Найти в Дзене
РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ

Пропущенные юбилеи или "Даавнооо это быыло..." 35 лет сериалу "Жизнь Клима Самгина". Часть II

ЧАСТЬ I

Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!

Собственно, определение "сериал" относится к нашему юбиляру достаточно условно, по привычке - как принято именовать вообще всякий многосерийный телевизионный фильм. Никакой это не сериал. Это - картина. И - как любая многоплановая сюжетная картина - "Жизнь Клима Самгина" изобилует таким количеством любопытнейших и самым тщательным образом прорисованных и обыгранных персонажей, что одно только перечисление их с хотя бы беглой характеристикой займёт, пожалуй, парочку вполне себе лонгридных публикаций. Мы, разумеется, такими глупостями заниматься не станем. Но вот мимо некоторых лично мне будет просто не пройти... Сегодня - хотя бы двое, а там - посмотрим!

...Ну что тут добавишь, когда нас покидает Актёр такой величины, практически культурная Константа? Мы просто привыкли, что Армен Джигарханян был, есть и будет всегда, примерно так же, как всегда были Зельдин и Табаков. Однако же всё хорошее когда-нибудь заканчивается, сперва нас «обманул» Зельдин, после – Олег Павлович... Как и Табаков, Джигарханян оставил нам такой контейнер визуального наследия, что – если задаться такой целью – непонятно даже, хватит ли года, чтобы отсмотреть всё. После его ухода писалось о нём много. Это были хорошие, обстоятельные, добротные тексты – как и сам жизненный путь Маэстро. Вспоминали его театральные работы. Вспоминали основную фильмографию: «Здравствуй, это я», «Операция «Трест», «Неуловимых», само собою «Здравствуйте, я ваша тётя», «Место встречи...»... Далее – бесконечность. Понятно, что, сочиняя некролог даже размером в авторский лист, упомянуть все роли Джигарханяна едва ли удастся, разве что просто, никак не комментируя, вставить в текст фильмографию из Википедии целиком. "Жизнь Клима Самгина" упоминалась авторами много реже остальных его работ. Почему? Ведь именно здесь Армену Борисовичу удалось продемонстрировать всю мощь и культуру своего недюжинного таланта... Причем, абсолютно не входя в «экранный конфликт» ни с режиссёрским замыслом, ни с партнёрами.

Когда обед превращается в театр одного актёра...
Когда обед превращается в театр одного актёра...

Сперва - слово автору романа. Не читавшие первооснову - почувствуйте, как оригинален и вкусен язык писателя!

  • «...квартирант Варавка, широкоплечий, рыжебородый. Он был похож на ломового извозчика, который вдруг разбогател и, купив чужую одежду, стеснительно натянул ее на себя. Двигался тяжело, осторожно, но все-таки очень шумно шаркал подошвами; ступни у него были овальные, как блюда для рыбы. Садясь к чайному столу, он сначала заботливо пробовал стул, достаточно ли крепок? На нем и вокруг него все потрескивало. скрипело, тряслось, мебель и посуда боялись его, а когда он проходил мимо рояля – гудели струны».

И ещё...

  • «...Варавка говорил немного и словами крупными, точно на вывесках. На его красном лице весело сверкали маленькие, зеленоватые глазки, его рыжеватая борода пышностью своей была похожа на хвост лисы, в бороде шевелилась большая, красная улыбка; улыбнувшись, Варавка вкусно облизывал губы свои длинным, масляно блестевшим языком. Несомненно, это был самый умный человек, он никогда ни с кем не соглашался и всех учил...»


Варавка Джигарханяна громоподобен, шумен, оригинален, циничен, ярок и огромен (хотя рост актера 175 см). Когда он в кадре даже сразу с несколькими персонажами, слушать и смотреть хочется только его и на него. Это – ярчайший тип сангвиника, удачливого по службе, в деньгах, начинаниях, легко и непринуждённо затмевающего собеседников и привлекающего взгляды женщин. Вероятно, таким же должен был стать и его сын Борис («экое талантливое тело...») – неизменный лидер среди ровесников... Но!.. «А был ли мальчик?» Душевнобольная жена, гибель сына... А что же Варавка? Он не сломлен, разве что становится ещё циничнее, язвительнее и скупее в характеристиках окружающих и происходящего. Культурный хищник – большой, опасный и обаятельный, для которого жизнь, женщины, любовь - это много еды, которую он поглощает со вкусом, аппетитно и много. Выбор матери Клима – очевиден: тихий и теряющийся на фоне шумного инженера Иван Самгин в исполнении «патриарха» (
не по возрасту, а по количеству ролей) «Ленфильма» Эрнста Романова становится неинтересен, ведь брак с таким ярким самцом как Варавка – это что-то неизведанное до сих пор, это – соблазн, это – совершенно новая жизнь, наконец. Слушая пространные речи Варавки-Джигарханяна, зритель невольно и сам становится... Климом, попадая под обаяние этого павлинистого говоруна. Сам острит, сам смеётся, сам упивается тем, что речёт - потому что знает, это - хорошо. Как, собственно, и всё, что он делает - основательно, надёжно, с умом. Пару абзацев назад я особо подчеркнул культуру актёра, особенно заметную в образе Варавки. Роль - крайне сложная, иной просто потерялся бы в ней, как дурачок-пятиклассник - среди мощных сосен-фраз в огромном бору этого лесника-острослова. Эпизоды с Джигарханяном становятся моноспектаклем, где он - Премьер и центр притяжения, без какой-либо "нечаянной" вины исполнителя, лишь по очевидному замыслу умницы Титова.

