1944 год
Стоя с подушкой в руках, Вера размазывала слезы по щекам. Нет, не может она этого сделать, духу не хватит. Нет.. Как не крути, а в этом ребенке течет и ее кровь, не только немца. Она не могла сделать то, что сделала ее соседка Мария, которая родила двумя неделями раньше.
Зарыдав, она села на пол и обхватила колени руками. Вся ее жизнь разрушилась даже не с началом вoйны, а когда в их село вошел немец. Двое остановились у нее в доме, один приходил и уходил, а другой постоянно обитал. Вера, которая еще в начале сорок первого потеряла своего мужа, была молодой вдовой двадцати двух лет. Красавица, с ладной фигурой, она сразу привлекла внимание немца. Он не спрашивал ее, он был хозяином в ее доме, а она сперва пыталась кричать, плакать, а потом поняла - бесполезно это. Ну что может она сделать против здорового мужика с оружием в руках?
Когда она поняла, что ждет ребенка, немцев уже не было в селе, их выгнали. Что она только не пробовала делать - и в бане парилась, и травы пила, но только лишь сама на тот свет чуть не отправилась, а ребенок выжил. Мария, ее соседка, страдала так же, как и она.
Две недели назад Мария родила, а уже после обеда на погосте появился свежий холмик. Вера думала, что ребенок не выжил при родах, но когда увидела, как соседка сжигает подушку, плача над костром, все поняла.
А вот у нее духу не хватило.
- Слышь, Верка, - в дом вошел Кузьмич, новый председатель, заместо прежнего поставленный. - Галка говорит, что роды у тебя принимала?
- Принимала.
- И чего, жив немчонок?
- Это девочка. Я ее Катей назову.
- Ты полоумная? Кого ты Катей назовешь? Это же немчонок.
- Это и моя кровь тоже. Это и моя дочь. - Вера взяла младенца из люльки и прижала к себе.
- А чего ты так ребенка тетешкаешь? Али от любви он получился?
Вера с ненавистью посмотрела на председателя.
- Кузьмич, ты еще скажи, что я по доброй воле с ним легла.
- А разве не так? Все прекрасно все понимают. Коли Марийка поступила как надо, так сразу видно - ненавистен он ей. А вот ты дитятку лелеешь, будто от любимого родила.
- Ты что, предлагаешь мне...Нет, Кузьмич, - покачала она головой. - Ребенок-то здесь при чем?
- Не хочешь сама, давай я. Ты что, не понимаешь, что изгоем для общества станешь и ты, и ребенок твой?
- Не отдам. Уходи!- закричала она.
- Ну как знаешь, как знаешь... - усмехнулся Кузьмич.
Он ушел. Покормив девчушку, Вера занялась своими домашними делами. День прошел в хлопотах, а завтра нужно выходить на работу, никто не даст отгул в ее случае. Что же, придется взять ребенка с собой.
Сложив с вечера все необходимое на завтрашний день для работы в поле, Вера стала сама готовиться ко сну, как вдруг она услышала шум подъезжающей машины. Внутри у нее все похолодело... Ничего хорошего это не означает. Когда раздались голоса во дворе, она поняла, что это по ее душу прибыли. Быстро надев платье, она заколола волосы в пучок как раз в тот момент, когда дверь с грохотом распахнулась.
- Гражданка Воронина?
- Я.
- Собирайтесь, вы арестованы!- на стол положили бумагу - ордер на арест.
- Арестована? Но за что?
- За связь с немцем. Вот показания вашего председателя. Вы не могли не понимать, чем вам это может грозить.
- Послушайте, я ведь не по своей воле с ним.. Что может слабая женщина сделать против мужика? Или мне нужно было свести счеты с жизнью?
- Ну для вас это было бы лучшим выходом, - усмехнулся лейтенант. - Хватит разговоров, собирайтесь. И немчонка вашего собирайте.
- Куда меня?
- Подальше от советского общества. Не думали же вы, что будете растить ребенка врага среди добропорядочных граждан?
- Ну да, куда не глянь, везде одни порядочные люди...
Она стала собирать узелок, покидав в него простыни, свои личные вещи и фотографии покойных родителей. Сюда же она положила и фото мужа и его медаль, которую ей прислали из военного комиссариата.
- А вот это вам ни к чему. Не позорьте память вашего мужа, - лейтенант выхватил медаль и положил в карман. - Я это передам его родителям. На выход!
Ее таскали из кабинета в кабинет, и с каждым разом силы ее покидали. Вновь и вновь она повторяла разбитыми губами одно и то же - правду. Как все вышло. Но ей никто не верил, или не хотел верить. И вот ее отправили на суд, который вынес 3 года исправительных работ. А ребенка забрали в детский дом, чтобы растить ее под чужой фамилией и именем.
