На маленький курортный городок медленно надвигалась ночь. Звезды одна за другой появлялись на сером вечернем небе и с каждой минутой становились все ярче, словно лампочки. Темные волны с шумом бились о длинный мол, и пена, оставшаяся после них, шипела на гладких блестящих камнях. За всем этим наблюдали двое оставшихся на пляже людей; они сидели на расстеленном на песке покрывали и жались друг к другу, будто бы озябнув. Но, несмотря на поздний вечер, воздух был все еще сухим и теплым.
- Как красиво, - сказала девушка, неотрывно глядя на море. - Так бы и сидела тут целую вечность. Как жаль, что уже завтра придется уехать.
Молодой мужчина бросил на нее мимолетный взгляд и покачал головой.
- Ничего не поделаешь, - вздохнул он в ответ. - Но мы приедем сюда еще. Как-нибудь.
- Как-нибудь?
- Как-нибудь. Сразу, как родится ребенок.
Девушка оторвала взгляд от моря и посмотрела на свой округлый живот. Положив на него обе ладони, она долгое время сидела неподвижно, словно ожидая чего-то. Так и не дождавшись, она снова устремила глаза в темную волнующуюся воду. Неожиданно очень-очень далеко, где-то у горизонта мелькнуло белое пятнышко паруса не то яхты, не то еще какого-нибудь суденышка. Мелькнуло и тут же исчезло, словно фантом или мираж.
- Я бы хотел, чтобы это был мальчик, - сказал мужчина, чертя палочкой что-то на песке. - С парнями как-то проще. Может быть, он даже станет футболистом, знаменитым на весь мир. А может, еще кем-нибудь. Во всяком случае, я бы хотел именно мальчика.
- А если будет девочка? - спросила девушка.
- Девочка? С девочками все гораздо сложнее. Их легче обидеть, и они постоянно плачут. Нет, все-таки пусть уж лучше будет парнишка.
Девушка положила голову мужчине на плечо и закрыла глаза. От долгой прогулки по пляжу и убаюкивающего пения прибоя ей очень хотелось спать. Но потратить последние мгновения отдыха на сон она тоже не могла, и поэтому сопротивлялась изо всех сил.
- Расскажи что-нибудь, Паша, - попросила она, потирая щекой плечо мужчины. - Что-нибудь о себе, чего еще никогда не рассказывал.
Мужчина укрыл ее своей легкой курткой и приобнял за плечи.
- Эх, Маша, - вздохнул он с улыбкой. - Что же тебе рассказать-то? Ты вроде бы все уже знаешь. Разве что о детстве... Вот, например, был такой случай...
И Павел, облизнув сухие губы, начал неторопливо, вполголоса рассказывать о том, как прошло его детство, как он вместе со своим отцом и старшим братом ходил в лес охотиться на куропаток, как однажды они купили старую, разбитую машину и все вместе восстанавливали ее, а потом ездили на ней отдыхать к огромному озеру. Еще Павел вспоминал свою маму; это был длинный, печальный рассказ о том, какой она была при жизни и о ее внезапной смерти. И хотя с тех пор прошло уже больше пятнадцати лет, Павел все еще не мог смириться с потерей.
- Нам пора, - наконец сказал он, ежась от холода. - Уже стемнело. Нужно еще собрать вещи.
Они нехотя поднялись, забрали покрывало и корзину с остатками снеди и медленно двинулись по темному пляжу в сторону горевших на набережной фонарей. Рука об руку, плечо к плечу - два еле заметных силуэта, которые с каждым шагом все больше растворялись в ночной темноте.
Марии часто снился этот сон. В нем все было прекрасно - вечернее море, соленый, щекочущий ноздри воздух, горячий песок, Павел, ожидание чего-то хорошего и светлого. Теперь ничего этого не было. Уже целых семь лет Мария была одна. Павел ушел почти сразу после того, как у них родилась девочка - маленькая, смуглая Ксюша, которой от мамы достались огромные и бездонные карие глаза. Ксюша была лишена возможности ходить - обе ее ноги были парализованы, и все свои семь лет жизни она была вынуждена провести в инвалидном кресле. Именно из-за недуга дочери Павел бросил семью и в одночасье сбежал, даже не удосужившись предупредить об этом Марию. Это случилось так внезапно, что Маша еще какое-то время искала мужа, полагая, что с ним что-нибудь произошло, но потом один из друзей Павла рассказал ей о том, что он попросту уехал, испугавшись нелегкой судьбы отца девочки-инвалида.
- Мама, расскажи мне о папе, - постоянно просила Ксюша свою маму, когда предоставлялся случай. - Каким он был?
Мария, в сердце которой ненависть к мужу угасла, сменившись непониманием и презрением, задумчиво смотрела на дочь и пыталась воскресить в памяти поблекший облик Павла.
- Не знаю, обыкновенным, - отвечала она, пытаясь быть честной с дочерью. - Таким же, как и все. Но когда я любила его, то он казался мне самым лучшим мужчиной на свете. Так часто бывает: когда любишь, то не понимаешь, что заблуждаешься.
- А сейчас ты его не любишь?
- Нет, - качала головой Мария. - Нельзя любить того, кто не любит тебя. Это неправильно. И все же... Наверное, твоего отца можно понять. Он просто испугался.
- Меня? - изумлялась Ксюша. - Почему?
Мать ласкала ее темные кудряшки и грустно улыбалась.
- Да нет, не тебя, солнышко. Он испугался жизни. Такой вот он трусишка.
После ухода мужа Мария уничтожила все совместные фотографии с Павлом, предав их огню. Впоследствии она немного жалела об этом, потому что тем самым лишила дочь единственной возможности увидеть отца. С другой стороны, Мария хотела, чтобы со временем Ксюша сама потеряла интерес к бросившему ее папе и попросту забыла о нем. Но время шло, а Ксюша продолжала задавать свои детские, но от этого не менее серьезные вопросы.
Отбойный молоток так сильно вибрировал в руках, что удержать его было почти невозможно. Мерзлая земля была тверже камня, и чтобы разбить даже маленький кусок уходило несколько минут, которые на сильном морозе казались вечностью. Руки, державшие инструмент, коченели даже в толстых овчинных рукавицах.
- Павлуха, кончай, айда к*рить!
Павел не сразу услышал окликнувшего его товарища. Даже после выключения молотка в ушах стоял его пульсирующий грохот. Павел бросил молоток на землю, сбросил рукавицы и подул на онемевшие пальцы. Немного отогрев их, он нашарил в кармане мятую пачку с*гарет и подошел к сидевшему на бревне товарищу.
- Дай-ка огоньку, Мишаня. Руки околели, не зажгу сам.
Мишаня протянул Павлу с*гарету и тот, прик*рив от нее, уселся рядом.
- Эдак мы до морковкиного заговенья тут долбить будем, - уныло протянул Мишаня, оглядывая отведенный под стройку пустырь. - На календаре апрель, а на улице минус двадцать пять. Я уж сто раз покаялся, что сюда приехал. Нет, Павлуха, не по мне это все. Это моя последняя вахта, хватит с меня. Лучше у себя в городе работу поищу.
Павел кур*л медленно, растягивая удовольствие от сигар*ты. Болтовню товарища он по большей части пропускал мимо ушей и молчал.
- А ты чего сюда приехал? - спросил Мишаня, толкнув Павла плечом. - Для семьи деньжат подзаработать?
Павел выпустил изо рта струйку дыма и покачал головой.
- Нет у меня семьи, - произнес впервые за долгое время. - Когда-то была, а теперь нет. Бросил я ее, как последний мерзавец. Теперь вот хочу дочку свою разыскать, от которой когда-то отказался.
Мишаня не сразу нашелся с ответом и некоторое время тер свое пухлое, румяное от мороза лицо.
- А чего бросил-то? - задал он новый вопрос.
Павел перехватил почти догоревшую сигар*ту двумя пальцами и посмотрел на теплившийся на ее конце огонек.
