«Сей ученик и свидетельствует об этом, и написал это; и знаем, что истинно свидетельство его. Много и другое сотворил Иисус; но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь» (Ин. 21:24, 25).
Стих 24. Некоторые библеисты считают 21:24, 25 неотъемлемой частью настоящего евангелия, тогда как другие с ними не согласны. На первый взгляд, может показаться, что последние два стиха являются дополнением, внесённым позднее, после смерти очевидца упомянутых событий, из источника, имеющего слабое отношение к Евангелию от Иоанна в целом. Некоторые исследователи, как и Д. Карсон, настаивают, что два заключительных стиха из книги Иоанна, особенно 21:24, следует рассматривать в контексте всего произведения, а не отдельно от него. Этот стих содержит важную часть ответа на вопрос Петра из 21:21: «Господи! А он что?» Поручение из 20:21 распространялось на всех учеников, но были и некоторые отличия. Петру было суждено сыграть важную роль, посвятив себя заботам о Божьем стаде и прославив Бога своей мученической смертью. Любимый ученик, оставшись в живых и не пострадав, как Пётр, продолжил своё служение, следуя за Иисусом до конца своих дней и будучи учеником, который «свидетельствует об этом, и написал это». Стих 20 подтверждает, что этот ученик и был тем любимым учеником, о котором упоминалось на протяжении всей книги. Таким образом, ст. 24 следует читать в связи со стихами 20–23. Подобным образом, и «это» (таута), о котором свидетельствует этот ученик, включает в себя больше, чем содержание гл. 21. Любимый ученик не только был свидетелем событий, описанных в гл. 21, но также принимал участие в событиях, о которых рассказано в предыдущих главах. Если он мог выступать свидетелем разговора из 21:20–23, тогда вполне логично, что он был свидетелем и того, о чём рассказано в остальной части книги. (Сравните свидетельство из 21:24 и 19:35).
Если любимый ученик был тем человеком, который «свидетельствует об этом», то остаётся открытым вопрос о значении фразы «написал это». В основном он касается того, понимать ли слова автора как (1) «писать» или (2) «записать» — то есть продиктовать секретарю или писцу. Так, например, Дж. Бернард обращает внимание, что предложение «Пилат же написал надпись и поставил на кресте» в 19:19 означает, что «Пилат был ответственным за содержание» этого текста на кресте, а не то, что он собственноручно написал его. Подобным образом ученик, который был свидетелем и стал причиной написания настоящего евангелия, не обязательно сам писал его. Но даже если любимый ученик нанял секретаря, чтобы записать продиктованное, он всё равно остаётся автором. Так Павел в письме к римлянам смело обращался к ним (Рим. 15:15), тогда как за ним записывал его помощник Тертий (Рим. 16:22).
Использование труда писцов не является доказательством того, что 21:24, 25 является добавлением, приписанным к раннему свидетельству, возможно, после смерти этого ученика. «Наиболее естественным объяснением этих слов и потому наиболее приемлемым в отсутствии каких-либо сильных контраргументов, является то, что этот ученик не только был свидетелем, но также и написал tauvta [“это”]» (Барретт). Если действительно любимый ученик был апостолом Иоанном, а тот человек, который написал всё это, был любимым учеником (21:20, 24), тогда автором настоящего евангелия является сам апостол Иоанн.
Мы не можем с уверенностью определить личность человека или личности людей, добавивших: «И знаем, что истинно свидетельство его». Предложенные толкования можно обобщённо представить как следующие:
1. Упомянутое «мы» может относиться к людям, с которыми тесно общался любимый ученик. Джордж Бизли-Мюррей в качестве возможного объяснения называет «писателя и тесно связанных с ним людей». По мнению Б. Уесткотта, «мы» — это старейшины в Эфесе, поскольку именно они добавили к книге этот раздел. Рудольф Бултманн считает, что «мы» означает верующих общины, к которой принадлежал Иоанн. Эта точка зрения с учётом всех её вариантов трактует форму мн. числа «мы» во всей её полноте, как то, что кроме любимого ученика о подлинности настоящего евангелия свидетельствовали и другие люди. По словам С. Барретта, «Это “мы” следует принимать со всей серьёзностью; есть апостольская церковь, само существование которой является подтверждением и доказательством апостольского свидетельства». Однако эту точку зрения следует признать неприемлемой. Как могли бы другие члены этой общины знать подробности, которые сообщает в качестве очевидца сам апостол?
2. Некоторые библеисты утверждают, что фраза «мы знаем» относится к разряду неопределённых или безличных, подобно выражению «как известно». То есть, истинность свидетельства Иоанна была общепризнанной. Хотя такое толкование возможно, согласно Д. Карсону, «это чрезвычайно странное выражение для автора, который настаивает на своей собственной правдивости».
3. Это «мы» может быть редакторским «мы», подразумевая самого автора, как это уже было на протяжении настоящего евангелия (1:14) и в других местах Нового завета, в частности в посланиях Иоанна (см. 1 Ин. 1:2, 4–7; 3 Ин. 12). Если кто-то считает, что это довольно странный способ для автора указывать на своё свидетельство, можно привести пример Павла, который описывая свои видения и полученные им откровения от Господа, сказал: «Знаю человека во Христе…» (2 Кор. 12:2). Он использовал третье лицо в 2 Кор. 12:3–5, а затем обратился к первому лицу в том же контексте. Подобным образом и Иоанн сочетает третье лицо ед. числа («сей ученик»; 21:23), первое лицо мн. числа («мы»; 21:24) и первое лицо ед. числа ([«я»]; 21:25).
Стих 25. Вслед за редакторским «мы» Иоанн делает личное замечание «[Я] думаю». Переход от «мы» к «я» является ничем иным, как стилистическим приёмом автора, который хорошо просматривается в 1 Ин. Эпилог настоящего евангелия подходит к формальному завершению, выраженному словами, подобными (но более объемлющими) словам, выражающим цель автора в 20:30, 31. Если в 20:30 сказано о многих иных чудесах, совершённых Иисусом и о которых не сообщает этот ученик, то в 21:25 написано: «Много и другое сотворил Иисус». Это «многое другое, [что] сотворил Иисус» было настолько многочисленным, что если бы всё это записать, то «и самому миру не вместить [хорео] бы написанных книг». Используя гиперболу, к которой часто прибегали древние авторы, любимый ученик обращает внимание своих читателей на то, что в его евангелии записано далеко не всё, что можно было бы написать об Иисусе и Его делах. Нечто похожее выразил и Филон, когда написал: «Если бы [Бог] решил показать все Свои богатства, то вся земля, вместе с осушенными морями, не смогла бы их вместить [хорео]» (Филон, О потомстве и изгнании Каина, 43 [144]).
В Прологе к книге Иоанна автор сделал акцент на Личности Иисуса и сказал, что Слово стало плотью и явило Отца, чтобы люди могли стать детьми Божьими через веру. В Эпилоге он сделал акцент на делах Иисуса и отметил, что как бы много люди ни узнали об этих делах, это знание по-прежнему будет неполным. Величие Божьего явления в Слове [Иисусе] намного больше созданного Им «мира» (см. 1:10). В Прологе этот ученик написал: «…полное благодати и истины: и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (1:14). Он рассказал об Иисусе таким образом, чтобы подобно тому, как он и другие ученики видели славу Иисуса, эту же славу могли увидеть и его читатели, в какое бы время они ни жили. Слава Иисуса проявилась главным образом в Его страданиях, смерти, воскресении и вознесении к Отцу. Сын исполнил всё, для чего послал Его Отец, чтобы живущие сегодня люди могли стать и жить как любимые ученики Иисуса.