По мере взросления Клима Тимофея Варавки с каждой серией становится всё меньше, но с любым его появлением мы отчетливо замечаем происходящие с инженером метаморфозы: теперь это – солидный предприниматель, он скупает земли под дачи, он – активный участник в общественном управлении города, он становится очень богат, но... счастливее ли? А он просто – старится, да. И мы понимаем это, хотя Джигарханян не «изображает» возраст, он просто на одном мастерстве вошёл в годы, которые мы теперь называем «золотыми». Ещё произносятся едкие метафоры и сравнения, его ещё «много», но – уже таки тише... ещё тише...
Piano... più piano... pianissimo.

-3

И одна из частей второй половины сериала: Варавка уже стар и болен. Помимо грима (кстати, он в «Жизни Клима Самгина» безупречен! Есть чему поучиться нынешним нашим «гримоделам», напяливающим на изображающих старость актеров косматые седые парики и неопрятные мочалы-бороды) на лице Джигарханяна – усталость и годы... Жизнь прожитая – ярко, шумно, деловито, со вкусом – но всё равно прожитая. Finita! «Укатали бурку крутые горки!..» Кто вспомнит Тимофея Варавку? Что остается после? Фантом, призрак, пустота, nihil...

Потрясающая, великая работа! Тут вот подумалось... Как было бы хорошо, если бы некоторые нынешние наши нувориши, депутаты, министры и... всякие прочие персонажи... посмотрели бы на эту роль Джигарханяна и задумались... А нужно ли всё то, чем они сейчас занимаются? Едва ли – ведь, главным образом, ЭТО необходимо им самим ... И когда их не станет, только дорогущие памятники будут пучиться помпезно-безвкусными цветными пузырями на элитных исторических кладбищах – вроде могилы некоторого г-на Маневича на Литераторских мостках – нелепая и абсурдная среди последних пристанищ цвета нашей Культуры.

Ещё один персонаж "Жизни Клима Самгина", в которой исполнитель продемонстрировал все грани своего таланта: тут и трагедия, и фарс, и драма... и всё это – в невероятной для небольшой в общем-то, пятнадцатиминутной роли, концентрации.

-4

Провожая Гафта, в основном перечисляли ставшие уже хрестоматийными его работы: «Дневной поезд», «Гараж», «О бедном гусаре...», «Визит дамы», «Почти смешная история», «Забытая мелодия для флейты», всё та же «Здравствуйте, я ваша тётя» Титова... Да, несомненно, всё верно. Но как же его поручик Трифонов?..

Огромный, перманентно пьяный, страшноватый, громкий... Таким мы видим Гафта в купе поезда при знакомстве с Самгиным. Любимое слово – «Мморрррды!..» «Мморрррды» - все. Интеллигенты в очках и без них, подобные Самгину, – потому что «раздувают революции». Крестьяне, которых приходится усмирять и карать. И расстреливать. Восхищённо замершая в ресторане в немом восторге от пения Дуняши публика – потому что «песенки слушает», в то время как он, боевой офицер, вынужден охранять её безмятежный покой.

-5

Трифонов трижды ранен и награжден «георгиевским» крестом. Судя по всему, прошёл русско-японскую. Резанула по сердцу интонация, с которой Гафт-Трифонов произносит... дважды произносит: «Жить нечем. Жить... нечем!!!!» Это – не МХАТ, это – крик души, боль немолодого уже пехотного офицера, так и не вышедшего в чины, отдавшего службе Державе лучшие годы, здоровье, силы, и получившего взамен ... назначение в каратели.

