Пасхальная ночь выдалась морозной. Север никогда не баловал тёплой весной, но те предрассветные часы запомнились особо щипучим воздухом и яркой звёздной пылью на глубоком, задумчивом небосводе. Заскорузлый наст на обочине отливал расплавленным оловом, а сельская дорога дыбилась и взбрыкивала кусками замёрзшей грязи. Но всё же в пространстве неизбежной пахло весной.
Аня брела с ночной пасхальной службы. Правой рукой она подсвечивала себе телефоном дорогу, а левой вела своего пятилетнего сына Димку. От усталости тот почти висел на матери и загребал ногами каждую встречную кочку. Немыслимо хотелось спать.
– Смотри под ноги! – ласково одёргивала его Аня и приподнимала руку сына вверх, будто это могло помочь ему увидеть следующую кочку.
Фонарь горел только в начале улицы и своим лучом выжигал жёлтую лужу света в оловянном сумраке. Аня вступила в позолоченный круг. Справа из чужого двора всполошенно запел петух, возвещая, что новый день уже настал, новая жизнь вот-вот воскреснет и взорвётся скорым теплом. Было спокойно и радостно. В голове пелось и пелось «Христос Воскресе… смертью смерть поправ» и слова растекались маслом по сердцу. Небесный фонарщик тушил звезды огромным свечным колпачком.
– Мам, а Пасха – это праздник чего? Праздник яиц?
Аня молча улыбнулась:
– Нет это праздник жизни и спасения. Праздник чуда.
– Как в сказке?
– Как в сказке.
– Чуда хочется…, – вздохнув, сказал Димка и протяжно зевнул.
– Смотри, какая благодать вокруг и на сердце! – ответила Аня. – Разве это не чудо?
– Нет, – упрямо буркнул Димка, – настоящего хочется.
И тут на обочине вдруг что-то вскинулось в сумраке, перекатилось через мёрзлый гребень откинутого старого снега и шлёпнулось на дорогу. Аня охнула и резко остановилась, завела Димку за спину. Серый ком шевельнулся и пискнул. Замер. Димка высунулся из-за материнской спины:
– Что это? – прошептал он.
– Не знаю, – ответила мать. – Стой тут! Пойду, гляну.
Аня отпустила Димкину руку и направилась к тёмному нечто. Нечто послушно ждало.
– Это вроде собака! – крикнула Аня, пытаясь осветить комок на безопасном расстоянии. – Только не пойму, что с ней.
Аня подошла еще ближе и вытянула руку с телефоном. Размытый лучик фонарика выхватил из темноты пса, но тусклый свет не внёс ясности. Собака лежала на мёрзлой земле, тяжело дышала и походила на кучу грязного тряпья: было сложно понять, где и в каком порядке у неё располагаются лапы, голова и хвост, а шерсть была покрыта тёмной субстанцией с прилипшим мусор. Из всей массы особо выделялись перья и солома.
– Это что за чудо такое в перьях? – удивилась Аня и подобралась чуть ближе. – Кто ж тебя так, бедолага?
Бедолага будто понял обращённую к нему речь, всхлипнул и замотал одной своей конечностью. Приглядевшись, Аня поняла, что это хвост.
– Ма-а-м, – протянул подошедший Димка, – жалко как! – и заплакал.
– Тише, сынок, – попыталась успокоить его Аня, – не переживай. Что-нибудь придумаем.
Найдёныш оказался молодым кобелём гордой дворовой породы. Как позже выяснилось, собаку избили и облил мазутом. Или наоборот. Пёс, скорее всего, попытался спрятаться в курятнике, либо наказание совершалась именно там – липкая шерсть была сплошь утыкана перьями, соломой и птичьим помётом. Возможно, ранее он жил у кого-то в деревне, но в чём-то провинился, либо влез к тому, кто очень скор и жесток на расправу. Наказание было изощрённым и не оставляло шансов на прощение… Если бы по счастливой случайности пёс не выкатился на дорогу в ту ночь под ноги двум людям с сердцами, растопленными теплом пасхальной службы, возможно, следующие часы он уже просто не пережил – настолько он был плох и истощён.
