Сегодня мы хотим познакомить Вас с интересным явлением – русской песней в лубочных картинках. В Историческом музее хранится более пятисот листов песеннего лубка, это одно из самых больших собраний в ряду аналогичных московских коллекций. История песенного лубка начинается в середине XIX века, когда с 1840-х годов пробудился интерес к народной песне, и лубочные художники быстро отреагировали на востребованность новой тематики, начав наполнять рынок картинками, иллюстрировавшими слова и тексты русских песен. Последний этап существования этого жанра народного искусства относится к 1880 – 1910-м годам, когда раскрашенные вручную литографии были полностью заменены хромолитографиями.
Как писал издатель того времени И.А. Голышев: «Литографское ручное производство убито скоропечатными машинами с применением силы пара и большими капиталами».
Часто встречается мнение, что поздний период развития лубка – это упадок и отказ от национальных особенностей народного искусства. Несмотря на это, мы предлагаем рассмотреть примеры песенного лубка именно конца XIX – начала ХХ вв. В это время лубок заимствовал многие приемы композиционных построений из профессионального, «высокого» искусства; он ушел от условности и трогательной наивности ранних народных картинок. Лубки становились более единообразными. Однако наряду с утратами в поздних лубочных картинках есть и достоинства: многоцветие, гармония колорита, умение работать со шрифтами, выверенность текстов. На примере поздних лубков заметно стремление художников заполнить все пространство листа изображениями сюжетных сценок, а промежутки между ними украсить декоративными элементами в виде цветов и орнаментов в стиле модерн.
Ниже приводим несколько лубков с песнями, размещенными на этих листах. Встречали ли Вы ранее эти песни?
Потеряла я колечко, потеряла я любовь, / А по этомъ по колечке буду плакать день и ночь. / Где девался тотъ цветочекъ, что долину украшалъ? / Где мой миленькiй дружочекъ, что словами обольщалъ? / Обольстилъ милый словами, онъ уверилъ навсегда: / "Не плачь девица слезами – будешь вечно ты моя." / Милъ уехалъ и оставилъ мне малютку на рукахъ. / Какъ взгляну я на малютку, такъ слезами и зальюсь; / Чрезъ тебя, моя малютка, пойду въ море утоплюсь, / А тебя, мой злой мучитель, я на веки прокляну. – / Долго русою косою трепетала по волне, / Правой рученькой махала: – Прощай, миленькiй, прощай! / Ни на что такъ не взирала, какъ на этотъ темный боръ, / Ни о комъ такъ не страдала, какъ о миленькомъ своемъ.
Скучно, матушка, весною жить одной, / А скучнее того, не идетъ ко мне милой, / И я съ горя, со кручины, молода, / Выйду, выйду, на крылечко постою, / На все стороны четыре посмотрю; / Что летитъ ли, не летитъ ли младъ соколъ, / Онъ не машетъ ли, не машетъ ли крыломъ. / И выйду за новыя ворота, / Погляжу я вдоль по улице въ конецъ, / Какъ нейдетъ ли ко мне миленький дружокъ. / Вдоль по улице мятелица мятетъ, / За мятелицей и милый мой идетъ; / И он машетъ своимъ шелковымъ платкомъ; / Ты постой, постой, красавица моя! / Позволь, радость, насмотреться на тебя, / На твою, радость, прекрасну красоту: / Красота твоя свела меня съума, / Сокрушила добра молодца меня. / Ты везде, радость, красавицей слыла, / А какъ нынче ты худа стала, бледна!
Кто поверетъ моей скуке, / Всякъ потужитъ обо мне, / Всякъ потужит погорюетъ / О несчастной сироте, / Живу съ милымъ я въ разлуке, / Въ чужой дальней стороне. / Целый годъ дружка не вижу, / Ни въ деревне, ни въ Москве: – / Только вижу я милаго / Темной ночью въ сладкомъ сне! / Темной ночью въ сладкомъ сне, / На портрете на стене! / Я отдамъ сестре малютку, / Сама выйду на крыльцо, / Сама выйду на крылечко, / Вижу миленькiй идетъ, / Вижу миленькiй идетъ, / Меня любитъ, поцелуетъ, обойметъ!..
Где я, молодецъ, гуляю? / При дубраве на долине. / Я прiехалъ изъ далека / Съ молодецкою кручиной; / Я хочу забыть, размыкать, / Молодецкую кручину, / Я кручинушку покину / На широкую долину. / Я пыталъ ее размыкать / По дороге, въ чистомъ поле, / Не тужить о томъ, не думать, / Где осталась моя доля. / Какъ мне доля изменила, / Я остался сиротою, – / Я съ кручиношкой спознался, / Съ чужой дальней стороною. / Много виделъ здесь я пташекъ, – / Виделъ платшку кенарейску, / Виделъ красную девицу – / Молодую чародейку. / Рано утром мы гуляли / Съ ней за дальнею горою, / Все цветочки собирали, / Рвали травку муравую. / Какъ пошелъ я с ней въ дубраву / На веселую долину, – / Я въ долинушке покинулъ / Молодецкую кручину. / Опоили, отравили, / Мы травами и цветами, – / Схоронили на долине / Подъ зелеными кустами.
Чудо, диво! / Парашенька красива! / Закружитъ, завертитъ / И всехъ съ ума сведетъ, / Съ нее всякъ глазъ не сводитъ, / Преважно, куражно, / И бровью не ведетъ. / Коль не спится / Готова веселиться / И въ поле, на воле / Побегать, поиграть! / Тутъ ужъ живо / За нею торопливо / Всю ночку, до зорьки / Пошли все петь, плясать! / А взгрустнется, / Да сердце коль забьется, / Легонько, / Тихонько / Въ лесокъ она уйдетъ. / Хоть не видно, / Зато далеко слышно, / Какiя тамъ песни / Парашенька поетъ. / Эхъ ты воля! / девичья наша доля, / Легка ты, / Сладка ты, / А время какъ придетъ, / Все не мило! / Забавы все постылы; / Лишь сердце / Забьется, / Любви ответа ждетъ!
