Сдал Сергей Леньку директрисе Синициной с рук на руки, и вздохнул облегченно. Новогодний праздник позади и теперь настало время поразмышлять, поговорить с самим собой. Весь первый рабочий день после возвращения из родительского дома крутил баранку отставной капитан Романов, развозил по городу всё еще хмельной праздный люд и думал, думал… И была весомая причина для тех глубоких раздумий, ибо не выходил из памяти ночной разговор с отцом, бередил душу, не давал покоя. А, отработав смену и вернувшись в свою неуютную холостяцкую квартиру-берлогу, прилег Сергей на диван после чашки чая да призадумался еще крепче. И чем позднее становилась ночь с ее кромешной тьмой за окном, чем все дальше отодвигался сон, тем глубже и острее были мысли, роившиеся в голове. Непрерывный и трудный шел диалог у него с самим собой:
«Согласись, Серега, что отец абсолютно прав - надо кардинально менять жизнь… Да ты и сам об этом постоянно думаешь с тех пор, как вернулся с войны. Действительно, всё продолжается и раз пощадила, в который уже раз, смерть, то надо вписываться в жизненный поток, входить в него с крутого виража и продолжать жить, как обычный нормальный человек. А бытие такого человека, это прежде всего: дом, семья, жена, дети… Но кто бы мог стать твоей женой? Подумай, Романов! Впрочем, думать тут особо нечего, все давно обдумано на сто рядов. Осталось лишь принять решение, может быть самое главное на данном этапе твоей судьбы…»
Время близилось к утру, а Сергей так и не смог заснуть, как ни старался. И когда за окном забрезжил ранний рассвет, он уже знал, что будет делать. Пути к отступлению не было, и мыслей, кроме единственной, в которой он утвердился этой бесконечной ночью, тоже не было. Нужно приступать к осуществлению задуманного, не откладывая ни на минуту. И вот именно сейчас, в это промозглое зимнее утро, открыть следующую, новую страницу своей книги жизни!
***
- А что случилось-то, Романов? – директор таксомоторного парка Поляков, пожилой мужчина со строгим лицом, недоуменно смотрел на Сергея. – Не успел устроиться, а уже заднюю включаешь. За тебя такие люди просили, что я не мог отказать и зачислил при нашем-то дефиците рабочих мест. Может отпуск дать, отдохнешь, подумаешь, всё взвесишь… В нынешнее время разбрасываться работой - опасно, рубить с плеча - опрометчиво!
- Это вы точно подметили, Федор Иванович, - как-то даже облегчено произнес Сергей. – Но в моей ситуации как раз и требуется рубить с плеча, по-иному – никак! Знаете, бывают в жизни такие времена, что…
- Можешь не продолжать, не первый день землю топчу и всё понимаю… - сурово кивнул директор, подписывая заявление об увольнении. – Отрабатывать две недели не надо, можешь идти в бухгалтерию за расчетом и в кадры за трудовой книжкой, я сейчас распоряжусь. И помни, Сергей Александрович, если что-то не срастется у тебя в геологии, возвращайся, такому человеку как ты, я отказать не вправе.
- Спасибо, Федор Иванович, - кивнул тот, тронутый до глубины души. – Вряд ли я вернусь сюда, но ваши слова буду помнить всегда.
Сергей вынул из кармана ключ от замка зажигания уже бывшей своей «Волги», положил его на стол директора, и будто бы закрыл этим ключом замок на двери прошлой жизни.
***
Поздний зимний вечер, скорее даже ночь, но заветное окно на третьем этаже еще светится. Входная дверь в подъезд, цифровой код замка, (раньше его не было), щелчок зажигалки, крохотный лучик света, чтобы внимательно всмотреться и по потертостям определить трехзначный цифровой набор. Кажется, триста сорок пять. Поочередно нажал кнопки. Есть! Металлическая дверь тяжело подалась наружу. Теперь надо было войти в полумрак подъезда. И Сергей, внутренне содрогнувшись, шагнул, как в десантный люк, словно бы собираясь провалиться в небесную бездну. Лифт был готов доставить его на нужный этаж, но Сергей почему-то не стал его использовать. Шел медленно, тяжело, как под топор, непроизвольно затягивая время.
