Перевод письма.
Контекст:
Говард Филлипс Лавкрафт — американский писатель в жанре ужасов. Он родился, вырос и большую часть жизни прожил в городе Провиденс, штат Род Айленд. Но краткий период между 1924 и 1926 он жил в Нью-Йорке. В 1924 он женился на Соне Грин, но уже в 1925 из-за работы она была вынуждена переехать в Кливленд, и Лавкрафт остался в Нью-Йорке один. Несмотря на многочисленные знакомства, он страдал вдали от дома и с подробностями, достойными дневника, описывал свою жизнь в письмах к своим теткам в Провиденс. Давало себя знать и безденежье. Все это ярко проявилось в нижеприведенном письме Лавкрафта своей тете Лиллиан Кларк.
Подробнее про биографию Лавкрафта можно узнать из видео
Утро среды
20 мая 1925
Моя дорогая дочь Лиллиан[1]:
<...> Касаемо отказа от покупок, здесь я должен признаться в грехопадении, поскольку великолепное издание Бульвера-Литтона[2], собравшее большинство его странных романов — Призрак, Странная история и Лицом к лицу с призраками — всего за десять центов оказалось роковым искушением; и я отбыл из Лавки Шульте[3] с убытком в карманах и прибавкой в руках. Но, заметь, всего лишь дайм! <...> Ты, может быть, улыбаешься, сомневаясь в искренности удаления Старого Теобальда[4] от мира — но посмотри же внимательнее! Было два часа пополудни, и Кирк[5] был готов провести день бестолково слоняясь по книжным лавкам и кофейням — он уже предложил выпить кофе в местечке на Шеридан-сквер, (где ты попробовала панированную телятину, которая тебе не понравилась) потому как заведение на Дауниниг стрит слабовато в этом напитке — и что же, ты полагаешь, сделал дедуля? Я скажу тебе! Старый джентльмен чрезвычайно вежливо извинился, низко поклонился и взял подземный дилижанс до дома — прямо до дома, Джеймс! — где он и просидел смирно за чтением и письмом остаток дня, вечером лег спать, а поднявшись утром, подхватил под мышку свои книги и отправился провести день в одиночестве на свежем воздухе соседнего парка Форт Грин. Там, на скамье у укромного зеленого склона я читал весь день не прерываясь и остановился лишь в сумерках, когда отправился в обратный путь домой, задержавшись "У Джона"[6] на мой обычный воскресный ужин из мясных шариков со спагетти, ванильного мороженного и кофе. Случайно — буквально по соседству, на другой стороне Уиллоби стрит, я нашел ресторан, который специализируется на бобах, запеченных по-домашнему. Он закрыт в воскресенье, но на днях я попробую заглянуть туда. Бобы, пятнадцать центов, со свининой, двадцать центов. С франкфуртскими сосисками, двадцать пять центов. Да — вот место, которое стоило поискать!
После ужина я раздобыл немного припасов в самым дешевом открытом по воскресеньям месте, после чего отправился домой — где взял один из стульев, стоявших в столовой в 454[7], и “ушел из дому” — в мой альков со стопкой книг! В дверь постучали — но меня не было дома. В окнах и дверных щелях не было света. Кому какое дело, куда я ушел? И так до времени отхода ко сну, когда я тихонько улегся в кровать, проснувшись в понедельник в полдень и возобновив моё чтение и письмо. Имея припасы, я не выходил и не одевался, но когда настал вечер, я решил, что будет неблагоразумно, если меня снова “не будет дома”. Две ночи подряд поначалу будут выглядеть странно, но очень скоро случится так, что этот обычай банды еще немного ослабнет. Так что я не стал выключать свет — и разумеется заглянул Лавман. А теперь оцени тонкую работу! Я приветлив — но в тапочках, халате и с неприбранной комнатой. Я извинился, но не предложил ни новой, ни личной темы. Заметив завалившие меня бумаги и почувствовав бремя беседы, целиком возложенное на него, мой гость вопреки обычаю не стал рассиживаться в кресле целый час; но вскоре удалился в логово Кирка — хотя и не без обещания заглянуть на обратном пути. Прошло полчаса, я все еще пишу. И тут слышу три знакомых стука Кирка по батарее — на которые я должен ответить, так как он знает, что я дома. Но я медлю с ответом, а когда прихожу, я приветлив, но не изобретателен в беседе. Еще через полчаса Лавман уходит — безукоризненно вежливо — в то время как Кирк напрашивается на любезность — кое-что, с чем я особенно рад ему помочь, поскольку он буквально навязал мне так много значительных услуг. Он, видимо, тоже слонялся без дела — или занимался делами — в халате и остро нуждался в трапезе и в то же время совершенно не хотел утруждать себя одеванием. Я тоже собирался ужинать, так что с величайшим радушием я пригласил его вниз, угостил спагетти из A & P[8], сыром, хлебом и ванильными вафлями из моего лучшего голубого фарфора и учтиво распрощался сразу же после — поскольку он тоже почувствовал нежелательность задерживаться в виду очевидной атмосферы деловитости в комнате. Все это время я легко и добродушно намекал Кирку с Лавманом на мои литературные преобразования и рассказывал о ждущей меня большой работе. Так что я легко освободил следующий день, перехватив инициативу и назначив следующую встречу — я сказал, что мы увидимся на очередном собраний Ребят[9] в среду, таким образом буквально освобождая вторник. Благодаря этому шагу я мог рассчитывать на тихий вторник БЕЗ необходимости уединяться в алькове.
