Юрий Андреевич работал в Демушкинской больнице Сасовского района, воспитал 11 детей, из них восемь приемных. Служил военным врачом в Афганистане, награжден медалью «За боевые заслуги». В память о светлом человеке публикуем очерк о Юрии Андреевиче «Гори звезда путеводная».
Удивительные встречи бывают в провинции. В рязанской деревне Демушкино познакомились мы с врачом местной больницы Юрием Игнатовым. Одиннадцать детей воспитал он вместе со своей женой, из них восемь – приемных. Откуда черпает этот человек силы в жизни? Что хочет доказать себе и другим?
«Мои документы должны были попасть в госпиталь, а ушли в Пянджский погранотряд. Часть контингента среднеазиатского военного округа находилась на территории Афганистана. Там наверху что-то напутали, и я оказался в горячей точке. Только вместо боевого камуфляжа на мне был белый халат врача», – Юрий Андреевич Игнатов опускает на стол кофейную чашку и лезет в карман за очередной сигаретой. И почему врачи всегда так много курят?
В его доме сейчас просторно, а были времена, когда здесь сотрясались стены от топота детских ног. К троим родным детям добавились восемь приемных. Теперь все ушли в большую жизнь. А он остался в деревне.
«Спрашиваете, как восприняли мои отпрыски вхождение в семью детдомовцев? А что им оставалось делать, если им Бог послал таких ненормальных родителей? – смеется Игнатов. – Но мы очень быстро стали единомышленниками».
Мы только что пришли с мороза, и он прижимал ладони к печке. А я топтался рядом и не знал, что же самое главное нужно у него спросить. Зачем ему все это было надо? Слишком философский вопрос. Хотелось подвига? Или ко всему примешалась изрядная доля безрассудства? Но оказалось – иное.
…Много забот у сельского врача, но нет заботы горестнее, чем вытаскивать из алкогольного забытья своих земляков. Лежали у него в палате дети. Одна 13-летняя девочка решила заглушить несчастную любовь, выпив полтора литра спирта. Еле вывели из алкогольной комы. Лежал бывший афганец, помиравший от перепоя. Его ломало от жизни. Почему – мог спрашивать любой другой, но только не Игнатов, понюхавший афганский порох.
«Ерунда это, когда говорят про адреналин. Побывавшие в горячих точках хотят вернуться туда не поэтому. Там 18-летним внушают: парень, ты герой. Не будет тебя, тяжелее придется остальным. Потом он возвращается домой, в нашу непонятную жизнь, с тем же ощущением своей незаменимости. А все вокруг не то. Кому он здесь нужен, этот герой?..»
– Самое сильное впечатление от Афгана?
– Когда прилетаешь на точку, а тебя ждут как родного отца. Ты врач, ты сейчас поможешь, а возможно, и спасешь чью-то жизнь. Огромные мужики тебе искренне рады. Это сейчас везде обнимаются при встрече, когда надо и не надо. Но такого ощущения востребованности, как там, я больше нигде и никогда не испытывал.
У него там была первая самостоятельная операция. Травму получил 13-летний мальчик-афганец, боец ирригационного батальона. Они передвигались на КрАЗе, и люди висели на кузове, как гроздья винограда. На полном ходу мальчик сорвался, получил вдавленный перелом теменной области. Транспортировки до больницы он бы не выдержал.
«До этого я только ассистировал на трепанации, а сам не делал никогда. Но другого выхода не было. Помню, полированный стол в комнате афгано-советской дружбы… Хирургические инструменты 1939 года выпуска, на них стояло клеймо. Ассистента нет, операционной сестры нет, стоит там дядечка и капельницу делает, а я потихоньку ругаюсь…про себя. Мне, наверное, помогло то, что афганцы вообще достаточно живучие. И этот мальчик на восьмые сутки встал на ноги. Я с ним виделся потом всего два раза.».
После Афганистана он вернулся домой, в Приднестровье. Работа в родной больнице больше не радовала. В нем словно распрямилась какая-то потайная пружина. Хотелось существовать на пределе возможностей. Как в виндсерфинге – все время скользить по волне с максимальным напряжением сил. Вместе с женой пошли воспитателями в школу-интернат для детей-сирот. А через три года, насмотревшись на недостатки казенного воспитания, создали свой семейный детский дом. У себя все хотели сделать по-другому. Чтобы ребенок ощущал тепло, жил в уюте, но не свыкался с психологией иждивенца. Чтобы своими глазами видел: шоколадки не растут на деревьях, а кроссовки не выкапывают на грядках. И если ты порвал одежду, то всей семьей нужно будет поприжаться, чтобы купить новую. Потому что в семейном детдоме установка «мне должны» разрушительна. В семье все заботятся друг о друге.
Он до сих пор удивляется своему чересчур смелому поступку. Гигантизм в таких вещах – штука опасная. Взять на воспитание три ребенка, ну в крайнем случае пять – это еще приемлемо. Но не восемь же! Имей сейчас Юрий Андреевич такую возможность – обязательно прописал бы в положении о приемных семьях: брать не более пяти детей. А если очень хочется рекордов, лучше заняться чем-нибудь другим.
