Текст из раздела: Обзоры/Рецензии
Дата публикации: 5 мая 2023
Автор: Навин Кумар (Naveen Kumar)
Перевод: мой
В 1965 году, когда на Бродвее состоялась премьера спектакля “Знака в окне Сидни Брустейна” (The Sign in Sidney Brustein’s Window), драматург Лоррейн Хансберри (Lorraine Hansberry) была уже очень больна в свои 34 года. Через три месяца показов она умерла, не узнав судьбы своего творения на сцене.
Действие пьесы разворачивалось в пьянящей и чувственной атмосфере среди богемы Гринвич-Вилладж, и её сочли слишком растянутым и радикальным отходом от “Изюминки на солнце” (A Raisin in the Sun), знаковой драмы Хансберри о чернокожей чикагской семье, борющейся с маргиналами.
Величественное возрождение пьесы открылось на Бродвее в четверг вечером (4 мая) с Оскаром Айзеком (Oscar Isaac) и Рэйчел Броснахан (Rachel Brosnahan) в главных ролях. Это произошло в театре, названном в честь Джеймса Эрла Джонса (James Earl Jones Theatre), – и это умопомрачительная “реставрация” упущенного в своё время из вида масштабного произведения.
Изобилующий идеологическими аргументами и насыщенный язвительными замечаниями об американском прогрессивном образе мышления, “The Sign” настолько захватывающий и громоздкий, что действительно немногим пьесам такого плана отводится достаточное место на Бродвее. Изящная постановка Энн Кауффман (Anne Kauffman) – первая постановка более чем за полвека – демонстрирует как потрясающую современность пьесы, так и её жизнеспособность в качестве бодрящего популярного развлечения.
Большинство трений в “Сидни Брустейне” возникает из-за столкновения интеллектов, поскольку карусель либеральных типов снует туда-сюда по квартире в Вилладж, которая, как сухо замечает Айрис (Броснахан), загромождена остатками неудач её мужа (сценография "кладбища грёз" выполнена dots*). Его последним начинанием стал абсурдно задуманный ночной клуб фолк-музыки, который Сидни (Айзек) назвал в честь своего любимого романа Генри Торо “Уолден, или Жизнь в лесу” On Walden Pond (На Уолденском пруду)** – как дань его страсти к философским изысканиям и непримиримым противоречиям. Теперь он купил местную газету, которую поклялся не связывать с политикой, но это было до того, как он “помешался” на кандидате, обещающем реформы.
***
* dots – это коллектив по производству сценического театрального декора из Нью-Йорка. Коллектив состоит из трёх человек: Сантьяго Оруэла-Лаверде (Santiago Orjuela-Laverde) из Колумбии, Эндрю Мёрдока (Andrew Moerdyk) из Южной Африки и Кими Нишикава (Kimie Nishikawa) из Японии. Они создали агентство сценического дизайна, которое работает аналогично (возможно, более справедливо) архитектурной фирме (ранее Мёрдок работал архитектором).
**В пьесе у клуба название было “Серебряный кинжал”. Для постановки, видимо, решили название заменить, потому что метафора с прудом подходит больше, либо они следовали правкам, которые возникли ещё в 60х, когда текст дошёл до первой постановки.
В этой статье есть момент о правках и работе с ними:
***
В течение трёх часов, наполненных осознанной и логичной речью, “Сидни Брустейн” – это смелая и требовательная звёздная машина, и не в последнюю очередь потому, что его центральные отношения сохраняют загадочное ядро, даже когда оно начинает распадаться. Химия между актёрами ощутима с самого начала: сразу после своего первого выхода Айрис раздевается до белых чулок и нижнего белья, отрабатывая плие за кухонным столом, а Сидни лежит на спине у её ног. Но становится всё более очевидным, что Сидни никогда по-настоящему не видел и не понимал свою собственную жену, что является любопытным упущением для того, кто настаивает на том, чтобы заботиться обо всём без разбора.
В то время как Айрис занимается анализом, углубляя свою связь с тем, кто она есть и чего она хочет, Сидни тщательно обдумывает идеи и абстракции. Когда он не умоляет Айрис сыграть его фантазийную версию её самой – “горную девушку” с распущенными локонами, как на полотнах художника Россетти (Dante Gabriel Rossetti), – он с поразительной жестокостью обнажает её самую незащищённую часть. Из всех запутанных и рефлексивных порывов Сидни, большинство из которых носят интеллектуальный характер, труднее всего примирить его отношение к Айрис с огнём и льдом.
Неутомимый Айзек проделывает виртуозную работу, пытаясь выкристаллизовать заглавного героя, и его харизма во многом помогает превратить Сидни в центр, который может удержать внимание. Если он не справляется с этим в полной мере, в его усилиях есть чему подивиться – например, молниеносным поворотам в его умозаключениях, бесконечному возвращению к самому себе, и дрожи идеалиста, удвоенной от обжигающей внутренности желчи.
Броснахан обладает более собранным характером, с чёткими желаниями и внутренней живостью, которая, по крайней мере, подчиняется логике. Как и Сидни, Айрис хочет быть “кем-то”, но более очевидным, хотя, возможно, и не менее бредовым способом. Сидни снисходительно относится к стремлениям своей жены стать актрисой, но Броснахан вкладывает в них ясные и трогательные эмоциональные ставки. Воспоминание Айрис об унижении, испытываемом при посещении прослушиваний с горящими щеками, является свидетельством уязвимости, присущей тому, кто высовывается как артист, как это сделала здесь Хансберри.
Ансамбль воплощает в себе калейдоскоп социальных точек зрения с выдающимися выступлениями Мириам Сильверман (Miriam Silverman), номинантки на премию "Тони" за её ироничную элегантность в роли Мэвис, старшей сестры Айрис, и Гленна Фитцджеральда (Glenn Fitzgerald) в роли Дэвида, странного драматурга-абсурдиста, живущего этажом выше Брустейнов, катализатора подшучивания, отражающего динамичный взгляд Хансберри на жизнь.
Уверенность и подвижность, очевидные в большей части ранних диалогов пьесы, постепенно сменяются чем-то более свободным и ассоциативным. В монологах второго акта всё чётче вырисовываются портреты действующих лиц. Есть джазовый, подпитываемый наркотиками фрагмент, который почти воспроизводит эстетику картины Кандинского с хаотично раскинутыми конечностями, утопающими в розовом и зелёном цветах. (Освещение разработано Джоном Торресом/John Torres)
“Сидни Брустейн” ненасытнее, чем вежливая натуралистическая драма, которой, возможно, ожидали от Хансберри, когда сочли, что её лебединая песня – это уж слишком. Но это также был её громкий призыв требовать большего от людей, их принципов и искусства, с которым они сталкиваются. Бродвею не мешало бы прислушаться к её словам.
***
James Earl Jones Theatre; 1,069 seats; $197 top. Reviewed May 3, 2023. Opened April 27. Running time: 3 hours.
Оригинальное название: ‘The Sign in Sidney Brustein’s Window’ Review: Oscar Isaac and Rachel Brosnahan Lead a Thrilling Broadway Revival of Lorraine Hansberry’s Final Play
Ссылка на рецензию: