Иван сладко спал на диване, когда рядом кто-то сказал:
- Тук-тук.
- Войдите, не заперто, - не открывая глаз, пробормотал Иван.
- А я уже вошёл, - сказал опять тот же голос. - Хозяин, ты чего спишь средь бела дня?
- У меня сиеста... - Иван нехотя открыл глаза, увидел перед собой местного участкового, и недовольно заворчал: - Ну, что это такое? Я только-только обрадовался, что жена в район уехала, спать завалился... Степаныч, ты зачем припёрся?
- Но-но-но! – с угрозой в голосе произнёс участковый. - Я, между прочим, при исполнении. Соблюдай субординацию. Вставай, давай, Иван. Серьёзный разговор к тебе есть.
- Серьезный? - Иван скорчил недовольное лицо, нехотя принял сидячее положение и сладко зевнул. - И почему у тебя, Степаныч, ко мне всегда серьёзные разговоры? Нет, чтобы зайти просто так, анекдот смешной рассказать. Ладно, садись на стул, спрашивай. Опять у нас, что ли, кому-нибудь морду начистили? Сразу говорю, я ничего такого не видел, и криков никаких не слышал. Честное слово.
- Да нет, Иван, в этот раз дело будет посерьёзнее. - Участковый сел на стул, снял с головы фуражку и положил её на стол. - И ты, как бы, подозреваемый в этом деле.
- Ну? - Иван недоверчиво посмотрел на гостя. - Я, случайно, не в домогательстве подозреваемый?
- Чего? - насторожился участковый. - В каком ещё домогательстве?
- Ну, как в каком? Я недавно вспомнил, что лет сорок тому назад я одну женщину за одно недозволенное место потрогал. Она мне медаль победителя соцсоревнования на шею вешала, я её приобнял и потрогал за заднее место. Вроде как случайно, а вроде и специально. Может, эта дамочка тоже про этот вспомнила, и на меня заявление написал. Сейчас же это модно.
- Тьфу! - Участковый выругался. - Я его, как дурак, слушаю, а он какую-то ересь несёт. Хватит, Иван, шутки в сторону. Скажи, но только честно, ты петуха твоей соседки прибил?
- Какой соседки? - вытаращил глаза хозяин.
- А которая через два дома от тебя живёт.
- Галины, что ли?
- Ну. Она говорит, что ты на её петуха давно зуб имел. Правда?
- Я чего-то не пойму, - Иван покрутил смешно глазами, - ты мне, всё-таки, анекдот решил рассказать, да?
- Какой анекдот?! – заскрипел зубами участковый. – Опять ты все на хихоньки переводишь? Говори прямо, ты зуб на петуха Галины имел?
- На какого ещё петуха? - чуть не закричал Иван. - Ты чего мне тут сам ересь несёшь?! Петуха какого-то на меня вешаешь!
- Я ереси не несу! – грозно затряс указательным пальцем Степаныч. - Галина Николаевна Петрова утверждает, что это твоих пук дело. Между прочим, в письменном виде утверждает. А это уже документ. Понял?
- Да ты что... - Иван задумался. - Значит, я зуб имел? На её петуха? И зачем?
- А затем, что этот петух, будь он неладен, к твоим курам повадился ходить. И ты из-за этого на него злился.
- Да ты что, Степаныч? - Иван хотел засмеяться, но передумал. - Кто же из-за этого злиться будет? Признаюсь, я пару раз видел её красавца у себя в курятнике. И так тебе скажу - этот петух больше моего петуха раза в два. Гигант, прямо. И мои куры, видать, за это его и полюбили. Как он придёт, так они перед ним прямо стелются. Ласковые становятся, заразы такие...
- Вот! - радостный закивал участковый. - Значит, это все-таки ты?
- Что я?
- Прибил его. Прибил, и ночью через забор к Галине во двор перекинул.
- Ты чего, Степаныч, пьяный что ли? Я же, наоборот, радовался, что он моих кур топчет, Думал, я себе за просто так новую породу кур поимею. В инкубатор яйца моих несушек заложу, и готово. Эх... Теперь, значит, пропал мой план.
- Погоди, Иван, чего ты врешь?
- Почему это я вру?
- А потому. Тебе же, наверное, за своего петуха было обидно. По логике так выходит? Твой же петух из-за петуха Галины без гарема остался. Вот ты и совершил самосуд.
- Какой самосуд? Ты, Степаныч, рассуждаешь сейчас, прямо, как женщина.
- Почему это как женщина? - обиделся участковый.
- А потому что! Это только женщины слабых жалеют. А настоящий мужик рассуждает так - если ты петух, и при этом слабак, то сам и виноват. Нужно же иметь характер, чтобы свою семью охранять и содержать! Такая у нас мужская логика. Правильно? Если не можешь - сиди в сторонке, и просто кукарекай. Так ведь?
- Ну, вообще-то, так...- сделал кислое лицо Степаныч.- Но тогда, вообще непонятно, кто её петуха прибил. Если бы лиса его задушила, она бы его унесла. А он во дворе лежал. По словам Галины, она его рано утром обнаружила, немножко потрепанным. И уже холодным.
- Странно, Степаныч, что тебе не понятно, кто это сделал, - с умным лицом вдруг сказал Иван.
- А тебе что, понятно? - насторожился участковый.
- Конечно. Это же месть. Жестокая и безжалостная месть.
- Чья месть?
- Женская, чья же ещё...
- Какая ещё женская?
- В данном случае - куриная. Этого петуха куры из его гарема порешили. Ночью устроили мужику тёмную. Надоело им, что он только ночевать домой приходит, сытый и довольный. Накинулись на него в курятнике, и, видать, переборщили. Ты же знаешь женский характер, Степаныч. Если толпой накинутся - всё, пропал мужик... Видать, сердце у него прихватило от нервного напряжения, вышел во двор подышать, и каюк. У меня тоже иногда, когда на меня Мария злится, сердце от обиды заходится. Того гляди - остановится.
- Ты это серьёзно, Иван? При чем здесь твоё сердце?
- А при том. У меня же сердце большое, с кулак. Оно много обид может выдержать. А у петуха сердце, сам знаешь, какое. Так, с мелкую сливу. Такое сердце чуть-чуть обидь, и всё. А тут, когда на тебя весь гарем ополчился... Эх... Такой петуха сгубили... Такой вот он, женский характер, Степаныч. Так что, закрывай это дело с чистым сердцем.
- Да? - Участковый задумчиво посмотрел на Ивана, потом встал, надел фуражку, поправил её перед зеркалом, и задумчиво сказал: - Ну, ладно. Если это не ты, значит - не ты. Действительно, глупо на чужом петухе злость вымещать, если твой петух ведёт себя как курица. Тогда спи дальше, Иван. Пойду я...
Степаныч не спеша вышел из избы, а Иван ещё посидел, подумал немного, и пошёл в курятник – подбросить курам зерна.