В поликлинике Веру Андреевну не любили. А за что её любить, прости Господи? За скверный характер, да поганый язык?
Терапевт Антонина Ильинична закатывала глаза куда-то под белый чепчик и вспоминала дыхательные практики, когда эта вредная старушенция врывалась в кабинет, как внезапный сквозняк под короткую юбку юной прелестницы.
«Вера Андреевна, ну какая госпитализация, - заламывала руки врач, глядя на здоровый румянец и безупречные анализы пациентки. - Вам хоть сейчас на танцы».
«Ты меня ещё на завод кирпичи таскать отправь, - парировала бабуля, небрежно смахивая со лба слегка подсиненную чёлку. Открывался взгляд холодных голубых ещё глаз: пристальный, пронзительный, уничижающий. — Я, дорогая, ветеран труда! Тридцать пять лет в школе отпахала. От звонка до звонка у доски. С указкой и ручкой. Из меня, знаешь, сколько поколений крови выпило»?
«Из тебя выпьешь, как же, - бурчала под нос Антонина Ильинична, выписывая направление в стационар на обследование — спорить с вредной бабкой было бесполезно.
На следующий день скорая, вызванная Верой Андреевной все из той же вредности, с мигалками доставила её в городскую клиническую.
«Сколько лет, сколько зим, Верочка Андреевна, - расплылась в ехидной улыбке дежурная медсестра. - Полгода не виделись! Что на этот раз? Мигрень? Гангрена»?
«Сама ты гангрена, Сима, - язвительно улыбнулась пенсионерка. - Я — ветеран, мне положено. Или ты что против имеешь»?
«Супротив вас, Вера Андреевна, даже с маузером в руках не пойду», - медсестра примиряюще приняла у пациентки сумку, зонтик, шляпу и плащ.
«То-то», - удовлетворено кивнула бабуля и поспешила на третий этаж, в палату с видом на больничный сад, в которой она вот уже лет 15 в гордом одиночестве лежала каждые полгода, чем доводила до исступления абсолютно весь персонал клинички от врачей до санитарок. Перепадало даже завхозу, который, узнав о постоянной клиентке, поспешил укрыться в каморке со сливовой настойкой — для успокоения души и тахикардии.
«А это ещё кто», — Вера Андреевна властно распахнула дверь в палату. Взгляд её, острый, точно шило, остановился на худенькой и бледной молодой женщине. Та сидела на постели, подтянув острые коленки к груди и приветливо улыбалась.
«Я Маша. Здравствуйте», - пролепетала она и отчего-то тяжело задышала.
«Маша, Маша, три рубля и наша, - огрызнулась ветеран труда. - Мне соседки не нужны. Не хватало еще инфекцию какую подцепить».
«Она не заразная, - поспешила заверить чопорную бабулю Сима. - Вера Андреевна, в больнице мест нет. Одну только ночь потерпите. Завтра её уже здесь не будет. Всё чин-чинарем сделаю. И постельное новое, и питание, как у платников. Ну»?
Старуха недовольно вздохнула и поставила сумочку на центр единственной в палате тумбочки: Машины лекарства и пакет с яблоками кувыркнулись на желтый бетонный пол с замытым линолеумом. Женщина подняла глаза:
«Зачем вы так»?
Вера Андреевна ничего не ответила и демонстративно отвернулась к окну.
***
А вечером звенящую тишину нарушило громкое и счастливое «Мамочка!». В палату влетела не то девочка, не то одуванчик с пышными хвостами на белокурой и кудрявой макушке, веснушками на носу и огромными, точно весь этот мир, зелёными глазами. Следом зашел мужчина. Подтянутый, собранный, грустный.
«Мам, мам! Я кошелёк из бумаги научилась делать! И лягушку», - затараторил одуванчик, обнимая Машу за шею.
«Умница моя», - она поцеловала дочку в лоб.
Вера Андреевна недовольно цыкнула.
«Папа обещал поехать в горы. Помнишь, как в прошлом году? Мы и Бурана возьмем. Он большой уже пес. Через неделю, мам. Ты с нами?
Ветеран труда метнула взглядом молнии через левое плечо.
«Бабушка говорит, тебя скоро выпишут. Ура, мам? Наконец-то ты увидишь наш ремонт! Мы с папой, дедушкой и дядей Ваней полгода его делали, представляешь, мам»?
Пенсионерка навострила уши.
Маша улыбалась и гладила девочку по щеке. Из глаз её катились слёзы. Крупные и горькие.
«Мам, ты не плачь. Все будет хорошо. Я Боженьке помолилась, как бабушка велела».
Мужчина обнял жену, девочку. Накрыл их собой, пытаясь защитить от чего-то неведомого и страшного. Плечи его тряслись.
