— Обратной дороги нет, — прошептала Зара. — Я сделаю всё, что смогу…
Ксанка уже стала сомневаться. Слишком пугающими были слова цыганки.
Но промолчала.
— Пока ты очень слаба. Не вставай. Чуть позже я принесу тебе детей. Хочешь познакомиться с ними?
Ксанка кивнула. Хотя ещё не могла свыкнуться с мыслью, что уже родила.
"Повесть об окаянной" 38 / 37 / 1
Оба сына были похожи на Семёна. Богдан был намного крупнее Антона. Его щёчки были настолько пухлыми, что даже закрывали глаза. Антон был маленьким, сквозь тоненькую синюшную кожу просвечивались косточки.
Оба ребёнка спали. Один на руках у Зары. Второй на плече полной пышногрудой цыганки. Зара представила её как жену барона.
— Мотя кормит своих и твоих, — сказала Зара.
— А где Даша и Макар?
— Они будут позже. Макара пока что приютила одна семья. А Даша резвится с детьми. Пусть поиграют. Наш путь будет долгим. Нужно к холодам успеть на новой стоянке обустроиться.
Ксанка смотрела на своих сыновей, но не испытывала материнских чувств. У неё даже возникли мысли, что её обманывают, а эти дети — чужие.
Зара, кажется, почувствовала Ксанкино замешательство и произнесла:
— Ничего… Привыкнешь, — а потом обратилась к жене барона: — Мотя, забирай их… Рано мы это всё затеяли.
Женщина покинула шатёр.
Зара подошла к Ксанке, взяла её за руку.
— Если хочешь, мы можем начать прямо сейчас. Но тебе нужно чётко выполнять мои указания. Если ты оступишься или тебе станет страшно, если ты захочешь поступить по-своему, то это закончится смертью: твоей, моей, а может и твоих детей. Ты согласилась, и теперь на всё воля Всевышнего.
Ксанка помотала головой:
— Давайте откажемся от этой затеи. Я встану на ноги, заберу детей, вернусь к мужу. Уговорю его уехать отсюда.
— Э-э-э, милая моя. Да куда же ты денешься от тех, кто тебя мучает? Они везде тебя найдут! Они в тебе-е-е.
Зара вдруг стала говорить очень медленно, очень сильно растягивала слова.
— Ес-ли-и-и-и есть сей-час зде-сь я, ес-ли-и-и есть сей-час зде-сь она… Ака-ша… Ака-ша…
Ксанке стало казаться, что Зара превращается в какое-то пушистое облако, похожее на лебяжий пух.
Цыганка размахивала руками и продолжала шептать:
— Акаша… Акаши… Не говори ничего… Молчи… Я буду говорить. Он заглядывает в окна каждую ночь. Смотрит и ждёт, когда она выглянет. А она боится. Прячется за кроватью, но занавески на ночь не закрывает. Ей хочется выглянуть. Но страх сильнее желания увидеть его. Он суров. Он зол на это юное создание.
Он знает, что может добиться её прямо сейчас, но терпит. Он ждёт её шага. Он не хочет навредить. Но каждый день ему всё невыносимее терпеть. Она играет с ним. Днём пробегает невзначай мимо его дома.
Остановится, даже помашет рукой. А ночью прячется. Чёртова девка! Играет с огнём. Играет и не представляет, что её ждёт с ним.
Зара стала говорить громче:
— Он готов на всё! В этот день она даже не заперла дверь. Чёртова девка! Но он опять стоит у окна.
Зара усмехнулась.
— Однако, твоя мать хитра… Она знает себе цену, она знает, кто он такой, но играет с ним. Ходит по лезвию. Лезет прямо в пасть медведю. Но остаётся в живых. И впрямь, чёртова девка.
Ксанке мало что понятно из рассказа Зары.
Но она слушает и молчит.
Зара начинает ходить по комнате, схватившись за голову.
Русскую речь она уже смешивает с цыганской. Говорит ещё долго, но непонятно.
Ксанка не могла вспомнить, сколько длилось всё это.
Зара вдруг закричала:
— Кыш, кыш отсюда!
Она грозила кому-то кулаком и бегала по комнате, как будто уворачиваясь от кого-то.
— Ай! — вскрикивала она. — Кыш, кыш!
А потом замолчала. Тяжело вдыхала и выдыхала.