- Испугался я, вот и бросил, - ответил он спокойно и как-то отстранено. - Дочка калекой родилась. Не захотел я с ней возиться, вот и ушел. Ей сейчас уже лет двадцать, наверное. А я ей за эти годы так ни разу и не помог. Ни единого рубля не дал. Видишь, какой я?
Мишаня растерянно смотрел на Павла и лихорадочно выпускал изо рта дым вперемешку с паром. Павел усмехнулся, бросил окурок и наступил на него ногой. Руки его по-прежнему ныли от отбойного молотка, а кончики пальцев, еще не до конца отогретых, кололо, словно иголками.
- А у меня двое детишек, - произнес Мишаня, похлопав ногой об ногу, стряхивая с сапог смерзшийся снег. - Дочке пятнадцать, а сыну восемь. Лера и Леша. Хорошие детки. И мама у них хорошая, женушка моя. Скучаю я по ним.
Он достал из кармана бумажник и нашел в нем несколько маленьких фотографий, на которых были изображены его дети и жена. Павел без всякого интереса взглянул на них и махнул Мишане рукой.
- Ладно, давай работать, - сказал он, поднимая свой инструмент. - Завтра надо бы уже фундаментом заняться, а у нас еще земля не готова.
Они снова принялись за дело. В руках у Павла загрохотал отбойный молоток, а в руках Мишани замелькала лопата. Вскоре к ним присоединились другие рабочие; все они молчаливо выполняли свою нелегкую работу, непрестанно думая о том, что согревало их сердца вдали от дома, в неприветливом северном краю. И только у Павла сердце оставалось холодным, как та земля, которую он отчаянно и настойчиво долбил.
Мария стояла у зеркала и старательно приводила в порядок прическу. Волосы ее были тронуты сединой, и как бы тщательно Мария их не прокрашивала, пепельные прядки все равно попадались на глаза. Стараясь их не замечать, Мария сплела затейливую косу и обернула ее вокруг головы. Такую же прическу носила ее бабушка, Анна Петровна, которую Мария помнила уже очень плохо. Наткнувшись на ее фотографию в семейном альбоме, Мария подумала, что неплохо было бы повторить любимую прическу бабушки. Когда все было готово, Мария грустно улыбнулась, посмотреть прямо в глаза своему зеркальному двойнику. Теперь и она сама была похожа на бабушку. Те же морщинки под глазами, те же уставшие, выцветшие глаза. Да, старость подкралась к ней незаметно, и хотя Мария чувствовала себя прекрасно, лицо выдавало ее солидный возраст. И с этим уже ничего нельзя было поделать.
- Какая ты красивая, мама, - сказала Ксюша, подъехав к ней сзади. - Тебе так идет эта прическа. Может, мне тоже такую сделать?
Мария обернулась к дочери и некоторое время рассматривала ее лицо. Юное, красивое лицо, точно такое же, какое когда-то было у нее самой. Мария нежно пригладила пышные волнистые волосы Ксюши и улыбнулась.
- Она слишком старомодна для тебя, - ответила она, вновь повернувшись к зеркалу, чтобы сделать завершающие штрихи для своего образа. - Тем более в такой день. Все должны видеть твою молодость и красоту. Давай-ка, я лучше сделаю тебе такую прическу.
Мария взяла в руки прекрасные локоны дочери и долго колдовала над ними, переплетая пряди одну с другой. Наконец, все было готово. Ксюша посмотрела в зеркало и ахнула. Такой красивой она себя еще никогда не видела.
- Мам, ты волшебница, - воскликнула Ксюша, осторожно касаясь руками своих волос. - Все просто умрут от зависти! А Игорь... он...
Она смутилась и осеклась, сильно покраснев. Мария заметила это, но ничего не сказала.
- Ну, не зря же я всю свою жизнь проработала парикмахершей, - улыбнулась она. - Я бы не простила себе, если бы свадебную прическу моей дочери делал кто-то другой.
Они умолкли и некоторое время смотрели друг на друга так, словно виделись впервые. Затем Мария отвезла дочь в зал и присела на диван. Было еще слишком рано, но они уже были готовы к долгожданному дню. Игорь, жених Ксюши, должен был приехать ровно в десять. Потом они все вместе намеревались отправиться в ЗАГС, а оттуда - в шикарный ресторан, где должна была пройти их свадьба.
