Мы с мамой и сестрами прошли в сараи. Там стояла корова с маленьким теленком. Она то и мычала. Я могу поклясться, что в глазах у нее стояли слезы. ЕЕ вымя было опухшим от молока. А теленок, привязанный чуть поодаль от нее, полулежал на жалкой куче соломы и тяжело дышал. Мама сказала нам, что бы мы начали выносить навоз, и вычистили сарай, а сама, сбегав в дом, вернулась с ведом и небольшим кусочком топленого масла, которым смазала вымя коровы. Очень осторожно, слегка массируя его, она доила корову около часа. Молоко шло с кровью. Но корова перестала мычать. Когда мы напоили ее и теленка немного теплой, чуть подслащенной водой, и вовсе успокоилась. То молоко, что сцедили с коровы, мама налила в собачью миску. Больше другой живности у нас не было, и мы прошли в дом. Мама собрала нас всех за столом, мы позавтракали, а затем мама стала выносить все вещи бывших хозяев и складывать их в летней кухне, что стояла отдельным помещением во дворе рядом с домом. Мы, как могли, помогали ей. Сначала перенесли все железные, красивые, с никелированными спинками кровати, затем деревянный буфет, столы и стулья. Затем, перенесли и аккуратно сложили все матрасы и одеяла. Отдельно, мама аккуратно, в большой ящик сложила все фотографии и документы. Даже одежду мы складывали в мешки и уносили из большого дома в это помещение. Мама боялась, что в любой момент могут вернуться хозяева и потребовать свои вещи, и тогда наша семья опозорится и все решат, что мы воры. Папе нашему будет очень стыдно за нас. Мы понимали, что мама абсолютно права, и как могли ей помогали. Когда все вещи были вынесены вплоть до последней иголки, мама закрыла эту времянку на замок, а ключи надежно спрятала. С тех пор, каждое лето, в самую жаркую пору, мы выносили все вещи из этого помещения, просушивали их, проветривали, и складывали обратно, предварительно рассыпав яд по углам от мышей, чтоб не портили их. Конечно чуть позже ушлые соседские ребята рассказали нам, что раньше здесь жили чеченцы. Но их всех переселили. А за что мы не знали. С тех пор прошло много лет. Отгремела Великая Отечественная война. Вернулся через полгода после победы и наш папа домой, живой и невредимый. Мы выросли. Старшие сестры вышли замуж. Да и я была засватана.
Однажды вечером, когда мы все собрались за столом за ужином, к нам в окно кто то постучался. Папа сразу вышел, а за ним выскочили и младшие мои братья. Через какое то время, папа и братья зашли в дом с очень красивым высоким, статным парнем. Папа пригласил его за стол, мама спешно принесла ему тарелку с супом и ложку. Когда он поел, то рассказал нам историю своей семьи.
Его завали Ибрахим. Тринадцать лет назад, когда ему исполнилось двенадцать лет, глубокой ночью к ним в дом нагрянули военные. Под дулом автоматов их вывели на улицу и погрузили в грузовики. Все их село, и все близлежащие села, привезли на железнодорожный вокзал, а оттуда, погрузив, как скот в товарные вагоны, вывезли в Казахстан и выгрузили в голой степи. Много чеченцев тогда поумирало…. От их семьи не осталось и половины…. Они вырыли землянки, и жили в них как звери в норах…. Но они выжили. Сейчас им выдали справки, что они освобождены, но им нельзя возвращаться на прежнее место жительство. Он показал эту справку и нам. Тогда то я впервые услышала это страшное слово депортация. Но мы с родителями и с братьями так и не могли взять в толк, зачем этот парень пришел к нам в дом. Когда он сказал, что этот дом дом его родителей, в котором он родился и рос, наступила такая тишина, что было слышно, как тихо тикали часы на стене. Мама побледнела. Папа встал и сказал, чтобы он дал нам ровно три дня, чтобы могли собраться и освободить его дом. На что парень улыбнулся, встал и сказал: Живите, как жили здесь и дальше. Я вижу, что дом ухожен, и дело моего отца не разорено. Единственное, что я хочу, это забрать все документы, фотографии и некоторые личные вещи, после чего уеду, и наша семья, никогда больше вас не потревожит.
Родители открыли ему двери в той времянке, в которой до сих пор лежали все вещи их семьи. Он не мог сдержать слез, когда увидел, как аккуратно и бережно все было сложено, не растаскано, не продано. Разобрав все фотографии, документы, он все бережно сложил в принесенную мамой сумку. Затем, позвав отца, они вместе с ним, вытащили из под другой мебели две спинки от большой никелированной кровати. Он открутил от них верхние, красивые, сделанные в виде резных шашечек набалдашники. Взяв из стопок с бельем большую простынь, он расстелил ее и, перевернув спинки вверх ногами, слегка их встряхнул. Из полых спинок потихоньку на простынь стали высыпаться, выкатываться круглые желтенькие, с красным отливом монетки. Мы стояли в ступоре. Столько лет жить в этом доме и не знать, что у нас рядом был целый золотой клад.
Когда обе спинки были полностью опустошены, а на полу возвышалась приличная горка монеток, парень спросил у отца, сколько у нас в семье детей. Узнав, что нас шестеро, он отсчитал ровно шесть золотых монет, отдал их отцу. Сложив все в сумку, он сказал, что бы с этого дня мама пользовалась всеми этими вещами, не хранила их и не берегла. Попрощавшись, он исчез в ночи. Папа нам строго настрого запретил рассказывать об этом случае кому либо. В первую очередь пострадали бы мы сами. С тех пор, у каждого ребенка из нашей семьи появился этот талисман, в виде монетки с изображением последнего русского царя.
Наиля тихо слушала эту старую женщину, ставшую невольной свидетельницей поломанной судьбы целого народа. Людей, которые были раздавлены беспощадной машиной сталинских репрессий.
За рассказом они и не заметили, как маршрутка остановилась прямо на автовокзале. Встречали старую женщину внук с дочерью. Она тепло попрощалась с Наилей и исчезла в людской толпе, унося за собой все воспоминания о том страшном времени.
Конец.
©Диляра Гайдарова