Показ весны 1999 года для Александра МакКуина был знаменательным, так как он включал в себя два знаковых момента в истории бренда. Основанная на движении декоративно-прикладного искусства, одежда, многие из которых были изготовлены из таких материалов, как кружево и легкая древесина, была скроенной, но отчетливо лёгкой. Первый культовый момент произошел, когда модель Эйми Маллинс с ампутированными конечностями прошла по подиуму в паре деревянных резных ног. Зрители понятия не имели, что они протезы; они казались красиво вырезанными сапогами. В середине шоу модели стояли на вершинах маленьких вращающихся кругов и были одеты в замысловатые платья, покрытые металлом, или с юбками из дерева. Однако наибольшее влияние оказал финал № 13. Модель Шалом Харлоу вышла в белоснежном платье с поясом выше груди и встала на большой вращающийся круг посреди подиума. Когда он начал поворачиваться, две роботизированные руки по обе стороны от нее опрыскал
и её платье зеленым и черным. Обучение Харлоу в качестве балерины помогло ей преувеличить свои движения и превратило все это в поистине захватывающее произведение исполнительского искусства. По сути, это было единственное шоу, во время которого сам МакКуин действительно плакал, и плакал он именно в этот момент. Харлоу описала это событие:
Я подошла прямо к нему и встал на вершину этой круглой платформы. И как только я встала на ноги, круглая платформа начала медленное, ровное вращение. И это было почти так, как будто механические роботы растягивались и двигали свои части после длительного периода сна. И когда они как бы пришли в сознание, они узнали, что среди них есть еще кто-то, и это была я.
И в какой-то момент любопытство переключилось, и оно стало чуть более агрессивным, неистовым и заинтересованным с их стороны. И повестка как-то укрепилась. И в тот момент мои отношения с ними изменились, потому что я начала терять контроль над собственным опытом, а они взяли верх. Так что они начали распылять и рисовать и создавать этот футуристический дизайн на этом очень простом платье.
И когда они закончили, они как бы отступили, и я, почти шатаясь, подошла к аудитории и распласталась перед ними с полной самоотверженностью и капитуляцией.
В каком-то смысле это почти стало похоже на агрессивный сексуальный опыт. И я думаю, что этот момент действительно в каком-то смысле отражает то, как Александр относился — по крайней мере, в этот конкретный момент — к творению. Это всё творение? Это акт сотворения человека, половой акт? Это акт, знаете ли, Большого Взрыва, если хотите, того насилия, этого хаоса и той капитуляции, которые имеют место?
У нас с Александром не было никакого разговора, непосредственно связанного с этим конкретным произведением и с созданием этого момента в рамках его шоу. Мне нравится думать, что он хотел как можно меньше вмешиваться и позволить мне получить максимально искренний, спонтанный опыт.