- Мама, я боюсь, - сказала Ксюша, поглядывая на часы. - А вдруг Игорь передумает в последний момент? Вдруг он...
«Бросит». Именно это слово хотела произнести Ксюша, но не смогла. Оно застряло у нее в горле, и Ксюша закашлялась. Да, бросит. Точно так же, как ее и маму когда-то бросил папа. Для Ксюши это было самое страшное слово на свете. Даже такие слова как «смерть» или «болезнь» не пугали ее так сильно, как этот глагол.
- Я думала, что ты уверена в своем парне, - серьезно проговорила Мария, положив руку на колено дочери. - Да и мне он всегда казался надежным. Неужели ты подозреваешь, что он способен на такую гнусность?
Ксюша лихорадочно мотнула головой. Мысль о том, что Игорь может ее бросить, пришла к ней сегодня впервые. Наверное, она была вызвана сильными переживаниями, связанными с грядущей свадьбой. Ксюша так хотела, чтобы она прошла идеально, что почти не спала и не ела. Теперь все это аукалось ей переутомлением, навязчивыми мыслями и паническими атаками. И все же, Ксюша не была до конца ни в чем уверена. Теперь, когда развязка была близка, ей казалось, что произойти может все, что угодно. Даже самое худшее.
- Игорь как-то сказал мне, что будет всю жизнь носить меня на руках, - улыбнулась Ксюша, пытаясь развеять дурные мысли. - Он и правда любит брать меня на руки. Однажды он нес меня по улице, и все прохожие смотрели на нас.
- Ох уж эти мужчины, - рассмеялась Мария. - Все они носят женщин на руках до свадьбы, а потом сами садятся им на шею. Смотри, поосторожнее со своим Игорем.
Ксюша снова смутилась и покраснела.
- Он не такой, - быстро ответила она. - Игорь хороший человек. Он любит меня, а я люблю его.
- Вот и прекрасно, - подытожила Мария. - А теперь, пока его нет, давай-ка позавтракаем. Я, если честно, очень хочу есть.
Они отправились на кухню, где просидели еще некоторое время за столом, попивая кофе и болтая о том и о сем. Задумчиво жуя бутерброд, Ксюша посмотрела в окно и произнесла:
- Интересно, где сейчас папа? Что бы он сделал, если бы узнал, что у меня сегодня свадьба?
Мария, поперхнувшись, откашлялась и тяжело вздохнула.
- Давай не будем об этом, - произнесла она, вытирая губы салфеткой. - Оставим грустное позади и шагнем в новую жизнь, имея с собой только хорошее.
Неожиданно за окном раздался пронзительный автомобильный гудок. Мария выглянула в окно и увидела стоявший возле подъезда белый лимузин, украшенный множеством разноцветных шаров. Помахав в его сторону рукой, она вернулась к дочери и улыбнулась.
- Ну вот и Игорь, - сообщила она. - А ты боялась. Ну что же, пора.
Ксюша, едва не задохнувшись от восторга и осознания чрезвычайной серьезности момента, зажмурила глаза.
- Пора, - повторила она тихо.
Город словно вымер. Фонари освещали опустевшие улицы, по которым ветер гнал куда-то желтые осенние листья. Тишина, накрывшая все вокруг непроницаемым куполом, изредка нарушалась проезжавшими машинами и тут же снова поглощала все звуки. Было холодно, одиноко и сумрачно, так, будто город в одночасье переместился в иное измерение, где совсем не было людей. Так продолжалось довольно долго, пока, наконец, на темном тротуаре одной из улиц не появился человек. Он шел медленно, почти не отрывая ног от земли, громко шаркая подошвами своих ботинок по асфальту. Лицо его скрывала широкая твидовая кепка, которую он то и дело поправлял, трогая за козырек.
