Уже знакомый хохот Вадима наполнял всё вокруг.
Ксанка не могла бы забыть этот смех. Когда открыла глаза, рядом с ней был Харитон.
Он гладил её по голове и приговаривал:
— Хорошая моя, несчастная моя, всё позади. Забудь ты этих чертей, живи уже без них. Помер тот нелюдь…
Ксанка встрепенулась, она не верила своим ушам.
"Повесть об окаянной" 48 / 47 / 1
— Да-да, мне так сказали. Покричал он, посмеялся и помер. Видать пришла его пора.
— Не может быть, — Ксанка помотала головой. — Он говорил, что бессмертный.
Харитон засмеялся.
— Так не бывает, Ксанка. Не бывает такого.
— А ты сам видел его мёртвым? Видел? Я не поверю, пока не увижу.
— Больно мне надо на него смотреть. Он мне кто? Брат? Отец? Сказано, что умер. Значит полоса чёрная закончилась у тебя. Ищи детей и живи дальше. А мне надо за своими съездить. Соскучился.
— Не нужно за ними ехать, — взмолилась Ксанка. — Жив он, говорю тебе, что он просто так не оставит меня в покое. Опасно сейчас тебе уезжать, и себя погубишь, и семью. Давай подождём немного. Твои ведь никуда не денутся.
Но Харитон не соглашался.
— Я из-за твоих чертей уже столько всего испытал в жизни, что больше не хочу. Мне к семье надо.
Ксанка насупилась.
— Не веришь, — прошептала она. — А зря… Сердце моё неспокойно. Камнем оно стоит.
Харитон лишь махнул рукой.
Вместе навестили Осю.
Каждое утро к нему из деревни приезжала Шурочка.
Оказалось, что её муж Славка сам отправлял жену к Осе.
Странным это всё было для Ксанки.
Шурочка улыбалась, держала Осю за руку. Рассказывала о том, как младший накануне в курятнике уснул и его искали всей деревней.
Ося улыбался нехотя. Видно было по лицу, что ему больно.
Никак сердце не хотело переставать болеть.
О том, что умерла мать, Осе ещё не говорили. Боялись, что ему станет хуже.
Ксанка этого не знала.
— Спасибо тёте Зине, что приютила нас. Хорошая была женщина.
И Харитон, и Ося, и Шурочка вытаращили глаза на Ксанку.
Она поняла, что сболтнула лишнего. Покраснела.
Шурочка сильнее сжимала в своей руке руку Оси.
А он неожиданно для всех произнёс:
— Ну что, поживу теперь по-человечески? Может Славка Шурочку отпустит.
Харитон крутил пальцем у виска и бормотал:
— У него мать померла, а он жениться собрался…
***
Ксанка вернулась в дом Оси. Её проводил Харитон, а потом отправился к семье.
Зара тоже не поверила в смерть Вадима.
Не по себе ей было. На просьбу Ксанки вернуться в табор согласилась.
Решили дождаться выписки Оси, отблагодарить его и отправиться на поиски табора.
Но планы их пришлось пересмотреть.
Ося после возвращения из больницы ничего не мог делать сам. Еле ходил, много спал. Часто кричал ночами.
Шурочка приходила к нему по утрам, но уже с мужем.
Тот сочувствовал Осе. Однажды Ксанка подслушала их разговор.
— Да мне и неважно было, когда Шура первого ребёнка родила.
Баба моя? Моя!
Значит, кто из неё вышел — тоже мой. А как он туда попал, мне неинтересно.
Я вас вместе ни разу не заставал. Смогли вы схорониться невидимо. А не поймал, так и хорошо.
Вон я какой богатый! 10 детей миру показал! Да я каждого в руки брал самый первый! Каждого из десяти!
Так что если даже и от тебя они, всё равно мои! А то, что языками чешут, так пусть. Что мне теперь — умирать? Ну не виноват я, что бог обделил меня родными детьми…
Ося молчал.