Так и вышло, я отдыхал, во вторник опять встал после обеда, писал письма никем не тревожимый до самой ночи, опять отдохнул, и теперь я снова за столом, за все это время не увидев ни одного человеческого лица. Сегодня мне нужно сходить за кое-какими покупками — возможно, я возьму тот серый костюм и посмотрю во сколько он обойдется, и, может быть, я наберусь храбрости и перейду к соломенной шляпе, а фетровую отдам в чистку — а вечером я буду принимать у себя Собрание Ребят. Это будет собрание МакНила[10], и видимо будет скучно, потому что Мортон сомневается, что сможет прийти, да и Сынок[11] совершенно не уверен. Я пока что не собираюсь увиливать от этих официальных собраний — главное избавиться от ежедневных визитов и шатания по кафетериям, которые все равно что смерть какой бы то ни было личной интеллектуальной жизни и творческим достижениям. Будет трудно отодвинуть банду на второй план, но, проявив такт, я наверняка сделаю это. Прямо сейчас для меня основная сложность в том, как не оскорбить Лавмана, отказавшись от его предложения как-нибудь в воскресенье съездить на экскурсию в Филадельфию. Он хочет увидеть колониальную часть города и желает воспользоваться моими услугами в качестве гида — он готов оплатить мой проезд по специальному экскурсионному тарифу в три доллара. Если бы у меня теперь были деньги, я был бы рад поездке — видит Бог как сильно я хочу увидеть город настоящих белых людей — но если я сам не заплачу за свой проезд, неизбежно возникнет атмосфера обязанности, от чего я не смогу чувствовать себя вполне независимым, даже вырвавшись на свободу. Какой же дурной тон позволить приятелю оплатить твое воскресное путешествие, а вечером в понедельник отказаться открывать ему дверь! Так что мне придется выкручиваться, хотя как это сделать не оскорбив его, учитывая настойчивое радушие, определенно потребует аллопатических доз тонкости, которую я расписывал все эти последние страницы! В субботу вечером будет встреча Синего карандаша[12] в студии Симонтон, но я склоняюсь к тому, чтобы пропустить ее, несмотря на ораторские упреки, которыми Мортоний[13] осыпет мою голову. Хотя я возможно присоединюсь к их нью-джерсийскому пикнику и прогулке на День памяти. А в июне на пару дней в Нью-Йорк снова приедет Секрист[14], вместе с двумя из своих детей — возможность, которую я чувствую себя обязанным использовать, чтобы отплатить за внимание, оказанное им мне в Вашингтоне.
Тв. люб: племянник и пред. Слга: Г. Ф. Л.
Комментарии и пояснения переводчика:
[1] Хотя Лиллиан Кларк — тётка Лавкрафта, он имел привычку называть её дочерью, представляя себя старым джентльменом.
[2] Эдвард Бульвер-Литтон (1803 — 1873) — английский писатель-романист и политический деятель. Писал произведения в различных жанрах, в том числе в жанре ужасов. Его произведения переиздавались в Weird Tales в 1923 году. Далее под “странными” романами Лавкрафт имеет в виду поджанр жанра ужасов.