Собаку выходили и назвали Чудом.
После того, как удалось оттереть его от грязи, перьев и мазута, вылечить ушибы, срастить переломы, вывести паразитов и отрастить ему новую шерсть, оказалось, что Чудо весьма хорош собой, даже красив, строен, силён и чрезвычайно умён. Аня оставила его у себя. Скромный учительский бюджет сильно пострадал от восстановления нового члена семьи, но радость от общения с этим умным и преданным животным штопала всякие эмоциональные дыры.
Против всех деревенских правил Чудо поселили в доме. Спал он в большой комнате, по-старому еще называемой залом, на личной лежанке, сшитой Аней из детских Димкиных одеял, ел из своей миски вместе со всеми на кухне, по нужде просился из дому, как приличный кот, и был крайне воспитан, даже будто бы дрессирован. Димка любил проделывать с ним один трюк, на который Чудо неожиданно оказался способен. Мальчик клал кусочек сыра собаке на нос и поднимал указательный палец вверх. Это значило «нельзя». Пёс терпеливо ждал, не позволяя шелохнуться даже кончику хвоста. Он превращался в сплошное ожидание. Ожидание команды «можно». На этом слове Чудо расколдовывался, вскидывал голову вверх и коротким щёлкающим хватом съедал подлетавший кусочек сыра. Каждый раз Димка взвизгивал от счастья и хлопал в ладоши, а Чудо отстукивал хвостом на дощатому полу победный марш и, казалось, что Димкина радость ему во сто крат слаще проглоченного сыра.
С Димкой у Чуда были особые отношения. Несмотря на то, что выходила его и вылечила Аня, за хозяина он считал только мальчишку.
– Правильно, – говорила баб Шура, Анина соседка, у которой та частенько оставляла Димку, пока работала, – хороший пёс знает одного хозяина. А если по рукам идёт, то это бестолковый пёс.
Чудо по рукам не ходил и Димку не только признавал, но и защищал. Было можно даже отпускать ребёнка с ним гулять. Тот сторожил мальца лучше любой обученной собаки, теснил его в сторону, если вдруг чувствовал неладное из пространства или от человека, а однажды даже хватанул за кисть пьяного дядь Вовку, местного выпивоху и дебошира, когда тот попытался изобразить для расшумевшейся детворы воспитание жичиной.
В другой раз пёс прибежал к порогу школы, где работала Аня, и поднял суматошный лай. Все знали, кому принадлежит собака и немедленно позвали за Анной Владимировной. Оказалось, что бабе Шуре стало плохо, а Димка, оставшийся у соседки, испугался и не смог позвонить матери, чтобы сообщить о случившемся. За дело взялся Чудо. Бабушке успели помочь, а пёс получил к ужину свежую говяжью бульонку.
Жизнь спокойно катилась снежным комом, собирая на свои бока однотипные дни, не предвещая ничего серьёзного, усыпляя мерным, баюкающим ходом. В редком однообразии протекли два года: утром Аня шла на работу, отводила Димку с Чудом к бабе Шуре, после школы возвращалась через магазин домой, чтобы забрать у соседки сына, оставить ей продуктов и немного помочь по хозяйству. Рабочие будни нарушались выходными и отпуском, день сменялся ночью, а зима – весной.
В то Пасхальное утро Димка убежал катать с ребятами крашенные яйца, а Чудо сморил усталый сон. Аня не разрешила сыну будить собаку и отправила его гулять одного, повелев никуда не уходить. Сама села на кресло недалеко от пса, откинулась на спинку и прикрыла глаза. Ей показалось, что прошло всего лишь минут пять, но потом, когда она пыталась восстановить события, оказалось, что она задремала минут на тридцать, а то и больше. Ото сна её разбудил протяжный лай Чуда, больше похожий на вой. Она подскочила. Сердце в груди колотилось испуганным воробьём – пробуждение было таким резким, что Ане показалось, будто душа, отлучившаяся во время сна из тела, не успела вернуться и теперь бьётся отчаянно где-то рядом, пытаясь открыть внезапно захлопнувшуюся дверь.
Дверь! Пёс упрямо скребся в дверь и лаял. Аня подорвалась с кресла и распахнула её. Чудо выбежал во двор, протаранил входные ворота, благо те были не закрыты, и выскочил на улицу. Аня поняла, что случилось что-то серьёзное, но отстала от собаки, запутавшись в обуви. Кое как вставив ноги в калоши, она выбежала со двора и только успела увидеть удаляющийся зад кобеля.
– Чудо! – крикнула она, что есть силы. – Стой! Куда ты?! – и кинулась бежать за ним следом, пытаясь нагнать собаку.
Пёс остановился на пару мгновений, взлаял тревожно и нетерпеливо вверх и снова метнулся вперёд.
– Подожди! – кричала ему вслед Аня, задыхаясь от бега и предчувствия неминуемой беды. – Стой!
Но пёс нёсся во всю прыть и уже скрылся за поворотом у старого деревенского кладбища. Аня добежала до этого места и остановилась. Куда дальше иди, она не знала: впереди был вход на кладбище, справа начинался овраг, а слева – сельская дорога, спускавшаяся к пойме небольшой речушки Завражки. Животным чутьём Аня поняла, что опасность именно там, у реки. В голове вспыхнула страшная догадка, но Аня попыталась отогнать её: был ранний апрель, и вода, скорее всего, стояла ещё подо льдом. Хватая ртом холодный воздух, она кинулась по дороге вниз, по размякшей весенней грязи, не ощущая, что где-то потеряла обувь и бежит уже босиком. В нескольких сотнях метров позади неё спешили деревенские, сходу сообразив, что пёс в очередной раз пытается задержать чью-то смерть.
Аня не помнила, как она сбежала вниз по дороге. Завернув за склон, на котором осталось село, она с ужасом успела отметить, что речка вскрылась и уже понесла на своей спине мясистые глыбы льды. На обрывистом берегу стояла ватага застывших ребят, а впереди них по реке, уже порядочно удалившись от края, суетился Димка, балансируя на шевелящихся недовольных льдинах. Он прыгал с одного островка на другой, и каждый его прыжок поддерживался одобрительным, но напряженным гулом ребят. К ним во весь опор мчался Чудо…
Димка прыгнул на очередную льдину, выгнулся назад, пытаясь поймать равновесие, но не удержался и солдатиком вошёл в чёрную воду. Аня закричала от ужаса и упала в стылую грязь. Чудо не добежал до воды нескольких шагов, подпрыгнул и, стрелой пролетев над крутым бережком по невероятно продолжительной дуге, врезался в воду. Время замерло. Было видно, что Димка пытается удержаться за обломки льдин, но те подманивали его своей кажущейся безопасностью и тут же вставали на дыбы, как только тот цеплялся за их края. Он снова и снова появлялся над водой, глотал воздух и делал тщетную попытку найти опору в белых кусках весеннего льда. Димка не кричал, не звал на помощь, только сосредоточенно и даже деловито оглядывался вокруг себя и хватался за очередную уплывающую надежду. Но если бы кто-то в этот миг оказался рядом, то он заметил бы, что в глазах у мальчишки полыхал обжигающий ужас.
И вдруг он увидел Чудо!