Вере Андреевне стало не по себе. В груди кольнуло.
«Сердце, - прошептала она. - Сима? Серафима Аркадьевна? Валерьянки! Дайте валерьянки».
Ночью Вере Андреевне не спалось. Она сверлила взглядом ровный беленый потолок и думала. О себе и рано ушедших родителях. Об учениках, которым хотела, но не умела и не смогла дарить ласку. Об одиночестве. Впервые за 70 лет жизни ей остро захотелось помочь. Одуванчику и её родителям.
***
Отворилась дверь и вместе с полоской света в палату вошла женщина.
«Маша, - тихо позвала она. - Пора, Маша».
«Вы что это удумали, - перебила строгим шепотом женщину Вера Андреевна. - Нечего человека посреди ночи будить. Нашли время для великого переселения».
«Переселения, - хмыкнула женщина. - Пожалуй, вы правы. Именно переселения. Спите и не мешайте. И до вас очередь дойдет. У меня график, голубушка».
«К чертям ваш график! Оставьте девочку в покое. Она серьезно больна».
«А то я не знаю», - съехидничала женщина.
«Вот и нечего её будить».
«Мария вряд ли проснется, - задумчиво сказала женщина. — Собственно, я здесь за тем, чтобы, так сказать, укрепить её сон».
«Снотворное колоть будете», - спросила Вера Андреевна.
«Если физическую смерть можно назвать сном, то, пожалуй», - наклонила голову к плечу женщина.
«Да кто вы такая», - Вера Андреевна резко села на кровати и стала внимательно изучать ночную визитершу.
Женщина была худой и даже костлявой. Темные волосы с тонкими и частыми нитками серебра забраны в тугой пучок на затылке. Руки длинные. Пальцы изящные, тонкие. Платье строгое, А-силуэта, прикрывает ноги, чуть волочится по полу. Щеки бледные, глаза внимательные и безжизненные.
И тут её осенило.
«Никак Смерть», - ахнула Вера Андреевна.
«Смерть», - спокойно подтвердила гостья. - Тебе Сима сказала, что завтра соседки в палате не будет? Вот, забираю».
Пенсионерка тяжело вздохнула и посмотрела на Машу.
«Сколько ей»?
«Тридцать два».
Перед глазами Веры Андреевны возникли картинки.
Маша, Одуванчик с её пушистыми хвостиками и молодой мужчина, плечи которого сотрясаются в немой скорби.
Представила она и домик в горах, и собаку Бурана, и ремонт в квартире ребят. Обои в зале, наверняка, в дурацкий цветочек!
«А не рано», - Вера Андреевна посмотрела Смерти прямо в глаза.
«У каждого свой срок», - пенсионерке показалось, что Смерть улыбнулась.
«Слушай, а накинуть чуток времени никак», - спросила она.
«Вообще-то можно, - задумчиво ответила визитерша. - Жизнь Маши можно продлить за счет не прожитых ещё лет другого человека».
«А что будет с тем, другим», - тревожно спросила Вера Андреевна.
«Если все свои не прожитые годы отдаст, заберу его с потрохами. Если что-то оставит себе, позже свидимся».
«Чушь какая-то», - мотнула головой Вера Андреевна и ещё раз внимательно посмотрела сначала на Машу, которая, кажется, спала, потом на Смерть.
«Позже, говоришь…».
***
«Машенька, детка, это какое-то чудо, - спустя пару дней лечащий врач стоял у кровати молодой женщины, потрясая в воздухе результатами анализов. - Вы идёте на поправку. Причём стре-ми-тель-но»!
«Сколько мне осталось, Степан Матвеич», - грустно улыбаясь, спросила Маша.
«Бог даст, до глубокой старости доживете. У внуков на свадьбе гулять будете, - онколог обнял женщину за плечи. - Для проформы побудете у нас ещё дней десять. А потом езжайте в горы — свежий воздух ой как полезен».
Маша рассмеялась и подняла на доктора полные счастливых слез глаза.
«Спасибо, Степан Матвеич».
«Чудо благодари, дочка», - он погладил Машу по щеке и направился к выходу из палаты.
«Степан Матвеич, - окликнула его Маша. - А где моя соседка — Вера Андреевна? Её перевели в другую палату или выписали»?
«Выписали», - немного помедлив, ответил доктор и вышел из палаты.
«Убедилась, что все по-честному»?
«Теперь да, - удовлетворенно хмыкнула Вера Андреевна. - Ладно, хватит оттягивать коту причиндалы, пошли уже».
И, взявшись под ручку, невидимые Вера Андреевна и Смерть неспешно отправились к выходу из больничного сада.
#рассказы #истории #мистика #проза #книги #куриныйбульондлядуши #байки #литература #историиизжизни #современнаяпроза #короткиеистории