Произнесла устало:
— Всё идёт от неё… Это всё из-за неё ты несчастна. Ты — плод запретной любви. Ты расплачиваешься за её игру. Ты…
— За чью игру? — спросила Ксанка.
— За игру той, что тебя родила.
— Мама была хорошей, я не верю вам! — запротестовала Ксанка и вдруг поняла, что помнит свою мать.
Даже вздрогнула от этой мысли и покрылась мурашками. Только вот кроме её лица ничего больше не помнила.
Зара засмеялась.
— А я не говорю, что она была плохой. Она была хорошей. Но сделала то, чего не должна была делать. На сегодня хватит. Я дальше ничего не смогу увидеть. Слишком много сил я потратила. Мне нужно восстановиться. Сегодня ночью рядом с тобой будет сидеть Янко. Он не даст тебя в обиду в случае чего. А мне нужно уединиться.
Цыганка помахала Ксанке рукой и вышла из шатра.
Ксанка прокручивала в голове всё сказанное Зарой.
— Какой-то дурной сон, — произнесла она вслух. — Мать, какой-то непонятный человек, глядящий в окно, запретная любовь. Опять меня стращают… Надо мне отсюда бежать поскорее.
Но подняться Ксанка не смогла.
Её трясло то ли от безысходности, то ли от страха. Она не знала. Задумалась и ушла в себя так глубоко, что даже не заметила, как рядом с ней оказался парень.
Ксанка по его голосу поняла, что это был Янко.
Он сказал ласково:
— Мама молока велела выпить до дна.
Ксанка со страхом взглянула на большую кружку. Поморщилась. Молоко она не любила.
Тем временем Янко приподнял её голову, стал поить. Ксанка глотала с трудом. Выпить смогла только половину. Её тотчас стошнило.
Янко заворчал. Быстро всё вытер. Очень ловко поменял подстилку под Ксанкой. Ненадолго уставился на её обнажённую грудь. Даже якобы случайно её коснулся, когда поправлял одеяло. Ксанка покраснела.
Янко произнёс:
— А ты красивая… Я таких мало встречал. Сначала думал, что моя Алёнка краше, но теперь сомневаюсь.
Ксанка стала ещё краснее от слов юноши.
Закрыла глаза.
— Молоко нужно допить, — сказал сын Зары.
Ксанка помотала головой.
— Это необходимо… Мама велела. Лучше ей не перечить.
«Да уж, — думала про себя Ксанка, — ты утром ей совсем не перечил, даже слова против не сказал».
Янко был настойчив. Вторая порция тоже вышла из Ксанки.
После молока во рту было неприятное чувство.
— Воды, — тихо попросила она.
Янко напоил несчастную водой. Но и вода не задержалась.
— Это мама что-то творит, — прошептал Янко. — Почему-то все, кто попадает под её чары, не могут просто выпить молока.
— Не пугай несчастную, — вдруг послышался голос Зары. — Ей и так досталось немало. И на грудь её не глазей, бесстыдник.
Янко вспыхнул, вскочил на ноги и крикнул:
— Не нужно меня отчитывать! Я уже взрослый, мама!
— Взрослый, — кивнула Зара, — но страсть свою держи при себе. Не на ту ты её распыляешь. Иди к себе, я посижу с ней сама.
Янко пулей вылетел из шатра.
— Да… — протянула цыганка. — Не учла я, что твоя красота и его сведёт с ума. Не давай ему обещаний, Ксанка! Не порть мне сына. Здесь я бессильна.
Поэтому просто не допусти, чтобы он проникся тобой. Сделай это ради своих детей. Ради меня! Я спасла тебя и твоих детей. А теперь ты помоги мне.
Не люби Янко, не давай ему повода… Я больше не буду присылать его к тебе. Но если он придёт против моей воли, прошу тебя, гони его…
Ксанке было не по себе.
Зара даже встала перед ней на колени.
— Умоляю… Люби кого хочешь, только не моего сына.
— Я люблю Семёна, — прошептала Ксанка.
— Ну вот и славно, — Зара поднялась на ноги. — Молочка отведала?
— Я не люблю его.
— Тебе нужно соглашаться со всем, что я тебе наказываю. Потом ты будешь меня благодарить за это. Хотя до той благодарности возненавидишь меня не один раз!
Ночью Зара спала рядом с Ксанкой.
К самой Ксанке сон никак не приходил. Сначала она слушала заунывные цыганские песни, а потом сверчков, крик деревенских петухов и сопение Зары.