либо литературного течения. Они просто Поэты с большой буквы.
И одного этого было бы достаточно, чтобы определить их творческий масштаб. Но правда в том, что великие поэты все-таки больше, чем просто
Поэты с большой буквы. Они еще и великие культуртрегеры, как наш герой,
или великие граждане, как Николай Некрасов, или великие дети родной земли, как Есенин, или, наконец, великие страдальцы, как Цветаева.
Вообще-то, великих поэтов единовременно много не бывает, однако случаются исторические периоды, когда восходят не единичные звезды, а созвездия.
Так было в начале XIX и ХХ веков, так было и относительно недавно,
в шестидесятые годы прошлого столетия.
Затем, как правило, наступают периоды затишья, чтобы мы сумели освоить то, что лучшими из нас уже сделано.
Освоили ли мы всё, что сделали «шестидесятники» — авторы первой социальной и культурной перестройки советского общества?
В начале 90-х казалось: освоили. Сегодня подобное утверждение кажется преждевременным. Впрочем, к чести самих шестидесятников следует сказать, что многие из них сами в этом сомневались. Прежде всего, поэты.
В том числе и Андрей Вознесенский.
Он родился в Москве, в семье инженера-гидротехника, профессора, строителя знаменитой Братской ГЭС («И завтра ночью тряскою, в 0.45, я еду Братскую осуществлять!») 12 мая 1933 года. В начале Великой Отечественной восьмилетним мальчишкой вместе с матерью находился в эвакуации в Кургане,
о чем через много лет написал замечательное мемуарное эссе «Моё первое стихотворение».
После войны учился в знаменитой московской школе, пережил роман с учительницей английского языка, чему посвятил блестящее стихотворение «Елена Сергеевна», а в 14-летнем возрасте, то есть в 1947 году, послал свои стихи великому поэту Борису Леонидовичу Пастернаку. Мастер ответил мальчику («Тебя Пастернак к телефону!») тринадцатилетней дружбой — такой школой духа, какой не было, вероятно, ни у кого другого из шестидесятников?
Везение? Отчасти, возможно, и так.
Но скорее всего, было что-то в детских стихах Вознесенского,
в чём угадал Пастернак будущего большого поэта.
В долгу перед учителем наш герой не остался: его стараниями, его влиянием, его организацией были созданы дом-музей Пастернака в Переделкине и издание первого, пятитомного собрания сочинений поэта.
Всему этому коммунистические власти всерьёз сопротивлялись.
Творчество Андрея Вознесенского значительно шире только поэзии и эссеистики, даже международного культуртрегерства.
Не нужно забывать и о его дружбах и противостояниях, несомненно, влиявших и на культуру, и на общественную жизнь, а косвенно и на деятельность властей, вынужденных учитывать многочисленные связи поэта с ведущими мастерами мировой культуры.
А дружил Вознесенский с многими знаменитыми людьми эпохи: с Андреем Тарковским и Марком Шагалом, Юрием Любимовым и Раймондом Паулсом, Беллой Ахмадулиной и Владимиром Высоцким, Нэнси Рейган и Аленом Гинсбергом, Зурабом Церетели и Бобом Диланом, встречался с Робертом Кеннеди и Никитой Хрущёвым, с Пикассо, Раушенбергом, Сартром, Хайдеггером…
Всех его собеседников не перечислишь, о многих встречах он написал в мемуарных эссе и стихотворениях, о некоторых рассказали его биографы и мемуаристы.
Архитектор по образованию, поэт по призванию, сам себя назвавший «Поэтархом», прекрасно рисовавший акварелью и маслом, тонко понимавший поэзию и прозу, живопись, архитектуру, скульптуру, знавший всё и всех, всё читавший и в течение как минимум трёх десятилетий деливший пальму поэтического первенства с Евгением Евтушенко, Андрей Вознесенский оставил огромное творческое, общекультурное и духовное наследие, к постижению которого мы ещё только приближаемся. И при этом, отметим особо, в частной жизни почти всегда он оставался наиболее закрытым среди шестидесятников, даже тогда, когда песни на его стихи,
коих насчитывается не один десяток, распевала вся страна.
Наследие Вознесенского, особенно последнего десятилетия
(а работал Андрей Андреевич, несмотря на долгую и очень тяжелую болезнь, до самого конца жизни), толком не собрано и уж точно не отрефлексировано критикой и литературоведением до сих пор, хотя со дня смерти поэта (1 июня 2010 года) прошло уже тринадцать лет.
