Открыла глаза от солнечного тепла на лице.
- Что? - голос испугал, Рене вздрогнула и прикрыла губы ладонями.
Ладонями!! Она потрясённо уставилась на собственные руки, повертела их перед собой и огляделась.
Сад. Большой, старый, заросший. Полный цветов. За каменной скамейкой качают головками высокие рябые — как перепёлки — колокольчики, пышные ароматные шапки флоксов и там, подальше, вдоль заросшей, уютной дорожки — ромашки.
Высокие, крупные, как... Как та брошка, которую... Рене с трудом вспомнила имя. Сначала вспомнился огонь, потом белое пламя. Маг белого пламени.
Рене нахмурилась. Упырь, дети, попытки обнять, клён... Рене оглянулась на раскрытый травник, лежащий рядом на скамейке, коснулась его страниц.
Из букв выпорхнул маленький синий мотылёк, нежные, прямые, как лепестки цветов, крылышки трепетали, когда он летел и прикрывали его тельце, когда он полз по пальцу.
От ногтя правого мизинца до первого сустава и там остановился, словно оглядываясь.
Мизинец... Боль, бессилие, попытки вырваться, снова боль, укусы, внезапное, как откровение, осознание собственной слабости и смертности.
Но... Рене сжала кулак, разжала, перевернула ладонью кверху — все пальцы на месте.
Снова огляделась.
Разве этот мир — настоящий? Разве это — её явь?
А может, это очередной слой изнанки?
Как глубоко я сейчас? Колодец, предательство, отчаяние... Смерть?
По небу, яркому, светлому, синему, ветром тянуло облака, размазывало, меняло очертания белых пуховых гор и причудливых перьев.
Ветер шелестел листвой, качал ветви и верхушки, трогал венчики цветов и рябил воду. Доносил голоса.
Рене вслушалась и вскочила.
Йен. И детские голоса. И... что-то словно металлически звякнуло внутри. Словно струна оборвалась. Или что-то её задело, и струна задрожала шмелём: дзо-о-онк!
Голос, как отрезвление. Как откровение: вот такой должен быть голос того, того... Того, которого полюблю.
О...
Рене прижала ладони к вискам.
Опустила глаза на воду. Маленький парковый пруд, в обложенных камнем берегах, засаженный лилиями и кубышками, жёлтыми, как лютики.
Прохладная, рябая от ветра, от мелких волн, вода. Тепло солнца и влажная прохлада от неё.
Золото солнечных лучей и серебро прозрачных глубин.
Рене обернулась вокруг себя.
Нет, это не явь. И не изнанка.
Рене шагнула по траве. Трава путалась и обхватывала ноги, носки туфель. Тех самых, любимых, которые умерли от того, что некуда было их носить на Тверди.
Колодец, золото волос, красивый, дракон, удар. Мизинец и смерть карих глаз, рога и мизинец.
Нет, это просто другой мир.
О...
Миров - великое множество, и все они обернуты вокруг Вседуха, как фантики вокруг круглой конфеты.
У каждого фантика свои изнанки, свои правила и законы, но каждый хочет новую силу.
Как лист хочет солнца — так и каждый мир хочет частичку силы. Ещё! Ещё хоть на малость стать сильнее! Полнее! Сытее?
Она, магистр, хоть и опустошена и измучена, и почти мертва — всё равно большой и лакомый кусок.
Но только похожий на её явь мир может забрать её.
Или тот, который покажет, поманит чем-то, чего не стало, не было и не будет в её яви.
Вот и манит....
Рене не узнала своего стона. Почти всхлип. Здесь — живы оба. И оба рядом. Здесь она сама - цела и здорова.
Здесь — можно прожить жизнь. И она будет долгой, долгой... Раз даже секунда падения так длится...
Остаться — и прожить жизнь, которую отняла явь и твердь, и разумные того мира, того...
Который был и останется единственно настоящим. В котором навсегда погиб единственный единённый и тот, от которого дзонкало, предал просто потому, что не маг.
Тот мир — честнее.
Честнее.
Рене закрыла глаза и выпала во тьму и зелень Колодца.
Только теперь рядом с ней плыли ещё и мелкие шарики, словно бисер или жемчужинки. Слёзы.
Что это? Что?
И так мне придётся пройти через все миры, хоть сколько-нибудь похожие на мой?! Так?!
То есть просто смерти мало. Перед смертью полагается помучить и помучиться.
Потом был мир, где её старшая дочь ещё была жива. И уходить от её вопросов, от её ладоней и глаз, от её будущей, так и не состоявшейся, жизни... казалось ещё большим предательством, чем оставить весь мир, все миры умирать в пасти ненасытного Вседуха.
Потом был мир, в котором можно было творить магию без ограничений. Законы её казались магистру столь явными, столь простыми и послушными, давали такое могущество, такую власть... Сладкую, означавшую безопасность навеки и для себя, и для близких...
Которые все остались там, там, в той яви, откуда она выпала и падала!
И снова Колодец, и снова тьма, холод, отчаяние.
Отчаяние, приправленное призрачной, вуалевой и горькой надеждой: останься хоть в одном из миров — будешь больше счастлива, чем была в том.
Останься, пусть это не совсем те, кто тебя предал, кто умер и кого отобрал несправедливый тот мир, но они так похожи, так похожи, что вполне можно обмануть себя.
Обмануть, поверить, дать им и себе полную, целую, долгую жизнь и счастье.
Не предаю ли я их, столь многих, отказывая им в счастье быть и жить со мной?
О... И снова мелкие капли кружатся в потоке прекрови.
Сколько муки! Неужели же недостаточно просто убить!
Забрали счастье жизни. Мучили и истязали. Забрали саму жизнь.
И даже тут, без надежды, без жизни, без тела — боль продолжается.
Рене не могла и не хотела сдерживать слёз. От боли за себя и за всех тех, кого она покинула, от жалости ко всем, оставшимся, погибшим, близким и дальним.
А миры не прекращали ловить её, подхватывать, показывать своё богатство, заманивать обещаниями, посулами. Живыми близкими.
Каждый, каждый звал: «Я дам тебе счастье. Оно тут, тут — только возьми! Только останься!» Остань ся.
Но Рене падала. Каждый раз отказываясь от мира и каждый раз убивая отказом тех, кто жил в нём.
И это уже был её выбор. Её зло.
Поддержать автора можно здесь, но автор рад и комментариям, и лайкам, и подписчикам, старым и новым. Даже, пожалуй, подписчикам автор пока рад больше, чем всему остальному))
Оставайтесь с нами, у меня ещё много историй. И о Рене, и о других моих героях.