Он знал, что хромой Славка до Шурочки был женат трижды. Ни одна жена не родила ребёнка. А Шурочка сразу после свадьбы забеременела. Всем всё было понятно. Но Ося, вроде бы и зная, что все дети его, не мог простить любимую, не мог простить родную мать за то, что она вмешалась.
Поэтому молчал сейчас. Не хотел никаких разборок со Славкой.
Через неделю Шурочка пришла к Осе одна. В руках у неё был старый потрёпанный чемодан.
Она вошла в дом, поставила его. Уже не было на её лице прежней важности, надменности.
— Осю позовите, — вежливо попросила она Зару.
Зара удивилась. Обычно Шурочка без «здрасти» влетала в дом и сразу к комнате Оси спешила.
А тут вежливость вспомнила, застеснялась.
Зара сходила за Осей. Тот вышел, еле-еле делая шаги.
Он угасал с каждым днём. Уже не пил прописанные пилюли, отказывался от еды.
— Ося, — произнесла Шурочка, — Слава к тебе меня отправил. Сказал, что детей сам поднимет, а я чтобы с тобой до твоей смерти была. А он потом меня примет, когда тебя не станет.
От удивления лицо Оси вытянулось, руки затряслись.
Зара подбежала к нему, помогла присесть на стул.
Ося тяжело дышал.
Шурочка встала перед ним на колени и прошептала:
— Позволь мне быть с тобой до конца твоих дней. Позволь мне услышать твой последний вздох.
Ося кивнул.
И впервые за долгое время Зара и Ксанка увидели его улыбку.
Дом Оси теперь был шумным.
Дети постоянно прибегали к матери. Уходили одни, приходили другие.
Славка больше не приходил.
Присутствие Шурочки пошло Осе на пользу. Он перестал спать днём. Выходил чаще на улицу.
Любимая женщина ухаживала за ним. И вскоре Ося уже мало был похож на болезненного.
— О, шо любоф тво́рит, — шептала соседка Оси.
Шурочке удалось развестись со Славой.
Через некоторое время она и Ося расписались.
И вскоре Шурочка забеременела.
Когда сказала об этом мужу, его лицо озарилось счастьем.
В этот счастливый для Оси период жизни Зара и Ксанка решили всё же искать табор.
Прощались долго. Несколько дней.
Харитон отвёл Ксанку в сторону и сказал на прощание:
— Обманул я тебя, что морок на меня напал. Он может и напал… Но любить я тебя не перестал. Будь счастлива Ксанка. Если дочка родится, Ксенией назову. А если сын — пусть Осипом будет. В честь Оськи нашего.
Харитон проводил Зару и Ксанку до города. Сказал им, что всегда будет ждать их возвращения и можно на его помощь рассчитывать в случае чего.
Женщины поблагодарили.
Первым делом Ксанка решила забрать детей, оставленных у Ларисы.
Впервые за много лет она чувствовала себя спокойно. Не озиралась по сторонам, не боялась, что ночью кто-то придёт. Но где-то глубоко страх всё же был. Не верилось, что все её беды вот так одним разом закончились.
Дом Ларисы оказался заброшенным.
Соседка сказала, что Лариса уехала со своим мужем и детьми в город.
— Неужто Прохор вернулся? — спросила Ксанка.
— Да какой там Прохор?! Он-то вернулся. Но Лариска его выгнала. Вышла она за отставного солдатика. Не помню имя. Они быстро отсюда уехали.
А Прохор тут недалеко живёт. У баб Сони на окраине снимает комнату. Пьёт чертяка, ворует… Выйдет пьяным на улицу, в грудь кулаком бьёт и орёт: «Я художник! Я самого царя нарисовал! Он мне руку целовал!»
Смеются над ним, потешаются.
А баб Соня своих потеряла в революцию, этого пестует. Он ей помогает по хозяйству. И говорят, что он старушку ночами рисует. Видели люди…
Ксанка и Зара поблагодарили соседку и пошли к дому Сони.
Продолжение тут