Он ездил по разным семейным домам, но ни в одном из них не хотели рассказывать о внутренних трудностях откровенно. Хотя в каждом таком доме рано или поздно возникала проблема деления детей на «своих» (родных) и «чужих» (приемных). Свой – как открытая книга, достаточно бывает одного взгляда в его сторону, чтобы почувствовать какие-то проблемы. Чужой вообще может не понимать твоего языка, у него свое представление о мире. И вот эти разные миры нужно было как-то соединить. У Игнатова и его жены это получилось. Потому, наверное, что сразу поставили конкретную задачу – подготовить ребят к самостоятельной жизни, чтобы они вошли в нее без страха, уверенными в себе людьми.
В 92-м году Приднестровье жило ощущением надвигающейся войны. Детский фонд помог перебраться в Рязанскую область. В сасовской деревне Демушкино как раз создавался комплекс семейных детских домов.
Из беседы с Юрием Андреевичем Игнатовым: «Самое начало было вообще кошмарным. Мы с женой раньше двух часов спать вообще не ложились. С шести уже надо было быть на ногах. Непрерывных таких, пожалуй, полтора года было. Честно говоря, первый год, как они там учились, я даже не очень помню...».
Дети выросли, получили образование, уехали кто в Москву кто в Рязань. С двумя из них после многих лет совместной жизни отношения так и не сложились. Не выдержав психологической нагрузки, ушла жена. Последнее время воспитывал ребят один.
«Труженик Божий», – отзывается о нем матушка Варвара, принявшая монашеский постриг и долгое время находящаяся на излечении в больнице. Из двадцати больничных коек десять – социальные, предназначенные для одиноких престарелых людей, нуждающихся в постоянном уходе медперсонала. На других койках лежат по очереди больные из Кошибеева, Ласиц, Рожкова, Липовки, Барашева… Многие пожилые люди одиноки. Пока один поправляет здоровье в палате, другой смотрит за домом и хозяйством. Потом меняются. Стационары для сельских жителей настоящее спасение, а возможно, и единственная возможность подлечиться. Каждый день к врачу за уколами и процедурами из соседних деревень не находишься. Расстояния и дороги – нелегкое испытание даже для здоровых. О реформе, предполагающей сокращение коек в стационарах и переход на амбулаторное лечение, Юрий Андреевич говорит с усмешкой. Не для нашего села такие маниловские изобретения. От таких преобразований смертность на селе только повысится.
Чтобы уберечь больницу от всего дурного, Юрий Игнатов повесил во всех палатах и коридорах православные иконы. Но святые бессильны помочь в другой беде – отвратить народ от неумеренного употребления спиртного. Хронический алкоголизм принял на селе трагические масштабы. Тянется рука к бутылке от безнадеги. Видя на протяжении десятков лет такое пренебрежительное отношение к сельским труженикам, народ решил, что он вообще здесь лишний. Зарплату в две-три тысячи приходилось вымаливать как подачку. Вернувшись к профессии врача после многолетнего перерыва, Игнатов и предположить не мог, как часто в своей практике ему придется лечить людей от алкогольных отравлений. Отдаваться созерцанию происходящего Юрий Андреевич не собирался. Лично зафиксировал те точки, где темные личности сбывали через местных жителей суррогатный спирт. Мелкооптовые покупатели наживались на людских страданиях по крупному. С каждого разведенного литра опасного пойла получали 100 рублей чистой прибыли. Все фамилии торговцев жидкой смертью Игнатов занес в список и распечатал на принтере. Объявления срывали, он печатал и клеил вновь. Выслушивал мольбы старушек не позорить их на весь белый свет, получал угрозы от «заинтересованных лиц», но оставался не приклонен. На помощь пришла милиция. И если бы «алконавты», выдернутые им с того свет, не побоялись очной ставки с торговцами, исход маленькой войны оказался бы для Юрия Игнатова удачным. А так получилось, что он лишь заострил внимание на проблеме.
И внезапно до меня дошло, чего хочет этот человек, внешне похожий на Илью Муромца с картины Васнецова «Богатыри», правда, без доспехов и коня. Он хочет не приспосабливаться, а преображать. Но преображать не так, чтобы лично у тебя зазвенело в карманах, а чтобы лучше стало тем, кто рядом. Быть полезным. Отвоевывать эту полезность у нашего бесцветного времени. Брать ее приступом даже тогда, когда тебя со всех сторон обволакивает чужое равнодушие и унылое безразличие.
Из беседы с Юрием Игнатовым: «Я отношу себя к сильным людям. И поэтому всегда считал, что должен сам искать свое место в жизни. Но есть и другие, у кого меньше настойчивости, и для них необходимо в стране создавать условия для самореализации. И вот с этим у нас проблема.
Для любого из нас главное – чтобы мы были нужны. Семью иметь важно, еще что-то там, деньги, например. Но если мы сами не будем нужны, то и все остальное как-то будет не очень нужно…
Когда я несколько лет не работал в медицине, то по-другому взглянул на профессию врача, со стороны. Больше всего людей огорчает безразличие, а не твой, допустим, невысокий профессиональный уровень. Один из моих педагогов всегда говорил: «Вы не имеете права входить в палату без улыбки»…
Он научился большему – улыбаться жизни.
Дмитрий Соколов.
Фото автора
Друзья! Уважаемые читатели "Рязанских ведомостей"! Присоединяйтесь к нашему каналу) Подписывайтесь на канал) Ставьте лайк!
Другие статьи Димитрия Соколова:
#рязанские ведомости #рязань #новости #газета