Наконец, человек свернул с пустынной улицы на небольшой бульвар, расположенный в самом центре города и, пройдя еще несколько десятков шагов, остановился возле озаренного ярким светом здания ресторана. Поколебавшись несколько мгновений, он, словно пересилив себя, взошел по ступенькам на крыльцо и открыл дверь.
Внутри гремела музыка. За столиками сидело множество гостей; все они улыбались и о чем-то разговаривали, и никто из них так и не заметил вошедшего. Стараясь оставаться в тени, человек подошел к единственному свободному столику и присел. Сняв с головы кепку, он положил ее перед собой и посмотрел на сидевших впереди жениха и невесту.
- Ну здравствуй, дочка, - прошептал он, чувствуя, как по щеке бежит слезинка. - Вот мы и увиделись.
Он вытащил из нагрудного кармана толстый конверт и положил его под кепку. Затем, достав из другого кармана блокнот и ручку, он что-то быстро написал на листке и, вырвав его, вложил в конверт. Подозвав проходившего мимо официанта, он вручил ему конверт и указал рукой на невесту.
- Это подарок, - сказал он официанту так тихо, что тот едва расслышал. - Передайте прямо в руки. Но не сейчас, а чуть позже.
Официант, согласно кивнув, предложил ему шампанского, но человек отказался. Когда официант ушел, он какое-то время смотрел на невесту и улыбался. Невеста заметила его и улыбнулась в ответ. Тронув сидевшую рядом мать за руку, она кивнула в сторону незнакомца и что-то шепнула. Но едва мать взглянула туда, как ее лицо исказилось от боли и ярости. Человек тут же отвернул глаза, поднялся, надел свою кепку и пошел к выходу. Через минуту еще уже не было.
- Кто это был? - спросила Ксюша, склонившись к матери.
- Твой отец, - нехотя ответила та, опустив голову. - Тот самый, о котором ты так много спрашивала.
Ксюша недоумевающе захлопала ресницами, пытаясь что-то сказать, но тут подошел официант и протянул ей конверт.
- Это вам, - сказал он. - Просили передать.
Ксюша приняла конверт и открыла его. Внутри были деньги и записка, написанная неровным, дрожащим почерком. Ксюша прочитала ее и тут закрыла лицо руками.
- Что там? - спросила Мария.
Ксюша протянула ей записку. Мария пробежала глазами по нескольким словам и вздохнула.
- Что ж, чему быть, того не миновать, - произнесла она тихо.
А гости продолжали смеяться и веселиться, совсем не замечая того, что невеста плачет, вытирая фатой свое побледневшее лицо.
- Ну что же, приятель, вот ты и побывал на свадьбе дочери, поздравляю. - Павел сделал изрядный глоток виски и поморщился. - Не каждому выпадает такая удача. Было бы досадно умереть, не увидев, как твоя дочь выходит замуж. Теперь ты умрешь со спокойной душой.
Павел сидел на перилах моста и смотрел, как далеко внизу, в темной воде, отражается звездное сентябрьское небо. Рискуя в любой момент сорваться и упасть, Павел раскачивался взад и вперед, размахивая бутылкой виски.
- Цирроз печени - это еще ничего, - проговорил он, обращаясь к самому себе. - Вот если бы у тебя был рак - это было бы плохо. Ты бы долго мучился. А так тебе еще повезло.
Он громко расхохотался и едва не выронил бутылку из руки. Было очень поздно, и на мосту никого не было. Поэтому остановить Павла было некому.
- Может, прекратить все здесь и сейчас, а? - спросил он. - Не дожидаться, пока будет совсем худо. Один полет и все.
Павел снова посмотрел вниз. До водной глади было не меньше тридцати метров. При падении он наверняка бы сильно ударился о воду и потерял сознание. Павел замешкался. Допив остатки виски, он бросил бутылку вниз. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем раздался далекий, едва слышимый плеск.
- Ну что же, оставим это на потом, - сказал Павел, слезая с перил на твердую поверхность моста. - Все равно ждать осталось совсем недолго. А сегодня, в конце концов, праздник.
И он, закрыв лицо кепкой, побрел прочь, в непроглядную осеннюю темноту.
Автор: Антон Марков