Расставаясь с новорожденной дочерью, Вера рыдала так сильно, что даже конвоир вздрогнул.
Ее, и еще несколько женщин осужденных за подобные статьи, отправили в Карелию, на только что освобожденные территории. По дороге она узнала, что есть судьбы женщин, похлеще, чем у нее. Теперь им вместе уготовано пройти через это испытание...
****
День Победы они встречали сидя на берегу и сплетая сети для рыбаков. Когда по радио прозвучала эта новость, женщины, побросав все дела, принялись обниматься и радоваться, но начальник лагеря прикрутил звук и закричал:
- Чему вы радуетесь? Это не ваша победа! Живо за работу.
Но никто даже не отреагировал на его слова, все понимали - для приличия орет, начальник все же. На самом деле Михаил Петрович был довольно лоялен к контингенту, а кричал лишь по плохому настроению, да когда начальство из города приезжало.
- Ну ладно тебе, Михаил Петрович, праздник же, ну...
- А, ну вас, - он махнул рукой и вошел в свой деревянный дом, который служил главным корпусом.
Семнадцать женщин на разные голоса стали запевать песни. С песней и работалось легче, а уж от этой новости и вовсе силы прибавились. Вечером, когда все уснули, Вера потихоньку дошла до дома, где обитал Михаил Петрович. С недавних пор у них роман случился. Товарищ лейтенант, провинившийся на фронте, был сослан до окончания вoйны на этот остров в качестве смотрителя за осужденными. Он был высоким и красивым, не успевшим жениться, и не было у него зазнобы в сердце. Когда Вера прибыла на остров, он уже как полгода на нем обитал. Через месяц Михаил Петрович стал робко оказывать ей знаки внимания, а еще через месяц Вера сама пришла к нему. Чем-то он напоминал ей покойного мужа, те же черты лица, тот же характер и некоторые привычки. Но оба они знали - у этого романа нет будущего. Если кто узнает про его связь с осужденной, полетят его погоны и сам он может оказаться в каком-нибудь штрафбате, а то и вовсе под трибунал пойдет. Да и зачем ему связывать свою жизнь с осужденной, которая стала изгоем для общества? Но чувствам не прикажешь и они договорились быть вместе, покуда это возможно. И никто вроде как в лагере не догадывался об этом. А если кто и прознал, то молчали. Не из человеколюбия, а потому что на место Михаила Петровича могли прислать кого похуже.
- Миша, отчего ты смурной такой? День ведь праздничный, радостный... - Вера лежала на его плече и гладила его руку.
- Я тоже этому рад, очень. И еще больше рад оттого, что мое пребывание здесь подошло к концу. Но все же, это значит, что я расстаюсь с тобой.
- Значит, ты уезжаешь? - Вера прикусила губу чтобы не расплакаться.
- Возможно, да. Два часа назад пришла телефонограмма о том, что лагерь расформировывают.
- Вот как? - Вера подскочила. - Подожди, неужто нам амнистию объявили?
Но ее ликование в душе тут же сменилось горечью, после того, как Михаил произнес:
- Вряд ли. Скорее всего перевезут в какой-то другой лагерь. Работы сейчас валом и не в интересах государства всем подряд амнистию давать.
- Значит, это наша последняя ночь с тобой? - все же слеза предательски скользнула по ее щеке.
- Выходит так.. Вера, тебе два года осталось отбывать наказание. С одной стороны это довольно долго, но с другой стороны... Ведь вся жизнь впереди у тебя. Послушай, у меня в селе под Курском живет тетка. Если жизнь совсем трепать будет, то поезжай к ней. Она у меня мировая женщина, умудряется председателем крутить только так. Возможно, она сможет устроить твою жизнь.
- Почему ты мне помогаешь?
- Потому что я люблю тебя.. - тихо произнес Михаил. - Если мы не можем быть вместе, то хотя бы помочь немного тебе в моих силах. Я расскажу ей о тебе, тайны хранить она умеет и по жизни своей авантюристка. Она меня растила.
- За что мне такая жизнь?- она закрыла лицо руками. - Сперва мужа не стало, потом немцы эти.. Затем у меня забрали ребенка и вот теперь мы вынуждены с тобой расстаться...
- Скучаешь по ребенку? - Миша сел на кровать.
- Скучаю. Ведь это и моя частичка. Я ведь кормила ее, держала в руках, вдыхала ее запах.. - Вера уже не вытирала слезы. - Мне мучительно тяжело от неизвестности, от непонимания, что с ней и как она. Катюше уже чуть больше года, кого она называет мамой? Умеет ли она ходить? И Катя ли она, или ей дали другое имя и фамилию?
Миша прижал ее к себе и погладил по голове, утешая. Пусть она родила ребенка от немца, пусть она осуждена, но только он знал насколько она чиста душой. И только он знал, что она не заслуживает всего, что с ней происходит.
Продолжение