– Бессонница! Месяца полтора. В голове – дробь насыпана, знаете – почти вижу: шарики катаются, ей-богу! Вы что молчите? Вы – не бойтесь, я – смирный! Все – ясно! Вы – раздражаете, я – усмиряю. «Жизнь для жизни нам дана», – как сказал какой-то Макарий, поэт. Не люблю я поэтов, писателей и всю вашу братию, – не люблю!.. Я – усмиряю, и меня – тоже усмиряют. Стоит предо мной эдакий великолепный старичище, морда – умная, честная морда – орел! Схватил я его за бороду, наган – в нос. «Понимаешь?», говорю. «Так точно, ваше благородие, понимаю, говорит, сам – солдат турецкой войны, крест, медали имею, на усмирение хаживал, мужиков порол, стреляйте меня, – достоин! Только, говорит, это делу не поможет, ваше благородие, жить мужикам – невозможно, бунтовать они будут, всех не перестреляете». Н-да... Вот – морда, а?.. Капитан Татарников – читали? – перестрелял мужиков, отрапортовался и тут же себе пулю вляпал. Это называется – скандал! Подняли вопрос: с музыкой хоронить или без? А он, в японскую, батальоном командовал, получил двух Георгиев, умница, весельчак, на биллиарде божественно играл...

Гафт великолепен в этом монологе, поднимаясь до поистине Эвереста трагедии. Его буквально выворачивает болью, он нездоров психически и представляет серьезнейшую опасность для любой «мморрррды»: этот эпитет применим абсолютно ко всем – солдатам, штатским, даже, кажется, к собственному начальству, определившему поручика исполнять столь незавидную должность. Легко ли пороть и расстреливать? «...Перед этим надобно выпить, а после этого – пить! И – долго, много...» Поручик Трифонов Гафта уже не может не пить, вероятнее всего, на коньяк он тратит всё своё невеликое жалованье.

Позже Самгин ещё раз столкнётся с ним – в ресторане. Они взрываются одновременно: приличная публика - в аплодисментах Дуняше за «Отцвели уж давно...», поручик – от ненависти к ним – жующим, пирующим, праздным, в то время как он и неизвестный нам капитан Татарников («умница, весельчак, на биллиарде божественно играл...») сперва воевали с японцами (наверняка – в его фразеологии - «с япошками»), а сейчас вынужден охранять их имения от своего же народа... ММОРРРРДЫЫЫЫЫ!!!.. Такой эмоциональный утрированный парафраз на темы более ранней роли Гафта – полковника Покровского в «О бедном гусаре...»

-6

Любопытен эпизод, когда в купе совсем растерянный от некомфортного соседства Самгин спрашивает невпопад про "обнажение шашки". В романе это выглядит несколько иначе и происходит в иных обстоятельствах. Титов же несколько переиначил мизансцену, усилив тем самым и неловкость Клима, и концентрацию личности самого Трифонова.

— ... Скажите, — спросил он, — идя в атаку, вы обнажаете шашку, как это изображают баталисты?
— Обнажаю, обнажаю, — пробормотал поручик, считая деньги. — Шашку и Сашку, и Машку, да, да! И не иду, а — бегу. И — кричу. И размахиваю шашкой. Главное: надобно размахивать, двигаться надо! Я, знаете, замечательные слова поймал в окопе, солдат солдату эдак зверски крикнул: «Что ты, дурак, шевелишься, как живой?»
Поручик сипло захохотал, раскачиваясь на стуле:
— Хорошенькое бон мо? То-то! Вот как действуют обстоятельства…

Трагедия русского офицерства, оставлявшего на полях сперва русско-японской, совсем уже скоро – Первой Мировой, а ещё чуть позже – Гражданской, собственные руки, ноги, жизни... собственные души... Вот что гениально сыграл Валентин Гафт в небольшой этой роли. Исполнил так, что пересматривать этот эпизод с ним хочется до бесконечности – как учебник актерской игры. Не сразу, не быстро достигнув популярности, постепенно нащупывая собственный стиль, свой артистический путь, Гафт к середине 70-х буквально «вспыхнул», к 1986-му же – год премьеры «Самгина» - он достиг вершин мастерства.

Впрочем, повторюсь: затронутые сегодня персонажи - лишь малая часть практически всех образов картины, составляющих её, как органично составляют мозаичное панно мельчайшие её детали. "Человеческая икра" - произносит Макаров, глядя в подзорную трубу на Ходынское поле. И Трифонов, и Варавка, и Дронов, и сам Клим - лишь "человеческая икра" в движении, микроорганизмы, питающие и питающиеся из некоей огромной вакуоли, ограниченной, как известно, мембранами, выходить за грани которых если и получается, то лишь у немногих. У Самгина - не получилось, как не получилось это даже у таких ярких индивидуумов, как Трифонов и Варавка. Но, полагаю, разумнее будет продолжить позднее... Во всяком случае, порассуждать тут есть о чём.

-7

С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ

Предыдущие публикации цикла "Пропущенные юбилеи", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE

ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу

"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании