...До войны литваки жили относительно мирно - в отличие от Украины и Новороссии, на территории Виленской и Ковенской губерний и погромов-то не было (не считая погрома 1919 года, устроенного польскими солдатами), и почему в войну над ними расправились с такой жестокостью, не совсем понятно.
Сейчас это объясняют так: в 1939-40 годах советскую власть поддержали именно евреи, они же в основном вошли в новую коммунистическую администрацию, и расправа над евреями была местью за обрушившиеся на Литву репрессии и депортации... но мне с трудом верится, что такая ненависть могла возникнуть за два года.
Другое объяснение: к моменту распада Российской империи евреи составляли в литовских городах большинство, и в отличие от ушедших восвояси русских, они и после обретения независимости остались хозяевами городов, взирая на литовцев как на деревенщину, на чём и сыграли нацисты.
Однако факт остаётся фактом: большинство литовских евреев были убиты в первые месяцы войны, причём не столько нацистами, сколько самими литовцами, и не только в Вильнюсе, а по всей стране. В итоге в Литве действовало всего 4 относительно небольших гетто - в Вильнюсе, Каунасе, Шяуляе и Швянчёнесе.
А основным местом расстрелов с июля 1941 года стал Панеряйский (Понарский) лес в 16 километрах юго-западнее города. Там сейчас находится железнодорожная станция Понары и посёлок при ней, куда даже на машине мы ехали долго и не без плутаний.
На самом деле даже два посёлка - Верхний и Нижний Панеряй, расположенные соответственно на железнодорожном и автомобильном выездах из Вильнюса, причём в Нижнем сохранилась церковь 18 века... но между ними даже нет прямой дороги, и нам - именно в Верхний Панеряй, со всех сторон окруженный лесом. Его центр - небольшой вокзал польской постройки:
И если, стоя к нему лицом, повернуть налево - примерно через километр попадёшь на опушку Панеряйского леса, этого виленского Бабьего Яра.
Их устройство в общем-то довольно похожее: тихий лес, по которому расставлены многочисленные памятники. Помимо 50-70 тысяч евреев тут были убиты: 20 тысяч поляков (солдаты Армии Крайовой и виленская интеллигенция), 7,5 тысяч красноармейцев, около пятисот католических священников, душевнобольные и персонал местной больницы, тысячи людей из других оккупированных нацистами стран, в первую очередь Польши и самой Литвы.
Как и на Бабьем Яре, что большинство погибших всё-таки жертвы Холокоста, не подчёркивалось до 1990-х годов - скажем, камень у входа (на кадре выше) поставлен в 1985 году, но "еврейская" плита на нём только в 1991.
У железной дороги - памятник польским солдатам из Армии Крайовой (1990):
Чуть дальше - памятники литовцам.
Обелиск - в честь убитых солдат, треугольник - в честь партизан. Удивительно, но литовцам хватило благородства не втыкать сюда памятников жертвам сталинизма.
В глубине бора - музей, оказавшийся закрытым, но на его стене карта мемориала:
Рядом местная Менора (1991) и старейший в этом лесу советский обелиск "Жертвам фашистского террора" (1948):
Венки - видимо, напоминание о прошедшем недавно Дне Победы (дело было, само собой, не в последние годы):
Но самое страшное - там, в глубине этого тихого светлого бора. Панеряйские ямы:
Если в Киеве расстрелянных сбрасывали в глубокий овраг, в Понарах в ход пошли глубокие (до 8м) ямы, вырытые при Советах для строительства нефтебазы (рядом же узловая станция!). В одной из них содержалось 80 заключённых, на которых возлагалась чёрная работа: в 1943 году, после поражений Восточного фронта, фашисты решили заметать следы - "фигуры" выкапывали из ям, сжигали большими кострами и в буквальном смысле слова стирали в порошок (по этой причине невозможно установить точное число уничтоженных тут людей - их уничтожили без остатка).
Всего здесь 5 таких ям, и в каждой сгинули тысячи людей. Папа, бывавший здесь в 1970-е годы, вспомнил, что тогда ямы были ещё страшнее - на всю глубину, без малейшей отделки, и лишь у каждой табличка "В этой яме в 1941-43 годах немецко-фашистскими оккупантами было уничтожено столько-то тысяч человек".
Непостежимо мрачное место, и царящая вокруг лесная идиллия с поющими птичками и толстыми виноградными улитками лишь добавляет ощущение противоестественности, запредельности творившихся здесь злодеяний.