Читателю доступно лишь то, что умирающий поэт успел собрать сам в последнем томе своего семитомника.
Появившееся сравнительно недавно двухтомное издание поэтических произведений Андрея Вознесенского в «Новой библиотеке поэта» (составитель и комментатор Г. Трубников) ограничивается текстами, написанными в 50-е — начале 80-х годов, правда, содержит и вещи, не включенные автором в семитомник. Но вот дальше — тишина… Да и комментарий для академического издания здесь слабоват, больше похож на краткие примечания.
Увы, как говорил в своё время главный соперник Вознесенского, Евгений Евтушенко: «Пришли другие времена, взошли иные имена».
Времена действительно пришли другие, имен достойных, правда, много не появилось. И уж точно не появилось мастеров такого уровня, такого масштаба, как наш герой.
Да, Вознесенского зачастую понимать не просто. Истинный художник, прирождённый метафорист, человек колоссальной эрудиции, он разрезает яблоко бытия не вдоль и не поперёк, а по диагонали, или, как сказал сам поэт, «по параболической траектории», находит самый неожиданный, невероятный образ — единственное Слово, собственно и рождающее Поэзию.
Нередко, чтобы понять его стихи до последней глубины,
надо искать им расшифровку во всех доступных источниках.
Вот самый простой пример:
«Андрей Вознесенский» — будет,
побыть бы не словом, не бульдиком,
ещё на щеке твоей душной —
«Андрюшкой»
Что такое «бульдик» — термин, авторский неологизм или?..
Нет, оказывается это словечко чисто московское, сленговое.
Бульдиками называли камни, которыми выложена Красная площадь.
Чтобы понимать поэзию Вознесенского, надо не бояться читать и вчитываться. А читаем мы теперь, в сравнении с теми же 90-ми, мало, поэзия шестидесятников доходит до поколения, выросшего на сетевых постах, а не на книгах, в основном через песню.
Ну и для тех, кто в теме, — посредством подвижнических усилий почитателей поэта и его вдовы, писательницы Зои Богуславской, вместе с сыном создавшей Центр Андрея Вознесенского. Возможно, благодаря сотрудникам музея или перемене общественно-культурных ветров, когда-нибудь мы получим и академическое собрание сочинений самого многоликого из всех поэтов второй половины ХХ века, великого Поэтарха, метавиртуоза и аванклассика, кумира научно-технической интеллигенции и городской молодежи 70-х.
Сегодня мы отмечаем 90-летие со дня рождения поэта, которого любим
и считаем своим учителем, хотя почти никто из нас лично с ним не встречался. А встречались наши дети, наши ученики.
В далёкие 90-е трое способных мальчишек из новосибирской сорок второй школы-гимназии (ныне — гимназия № 1) сумели взять у Вознесенского большое интервью для гимназической газеты «Ярило», существовавшей более десяти лет, и произвести на поэта такое впечатление, что он посвятил им стихотворение, затем включавшееся поэтом во все его главные книги.
Публикуя впервые с 1992 года это интервью и ряд связанных с ним материалов, а также предлагая вашему вниманию несколько классических стихотворений Андрея Вознесенского в исполнении молодых новосибирских артистов, выполненных в жанре видеопоэзии, мы пытаемся внести свою малую лепту в возвращение интереса «племени младого» к подлинной поэзии, к русской культуре и её создателям — той самой настоящей русской интеллигенции, которая, по слову нашего героя «ЕСТЬ».
И — добавим — будет всегда!
Новосибирские гимназисты
В географическом центре Евразии
постмодернистские акробаты,
три гимназиста вольной
гимназии
меня вытащили из кровати.
Мысли кидали. Перешли к бегу,
слушались пульса.
Кинули смысл двадцать первому веку.
Мы подождали. Пас не вернулся.
Пусть я разбитый перед разминкой,
пуст.
Куст прошептал мне задетый,
жасминный:
«Я — Пруст».
Мысли, рожденные без цензуры,
перешли на водные процедуры.
От Хабаровска и до Таллина
бутылок кеглями шоссе уставлено.
Ставьте звуки на ширину речи.
Против литературы ведется
политика геноцида.
Приняли рифму с подачи
предтечи
Три нерасстрелянных гимназиста.
Пусть вам минует убийство
помазанника,
пусть ваше зренье не занозится.
Но тишина Гефсиманской
Гимназии
вас не минует, мои гимназисты.
1992
ПОДРОБНЕЕ в ПРОЕКТЕ: http://project6743182.tilda.ws/
