Глава 6.
- Ну, уж нет! Не надо никаких Генок! Ты представляешь, что будет, если он там налакается?
- Мне ли не представлять? Не дай Бог, если узнает и явится! Надо ребятам сказать, чтобы не приглашали его.
Настя оживилась, разрумянилась. Температура на градуснике почти нормальная всего 37°. В комнату заглянула мать:
- Ну, что, сороки-белобоки, завтракать будете? Я ватрушек и пирожков напекла. С луком и яйцом, Настины любимые! Всё на столе.
- Что же ты без меня, мамочка? Я бы помогла!
- Помоги - выздоравливай побыстрее! Вон отец баньку топит. Пропарить тебя надо хорошенько, выгнать простуду!
- Я ее пропарю, Марь Сергеевна! Сейчас схожу домой за халатом и полотенцем.
- Ну, Любаша! Думаешь мы тебе полотенце не дадим? И халатик чистенький найдется, не сомневайся.
- А давайте в бане чаю попьем с пирожками! У нас такой предбанник чудесный. Я соскучилась по нашей баньке.
- Ну тогда собирайтесь. Вот банные полотенца! Тебе, Настюша, твое любимое розовое. А тебе, Любочка, голубое. Вот и халаты: Насте махровый потеплее, а тебе, Любаша, фланелевый сойдёт. Ты девушка здоровенькая, непростуженная. Новые мочалки, мыло, шампуни в бане найдете. Веники папа запарил, Люб! Ты уж пропарь нашу худобу как следует!
- Хорошо, Марь Сергеевна! Будет сделано, - шутливо откозыряла Люба.
Девушки пробежали по досчатым дорожкам мимо грядок, радующих взгляд своей ухоженностью, мимо яблонь с ещё зелёными яблоками, на другой конец участка, где и находилась баня. Дверь им открыл, выглянувший Александр Николаевич.
- Молодцы, девчонки! Вовремя прискакали! Как раз на первый пар! Заходите пошустрее, а я пойду пополиваю огуречки.
Банька у Ромашиных знатная, построенная руками отца Александра Николаевича. Предбанник большой, теплый, посередине стол и две лавочки. Печку топили из предбанника, поэтому в нём было тепло и зимой.
Люба, осмотревшись, пришла в полный восторг:
- Да, вот это красота! Сейчас мы из тебя хворь выгонять будем! Венички-то какие душистые, густые! Давай раздевайся побыстрее!
- А куда нам торопиться? Дай в себя приду, - Настя начала стаскивать с себя платье.
- Ой, подружка, какая ты тощая! Гляди-ка, кожа да кости! Ребра торчат, как у голодного волка из сказки, вместо живота - яма. Тебя только в фильмах про концлагерь снимать! Не ешь что ли ничего?
- Зато ты, как Венера Кустодиевская! Хороша! Как яблоко наливное! А есть мне в последнее время совсем не хочется что-то. У мамы с папой отъемся, не переживай за меня.
- Это все Генка твой виноват! Так бы и убила его, паразита!
- Я сама, когда он ко мне пьяный пристает, представляю, что бью его прямо по физиономии кулаками. Испытываю при этом какое-то наслаждение. Как он мне опротивел, Любочка! Вот завтра пойду в сельсовет и подам заявление на развод. Мы с ним здесь регистрировались, здесь и разведут...
Настя задумалась, опустила голову. В глазах ее стояли слезы. Куда делся ее внимательный муж, который старался ей угодить изо всех сил? Который, буквально сдувал с нее пылинки? Когда он превратился в пьяного монстра?
- Насть, ты чего? Залезай на полок, хватит грустить!
Люба принялась трясти над улегшейся на горячие доски Настей сразу двумя вениками, распространяя невероятно вкусный березовый банный дух и нагоняя жару. Настя блаженно растянулась, положив под голову свернутое полотенце.
А Любаша погладила ее веником и принялась шлёпать по спине, пониже спины, по ногам подруги то резко, то с оттяжкой, трясла над ней веником. Потом перевернула ее, как блин на сковородке. Настя зажмурилась и прикрыла грудь ладонями.
- Все, Любашенька! Заканчивай! Смилуйся надо мной! Больше не могу!
Пошатываясь, она вышла в предбанник, закуталась в простыню. Пот сбегал ручейками с ее лица, с шеи по хребту между лопаток. Пока она приходила в себя, подруга хлестала себя веником сама, повизгивая и покрякивая. Вышла в предбанник вместе с облаком пара, румяная и довольная. Пока они парились, на столе в предбаннике появился самовар и тарелка с выпечкой.
- Ну, давай чаевничать, Настёна! Тебе покрепче? - командовала Любаша, наливая из самовара кипяток в чашки с заваркой. Она закуталась в простыню, намотала на свои белокурые волосы полотенце, сделала чалму и на голове Насти.
Чай был душистым: с мятой, липовым цветом и листочками смородины.
- Какое блаженство! Никаких пирожков не хочется, Люб! Вот так бы всю жизнь, сидеть и чай пить после парилки! Лёгкость необыкновенная! Вспорхнула бы и полетела за Волгу!
- Ты, Настёна, не дури, а бери пирог и ешь! Скоро ветром тебя за Волгу унесет!
В дверь заглянула Мария Сергеевна!
- Ну, как вы тут, девчули? Не перегрелись? Как банька? Всего хватает?
- Спасибо, мамочка! Все замечательно! Иди с нами чайку за компанию выпей!
- Я уж с папой попью, мы следом за вами пойдем. Мне надо редиски нарвать и огурчиков в теплице. Настя любит такой салатик. А вы тут посекретничайте, не торопитесь.
Она ушла, закрыв поплотнее дверь.
- Так ты, Насть, твердо решила разводиться? - нахмурив тоненькие в ниточку бровки, спросила Люба.
- А ты как думала? Все! Назад дороги нет! Я лучше в институт поступлю и буду высшее образование получать, чем нянчить неблагодарного Геночку. Вот завтра и подам заявление на развод. Детей у нас нет. Быстро разведут.
- Ну и правильно, подружка! Хочешь, я с тобой пойду? Поддержу тебя.
- Не надо, Любашенька! Я взрослая, все сама сделаю. Не такой это момент, чтобы хороводы разводить.
- Согласна. Мы тебя замуж за Женьку Привалова выдадим! Вот увидишь, какой он стал орёл!