Глава 7.
Утро сияло над Суходолом, пьянило свежестью, пением птиц. Настя проснулась бодрая, простуды как не бывало. Мать с отцом были уже на ногах. Мария Сергеевна жарила сырники, запах от них был такой аппетитный, что у Насти заурчал живот, требуя завтрака. Рыжий кот вертелся вокруг хозяйки, тёрся мордочкой об её ноги, обвивал их пушистым хвостом, всем своим видом показывая, что он тоже хочет есть. Александр Николаевич закончил поливать клумбы с анютиными глазками и гвоздиками, вымыл руки и уселся за стол..
И вот сырники лежат румяной горкой на блюде, рядом сметана в пиале.
- Ну, Настёна, налетай! Накладывай на тарелку и ешь досыта! Я же знаю, как ты их любишь. Мать постаралась! Сметанка домашняя, у соседки купили. Видишь, как кот просит? Он тоже любит сырники, - говорил Александр Николаевич, угощая Рыжика аппетитным кусочком.
За завтраком Настя поделилась с родителями своими планами.
- Пап, а где можно подать заявление на развод?
- В администрации, дочка. Решилась- таки? Пойти с тобой?
- Не стоит, папа. Сама надела хомут, самой его и снимать.
Администрация сельсовета находилась в самом центре села в кирпичном здании, окружённом зарослями цветущей сирени, источающей колдовской аромат. Здесь было всё: и дом культуры, и библиотека, и паспортистка, и кабинет зелемера, и администрация. В длиннющем коридоре Насте показалось прохладно, как в каземате, пахло краской и побелкой, одним словом - недавним ремонтом. На свежеокрашенных стенах висели под стеклом газеты "Труд", "Сельская жизнь" и стенд с образцами заявлений.
На столе под ним стопки бланков. Настя пробежала глазами по образцам, нашла то, что ей нужно, решительно взяла бланк заявления о расторжении брака и принялась его заполнять. Вышла из кабинета секретарша Лида, дама неопределенного возраста с соломенного цвета волосами, заколотыми древней гребенкой. Настя бросилась к ней. Лида прочитала заявление, нахмурила белесые брови:
- Докатился всё-таки Геннадий Нефедов, и от него жена уходит. Ну, что ж, Анастасия Александровна, проходите в кабинет. Сейчас зарегистрируем ваше заявление. Паспорт с собой?
Настя судорожно закивала головой, поспешно достала из сумочки паспорт и дрожащей рукой протянула его секретарю. Она волновалась, даже во рту пересохло Заявление зарегистрировали, назначили время расторжения брака через месяц.
Дома Настю ждали родители, волнуясь и надеясь, что она не передумает.
- Ну, что, дочь? Подала заявление?
- Конечно, папа.
- Правильно. Может быть, посидим вечерком, отметим окончание твоего добровольного рабства?
- А у тебя, отец, одно на уме. Не уподоблялся бы ты Генке, - проворчала Мария Сергеевна.
- А я сегодня не откажусь от рюмочки вашего вишнёвого вина. А в субботу пойду на вечер встречи и там напьюсь, как Генка, - заявила дочь.
- Я тебе напьюсь! Нас с мамой тоже пригласили. Так что следить за тобой есть кому, - шутливо потрепал её за ухо Александр Николаевич .
- Уговорили, напиваться не стану. Мама, а ты надень на встречу платье, что я тебе сшила. Ты его даже не примерила.
- А вот и не угадала. Мерила только что. Прекрасно сидит.
- Ну вот! А я не видела! Давай и мне покажись.
Мария Сергеевна надела платье и, улыбаясь, встала перед зеркалом Материя струилась по ее чуть полноватой, но все еще достаточно стройной фигуре. Платье сидело, как влитое.
- Вот это я понимаю - настоящая женщина! - просиял Александр Николаевич, - не то что некоторые, голодающие Поволжья! Пока не откормим тебя, Настасья, домой не отпустим, - добавил он, глядя на дочь..
- Отъемся, теперь мне некому будет нервы на кулак мотать. Ой, мамулечка! Какая ты у нас красавица! Вот в нём и пойдешь на вечер встречи выпускников, - подошла к матери Настя и обняла ее.
- Что ты за меня переживаешь? Ты про свой наряд подумай. А за платье - вот тебе! - она расцеловала дочку и отправилась в спальню снимать подарок.
А в Крупянске тоже времени даром не теряли. Гена проснулся чуть свет. Он был абсолютно трезвым уже третий день. Клавдия Семёновна рассказала ему, что перед кодированием нельзя пить спиртное. Про эти тонкости она вычитала в журнале "Здоровье". Провожала она соседа, как родного сына. Перекрестила на дорожку, забрала ключи, чтобы кормить кошку и за домом следить. Генка пошел на пристань намытый и наглаженный, как жених.
Плыть по Волге ему предстояло в другую сторону от родного села, вверх по течению, в областной центр.
Шел Геннадий на пристань и мучительно соображал:
- Ну, почему он сам, своей волей не может бросить эту заразу? Вон сколько людей вокруг, смеются, едят мороженое и никого не тянет напиться!
А на пристани музыка гремит с пришвартовавшегося круизного теплохода, как раз в тему:
- На теплоходе музыка играет,
А я одна стою на берегу,
Машу рукой, а сердце замирает...
пела Ольга Зарубина. Да, сердце у Гены замирало, предчуствуя тревожные времена.
Он купил в кассе билет, уселся на ту же скамейку, где два дня назад сидела его жена, закурил и стал ждать свой "Метеор".
Цыганка с ребятами, как обычно, паслась среди пассажиров, приставая то к одному, то к другому. Увидев одиноко сидящего Генку, подошла к нему.
- Давай погадаю, добрый человек! Не пожалеешь. Всю правду открою, ничего не утаю. Позолоти ручку, дай рублик на молоко детишкам!
- Иди отсюда, ведьма! Не до тебя мне! Отстань! - процедил сквозь зубы Гена.
- Не будет тебе удачи в жизни, красавчик. Злой ты! - цыганка сплюнула у сторону Генки и, сверкнув глазами, пошла искать следующую "жертву".