[3] Скорее всего, Лавкрафт имеет в виду Книжный магазин Шульте, располагавшейся на Четвертой авеню на Манхэттене в Нью-Йорке. Четвертая авеню еще с 1870-ых стала местом встречи любителей книг с продавцами старых книг и даже получила неофициальное название Ряд книготорговцев. Магазин Шульте был одним из таких мест. Он был основан Теодором Шульте в 1917 году и специализировался на теологической литературе и дешевых копиях распространенных книг. В 1950 Теодор Шульте умер, и магазин перешел к менеджеру Филу Песке, а затем, в 1955, — к его сыну. Магазин просуществовал до 1980-ых, но сам ряд книготорговцев стал приходить в упадок еще в 1950-ые из-за повышения арендной платы.
[4] Теобальд — псевдоним Лавкрафта. Он начал использовать его в любительской прессе еще с 1916-го в форме Льюис Теобальд. Льюис Теобальд был литератором 18 века. Он получил известность как редактор и издатель пьес Шекспира. Позже Лавкрафт сократил псевдоним до Теобальда, так он и перекочевал в переписку.
[5] Джордж Кирк — книготорговец из Кливленда. С Лавкрафтом его познакомил Сэмюэл Лавман в 1922 году. Кирк также переехал в Нью-Йорк в 20-ые, чтобы развивать свой бизнес. Там они с Лавкрафтом продолжили знакомство и стали близкими друзьями. В 1925 Кирк переселился в дом на 169 на Клинтон Стрит, где жил Лавкрафт, и его квартира располагалась этажом выше. У Кирка был свой бизнес и он сам устанавливал свой график работы, поэтому и мог праздно проводить время когда ему захочется.
[6] История поиска этого места заслуживает отдельной статьи. Исследователи выяснили, что ресторан “У Джона” находился в доме 7 на Уиллоби стрит. Это было Бруклинское отделение, тогда как основное было на Манхэттене. Хозяин — Джон Пучатти — был известным нью-йоркским анархистом. В рекламе своего ресторана он предлагал не только итальянскую еду, но и интересную беседу. В 1920-ые Джон Пучатти промышлял бутлеггингом. Доподлинно неизвестно как часто Джон бывал в своем Бруклинском филиале и встречался ли с ним Лавкрафт лично.
[7] Дом 454 на Анджелл Стрит, принадлежавший деду Лавкрафта. Лавкрафт жил в нем до 14 лет и всю жизнь считал это время самым счастливым. Чтобы быть ближе к тому времени, он сохранил и перевозил с собой многие предметы мебели, стоявшие в том доме.
[8] The Great Atlantic & Pacific Tea Company, Великая Атлантическая и Тихоокеанская Чайная Компания — старейшая сеть супермаркетов, существовала с 1859 до 2015.
[9] Собрание друзей и знакомых Лавкрафта, возникшее еще до его переезда в Нью-Йорк, но окончательно оформившееся только с присутствием Лавкрафта. Имена всех первых участников начинались с К, Л или М, от чего собрание назвали клуб Калем. Сам Лавкрафт это название почти не употреблял, заменяя его на банду или просто Ребят.
[10] В конце 1924 года член клуба Калем Эверет МакНил обиделся на другого члена Артура Лидса за то что тот не вернул ему 8 долларов. МакНил отказался посещать собрания, на которых присутствовал Лидс. В результате в клубе стали проводиться собрания МакНила, на которых не было Лидса, и собрания Лидса, на которых не присутствовал МакНил. Многие члены клуба считали МакНила старомодным занудой и вообще не приходили на собрания МакНила, но Лавкрафт симпатизировал МакНилу и старался не пропускать собрания его имени.
[11] Сынком Лавкрафт называл Фрэнка Белнапа Лонга.
[12] Клуб синий карандаш — объединение журналистов-любителей. На собрания Лавкрафта заставляла ходить жена Соня, но с тех пор как она уехала из Нью-Йорка, она начал их пропускать.
[13] Лавкрафт любил переиначивать имена своих знакомых на латинский манер. В данном случае Мортоний это Джеймс Ф. Мортон.
[14] Эдвард Ллойд Секрист — журналист-любитель и пчеловод, который сводил Лавкрафта на пьесу “Диббук”, о чем можно прочитать в соответствующей статье.