Пёс подплыл к ребёнку и поднырнул под руку. Димка сориентировался: одной рукой уцепился за собачий ошейник, а второй стал подгребать, отталкивая наползающие куски льда. Чудо развернулся и, хрипя и задыхаясь, поплыл к берегу. Подбежали взрослые. Добраться до берега Ане помог вмиг протрезвевший дядь Вова, захваченный погоней врасплох. Аня плюхнулась на колени и, обхватив голову грязными руками, раскачивалась из стороны в сторону. Один из подоспевших мужчин скинул с себя обувь и верхнюю одежду, оттолкнул растерявшихся свидетелей и зашёл в воду. Охнул, матюгнулся и, вобрав в грудь солидную порцию воздуха, поплыл навстречу псу. Чудо сосредоточенно грёб, от тяжести периодически погружаясь под воду чуть ли не по самый нос. Но тут особо прыткая глыба льда выплыла у них на пути, и несчастная пара скрылась под тёмным сводом воды. Время замерло и казалось, будто прошла вечность. Место, где происходила борьба, уже начало затягиваться густой снежной кашей. Но тут мужчина сделал нырок, через пару мгновений вынырнул, лёг на спину и над грудью приподнял тело мальчишки. Все с облечением выдохнули. Несколько сильных гребков свободной рукой, и мужчина с мальчиком оказались на бреге. Подлетели еще люди. Мокрых раздели и укутали в пальто и куртки, что постаскивали с себя прибежавшие. Димка кашлял и тошнил водой вперемешку с воздухом. Аня горлицей билась над его телом, мешая другим оказать помощь. Две тётки перехватили её попрёк туловища, прижав руки к бокам, и оттащили от Димки. Мальчишку, закутанного во взрослое пальто, вручили дядь Вовке и велели нести в деревню. Толпа беспокойной вереницей потянулась за ними, но тут кто-то крикнул:
– А где пёс?
Аня перестала вырываться, обмякла враз и вытекла из кольца рук на землю. Все остановились.
– Чудо! – завизжала Аня. – Чудо!
Но пса нигде не было видно, лишь только лёд беспокойно бился у кромки берега.
Аня вскочила на ноги и кинулась к речке. Часть людей побежали за ней.
– Унесите мальца! – крикнул кто-то, кивнув на Димку.
– Уведите детей! – добавил другой.
Две женщины стянули к себе ребят и погнали их, как телят, наверх к селу. Те ревели и оборачивались. Пойманной рыбой бился Димка на руках у дядьки Вовы, но тот крепко сжимал мальчишку и твёрдо шагал вперёд.
Аня почти уже было забежала в воду, но её схватил за руку Аркадий, отец одного из сбежавших детей:
– Не лезь, Анька! – это всего лишь собака.
Аня обернулась и хлестнула его яростным взглядом, выдернула руку.
– Не лезь! – повторил попытку Аркадий и снова схватил её, прижал к себе. – Его уже нет!
– Это Чудо! – с нажимом ответила она Аркадию в самое лицо. – ЕГО не может не быть! – и оттолкнула его.
Но тут кто-то закричал:
– Вот он!
Аня вздрогнула и обернулась на крик. Чуть поодаль стояла Лена – Аркашина жена – и пальцем тыкала влево. Почти у самого берега в нескольких десятков шагов от Ани вниз по течению, в серой каше из грязи, снега и воды бился Чудо, пытаясь зацепиться лапами за твёрдый участок земли. Аня кинулась к собаке, не выходя из реки. Она спотыкалась и падала, промочив себя насквозь, но бежала и бежала, и не могла остановиться. Ноги вязли в студёной жиже, вода тормозила и гасила инерцию, но Аня всё бежала. Не будучи в силе ускорить свой бег, она взглядом хватала собаку за холку и мысленно тащила её на берег. Пёс бултыхался, вскидывал лапами и ловил ускользающий край, ловил и, наконец, поймал! «Жив!» – победоносно подумалось Ане. И если раньше она верила в чудо всем сердцем, то теперь она уже знала…, знала всей душой, что если поручить себя чуду и никогда не сомневаться, то оно обязательно случится…
