3972 подписчика

Колыбельная

15 мая 202315 мая 2023

5 мин

— Зыбаю, позыбаю, — голос надломился.
Маша, недовольная недавно появившейся подростковой хрипотцой, прочистила горло и продолжила увереннее:
— Отец пошёл за рыбою…
Гул и щелканье приборов вовсе не мешали пению, наоборот, казались по-домашнему уютными, а холодный свет таблички «Выход» над дверью из спального блока словно теплел и смягчался.
Песня была на трёх нотах, но в этой простоте, выверенной веками, заключалась вся сила покоя, хотелось думать, что это оберег от бед и несчастий.
Ваня пытался замереть: не шевелиться, не моргать, не дышать, только б ничем не нарушить плавное течение мелодии, мерный укачивающий ритм. Но сдерживать вопросы он так и не научился, и поперек песни зазвенело:
— Маша, а где папа?
— А то ты не знаешь… — проворчала скорее самой себе, чем брату.
— Знаю. Активирует защиту. А ты про рыбу поёшь. Что за рыба ещё?
— Мне-то откуда знать, так бабушка пела.
Она забрала игрушечный бластер, уложила детскую ручку в спальник.
— Везёт тебе…
Ручка тут же высвободилась, ухватила сестру за палец, и Маша, уже готовая пойти по делам, невольно ввязалась в разговор:
— И с чем это мне везет?
— Слышала, как бабушка поёт, а когда я родился, её уже сожрали монстры.
— И тебе сожрут, если спать не будешь.
— Не сожрут. Папа с дядей Мишей их лазерами: «Пиу-пиу…»
— Спи давай, «пиу», пора мне, гидропоника сама себе настройки не выставит.
— Не уходи! — ручонки вцепились в её комбинезон. — Спой ещё, я сразу усну, а ты пойдешь к своим грибам.
— «К своим»… — усмехнулась детской логике. — Будто я одна их ем. Хитрюга ты!
Нежно разжала пальчики, поцеловала маленькую ладошку и запела:
— Мать пошла коров доить…
Пауза, но ожидаемого вопроса не последовало: видимо, про неизвестных коров всё обсудили в прошлый раз.
— Сестра пошла…
— Маша…
— Что опять? Как петь-то, если ты не слушаешь?!
— Слушаю. Просто я другую песню хочу. Про монстра.
— Вот ещё я про всяких тварей не пела!Они пол-колонии пожрали, а я петь про них должна?
— А мама пела.
— Не говори ерунды! Не могла мама такое петь.
— Могла! «Придет серенький волчок…»
— Уф! Скажешь тоже. Где там монстр?
— «И ухватит за бочок, и потащит…» — голосок задрожал от подступающего плача.
Маша не знала, что ответить: в мыслях не было, что песня так пугает малыша. Пришлось выдумывать находу:
— Это вообще для взрослых.
Когда речь заходила о взрослых, Ваня слушал очень внимательно, забывая о капризах и расстройствах. Вот и сейчас слёзы высохли, глаза светились интересом.
— Она учит, что на Периметре надо быть внимательным: не зевать, не спать. Так и поется: «Не ложися на Краю». Понял?
— Понял. А что за лесок, куда утащит?
— Да не знаю я, выход за пределы станции с четырнадцати лет.
— А тебе тринадцать, а мне четыре. А ракитовый кусток — это…
Конец вопроса пропал в вое сирены.
Маша не раздумывала ни секунды, ни что произошло, ни почему сработала сигнализация. Отработанным движением она подхватила ребёнка и кинулась в убежище.
Один, два, три — дверь спального блока. Мать тренировала ее на пятнадцать секунд.
Четыре, пять, шесть, семь — коридор.
Восемь — дверь.
Девять — код замка.
Десять — открытие.
Хлопок.
Щелчок затвора.
Успела за тринадцать!
Она даже обрадовалась, пока не вспомнила, что это не тренировка.
— Маша, кто-то уснул на краю?
— Что?..
— Песня учит: «Не ложися на краю».
— Нет, маленький, нет! Это игра такая. Помнишь, мама…
— Мамы больше нет, некому нас тренировать. Ты так говоришь, чтоб я не боялся.
— Вот и не бойся. Здесь точно бояться нечего.
Она оглядела небольшое помещение. Вдоль стен полки с контейнерами: вода, продукты, медикаменты… В нише спальники. Экран монитора разделён на сектора камер видеонаблюдения.
Туда лучше не смотреть. Держа брата на руках, села так, чтоб ребенок не увидел половину тела дядьки Михаила, истекающую кровью на входе в жилой отсек.
За дверью послышался скрежет: когти по металлу. Ваня прижался сильнее, но не заплакал.
— Маша, когда монстры уйдут?
— На рассвете. Солнце для них, как папин лазер — «Пиу!», как ты говоришь.
— Нет. «Пиу» — это лазером, а от солнца — пшшш!
— Да! Пшш!
— Давай вместе!
После двойного «пшш» они рассмеялись. Ваня заливисто, Маша сквозь слёзы: перед глазами стоял разорванный дядька Михаил.
Ручки крепко обхватили её шею, она поцеловала светлую макушку.
Цок-цок-цок — три ритмичных стука когтем в дверь.
Спину свело судорогой. Именно это приводило в ужас: ни десятисантиметровые когти, ни двойные челюсти, а понимание того, что движет ими не тупая животная ярость, а разум, и терзают свои жертвы они осмысленно, не без удовольствия.
Цок-цок-цок.
— Пиу-пиу! — выкрикнул Ваня, выставив в сторону двери указательный пальчик, на манер бластера. — Солнце, атакуем! Пшш! Пусть сами попрячутся по убежищам. Маш, нам что, здесь всю ночь сидеть?
— Нет, что ты, — Маша тайком утирала слёзы. — Папа всё уладит.
— С дядей Мишей.
— С дядей.. — Маша прикусила губу до крови.
— Маша, ну не плачь! Чего ты, как маленькая? Или думаешь, они уже под ракитовым кустом?
— Не говори глупостей! — во рту стало солоно то ли от раны на губе, то ли от слез. Как ни старалась, они потоками текли по изрытым оспинами щекам, противно затекали за ворот. Но голос не дрожал. Она твёрдо говорила:
— Папа — самый сильный на свете. И смелый. Он им задаст. Ты вырастишь, будешь, как папа.
— Я тоже им задам! — Кулачок всё сильнее сжимал её палец. — За бабушку! За маму! За нас с тобой.
— Ещё как задашь. Потом починишь корабль, и вернёмся домой.
— На Марс?
— Нет. В настоящий дом — «Колыбель». Где рыба.
— И за рыбой пойдём.
— И коров доить.
— А как это?
— Разберёмся.
Цок. Цок. Цок-цок-цок…
— Бабушка — по ягодки, по ягодки, по сладкие…
Цокот замер, послышалось что-то похожее на стон.
— Будем Ванечку кормить, — Маша пела, не обращая внимания на жуткие и одновременно жалобные подвывание извне, — да будем рыбоньку варить…
Ваня повернул голову, прислушиваясь к звукам за дверью:
— Подпевают…
— Недолго им петь, — резко смахнула слезу. — Вот встанет солнце…