“Очарование юности» - кто не слышал такое выражение? У меня оно вызывало в памяти лица моих сверстниц — чистая гладкая кожа, блестящие волосы, глаза с голубоватыми сияющими белками, море энергии, ощущение, что все впереди, беспечность. А бывают такие «молодые старички», которых отличает от остальных даже не столько внешние особенности, а внутреннее - «старый» взгляд, желание получить все сразу и сейчас, как будто осталось жить совсем немного, и надо успеть, бесконечная ревность к успехам других и неуемная жажда доказать, что другие хуже. Была у меня такая одноклассница, с ней мы откровенно враждовали почти все время учебы в школе. Не выделяясь учебой или каким-либо талантом, она старалась это компенсировать с помощью модных вещей. Какими путями в трудные годы девяностых ей попадали «острые» новинки, не знаю, думаю, что ее мама выбивалась из сил, чтобы достать Алиночке сапоги на шнуровке до самых колен,кожаную юбку, или модные чулки с узорами, которые она носила даже зимой. Не помню, чем первоначально был вызван конфликт, но дело за малым до драки не дошло — ее спасло то, что у меня было правило — не бить тех, кто слабее, поэтому я просто держала ее руки с недетскими когтями чуть повыше запястий, пока она, сопя, пыталась мне то отвесить пинка, то боднуть лбом в лицо. Спасибо братику, который учил защищаться, я смогла увернуться, но она ушла, шипя от злости и растирая помятые запястья. С этого момента она делала вид, что я не существую, и я не особенно возражала. Однако уже после школы ситуация изменилась. Как правило, мы все, деревенские, ездили в Новосибирск на электричке — на трассе ждать автобус в холод — то еще удовольствие, а в воскресенье вечером могло и не быть свободных мест, поэтому безопаснее было довериться железной дороге. Для меня очевидным минусом были те самые хитро выгнутые деревянные сиденья, и холодный сквозняк зимой, особенно у окна.
На вечернюю электричку в первых рядах отправлялись ребята — занимать места, потому что ездили мы целыми компаниями, так что занимали целые пролеты - «купе» на шесть мест. Обычно ездили в четвертом или пятом вагоне с головы поезда, разбиваясь по компаниям или интересам. Тогда, на первом году обучения, моя язвительность достигала максимальных показателей — просто потому, что сидящие неподалеку однокласснички не давали расслабиться, продолжая игру в пикировку и тут. Только вот город как будто включил дополнительный ресурс энергии — я знала, что через три часа буду уже совсем в другом месте, и этих товарищей тут не будет. Со временем, поняв окончательно, что радости мне такие поездки не приносят, я стала уходить сразу в другой вагон, откалываясь от общей компании сразу же, на вокзале райцентра. Я ездила с Вероникой, нам было о чем поговорить, я как-то не чувствовала разницу в возрасте, наверное, из-за того, что не слышала от нее шуточек уровня ниже плинтуса, мы как-то были на одной волне. Как ни странно, именно тогда к нам подбилась в компанию и Алина. Подозреваю, что в основной компании она каким-то образом потеряла свое значение, а, поскольку я была уже вне этой истории, она вдруг решила со мной задружить. Человек она была прилипчивый, как пиявка, отделаться от нее было практически невозможно — даже если мы садились в «гремящий» третий вагон, она находила нас и там, все время пути перекрикивая грохот периодической вибрации. Меня по большей части спасал выход в Бердске, а вот Веронике доставалось еще полчаса общения. В пятницу днем было хуже — обычно мы все этой электричкой ехали домой, и тут меня ждало почти четыре часа своеобразного общения. Вероника ездила домой в субботу, и я даже специально садилась в вагон ко всем остальным — бывало, она переключалась на другой «объект». Спасло меня окончательно знакомство с ее городским приятелем, после которого она прекратила ко мне прилипать. Они как-то договорились, что в воскресенье поедем вместе в город, и вместо того, чтобы играть роль «страшной подружки», я вдруг чем-то этого парня заинтересовала, да настолько, что он все порывался взять у меня номер телефона, но вот незадача — телефона домашнего у дяди в квартире не было, а адрес я ему, естественно, не оставляла. Через полтора часа я была уверена, что Алина сейчас взорвется от досады, но электричка уже подплывала к красному кирпичному вокзалу Бердска, так что я с облегчением удалилась. После этого случая Алина больше ко мне не подходила, а я не скучала от ее отсутствия — на первую же стипендию я купила себе плеер, и стала «девочкой с плеером», со смешными наушниками в поролоновых колечках. Мой кассетный друг сопровождал меня во всех поездках, и даже когда я ехала одна, со мной были A-ha, новый альбом Enigma, Vacuum, Иванушки «тополиный пух», Лицей. В электричке лучше всего слушался A-ha, мне все время казалось, что на фоне стука колес поезда я слышала море. Теперь батарейки стали частью расчета моего скромного студенческого бюджета. Уже на первом курсе, буквально через пару месяцев учебы я отрезала свою шикарную косу и сделала стрижку каре. Черный цвет по-прежнему был моим фаворитом, так что я теперь была вся в монохроме — от волос, до одежды. Свои у меня темно-русые, но тут помогла «Фара» - ее черный тогда можно было с волос только состригать, но она давала какой-то радужный блеск, волосы смотрелись шикарно. На мой взгляд, меня портили две вещи — полнота и очки, но с очками я точно ничего не могла поделать, с полнотой тоже не особенно получалось, поскольку основной рацион составляли дешевые вредности, так что ходила я мрачной белоснежкой в трауре.
Большую часть первого курса я провела в поездах — из Бердска и обратно я ездила по проездному утром и вечером — с занятий. Утро начиналось в половине пятого, надо было быстро привести себя в порядок и что-нибудь позавтракать, потом быстро топать на остановку, чтобы не позднее без десяти шесть утра в любую погоду ехать на жд-вокзал. Старый автобус, пыхтя, вез полный салон мрачных невыспавшихся людей на вокзал, чтобы электричка увезла всех в город — кого на учебу, кого на работу. В электричку обычно «заносили» - если попасть прямо перед самыми дверями, то по лестнице поднимало волной спешащих мужчин. А дальше — как повезет. Обычно сидячих мест уже не было, и почти до самой «Камышинской» приходилось стоять, крепко ухватив квадратный алюминиевый «поручень», привинченный к спинкам лавок. Через нас, стоящих, протискивались бегущие от контролеров «зайцы», смахивая сумки с плеч своим стремительным продвижением. Одно было хорошо в проверках билетов- после них можно было сесть, наблюдая в окно перебежками групп людей от одних вагонов к другим. Обратная дорога была лучше — ехали с Речного вокзала, а иногда, когда было время, ехали на тридцать первом маршруте до Новосибирска-Главного, где и садились на конечной в уже порядком заполненную (не мы же одни такие умные) электричку. Подъезжая к Речному вокзалу с некоторой долей превосходства наблюдали штурм дверей электрички. Людей иногда было столько, что перрона не было видно совсем — его закрывала людская масса полностью. В вагоне по ходу следствия начинался уже другой аттракцион — кому-то было холодно, кому-то душно — начинались «форточные войны». Поэтому я с удовольствием включала плеер, надевала наушники и не слушала многоголосый гул, временами пронизанный особенно громкоголосыми возмущениями очередной скандалистки. Впрочем, тут мужчины тоже не стеснялись выяснять отношения. Но больше всего я не любила лоточников — продавцов хлипких пластиковых терок, мелких кривеньких сувениров, чудо-открывалок, книжек о консервации и даже иконок в пластиковых запайках. А, еще певцов - под ужасное полузадушенное треньканье на баяне/гитаре/балалайке. Звуковая волна от их прохождения заглушалась повышением громкости в плеере. Так прошел весь первый курс, была сдана сессия, и я отправилась на каникулы домой — впереди были два месяца деревенской жизни.