И вот она, до боли знакомая дверь. Что ждет его за ней? И, главное, кто? Если откроет какой-нибудь мужчина, то надо будет извиниться, сказать, что перепутал номер квартиры и брать обратный курс. С почти остановившимся сердцем он поднес руку к дверному звонку и, как при стрельбе вместе с выдохом, нажимают на спуск, надавил на кнопку. Обычного вопроса, «Кто там?», не последовало, и Сергей понял, почему, - его увидели в дверной глазок и, клацнув замком, отворили дверь. Он шагнул через порог и словно напоролся на ошеломленный взгляд Ольги.
- Ты… Ты, как… Каким образом?! – она даже традиционное «здравствуй» забыла произнести.
- Ты одна дома? - пропустил это слово и Сергей, в создавшейся ситуации было не до церемоний.
- Как же я могу быть одна, если у меня есть ребенок? – ее округлые плечи под легким домашним халатом вопросительно поднялись.
- Извини, я неверно сформулировал вопрос, лично ты – одна? - словосочетанию «лично ты» он придал особый смысл.
- Да, лично я – одна! - Ольга уловила это и тоже ответила с заметным подтекстом. Но, очевидно, этого ей показалось мало, и она усилила смысл сказанного. – И, пожалуй, это надолго, если не навсегда… - с этими словами отшагнула в сторону, давая дорогу позднему гостю. – Что же ты стоишь в дверях, проходи.
- С этим успеется, - он механически снял припорошенную снегом шапку и стал похож на человека, пришедшего с траурной вестью. – У меня в транзитной кассе забронирован билет на обратный рейс через семь часов, поэтому я сейчас задам тебе вопрос и, если не получу нужного ответа, тотчас же уйду… Конечно, я мог поговорить с тобой по телефону, но мне надо непременно видеть твои глаза.
- Они перед тобой, - с заметной тревогой сказала Ольга. – Я внимательно слушаю тебя, Сергей.
- Буду предельно краток: когда-то, давно, в день нашего знакомства, ты мне сказала, что для танго нужны два человека и я запомнил это навсегда… - он на миг прервался, трудно вздохнул. - После нашей невероятной встречи в Москве, я пришел к выводу, что для моего последнего танго нужна ты… только ты. Именно поэтому приехал, чтобы сказать, что хотел бы прожить с тобой всю оставшуюся жизнь. Ответь мне лишь одно, ты могла бы попробовать начать все с чистого листа?
Он вдруг увидел, как Ольга побледнела, а ее глаза стали стремительно влажнеть. Сумбурно и сбивчиво она заговорила, голос дрожал, срывался:
- Я знала… нет, я верила… ждала… мечтала… надеялась, что ты… ты придешь ко мне, как Белый олень-спаситель из той эвенкийской легенды… Не знаю, как мне сейчас быть, понимаю лишь одно, что ты стоишь передо мной… расцениваю это как прощение… поэтому моя душа… и даже мои слезы теперь станут чище… - не в силах больше сдерживаться, она разрыдалась и, распахнув руки, припала к груди Сергея в горячем объятии. И он, потрясенный этим неожиданным душевным порывом Ольги, тоже сомкнул на ней руки и застыл, утопив лицо в роскошной волне ее волос. Так изнемогающий от жажды путник бросается к чудом найденному в пустыне зеленому оазису, жадно припадает к долгожданному источнику, и не в силах оторваться, пьет и пьет холодную живительную воду.
Замерев, они долго стояли посреди коридора. Слова оказались ненужными, всё, что можно было сейчас сказать, воплотилось в этом молчаливым и бесконечным объятии. Идя на эту встречу, предвидя её самые неожиданные повороты, Сергей, казалось, был готов ко всему, но какие-то странные ощущения завладели им сейчас – к его груди приникла бывшая жена, его самая первая любовь, его самая первая женщина, его самая первая страсть… Но он вдруг поймал себя на неожиданной мысли, что смотрит на Ольгу уже другими глазами, что чувство, которое он испытывает к ней сейчас, это совершенно иное, незнакомое чувство.
От Ольги исходил тот самый единственный, присущий только ей, тонкий аромат не забытый за долгие годы разлуки, но что-то очень новое и непривычное ощущали сейчас руки Сергея… Что? Он пока не мог уловить… Но всё теснее прижимаясь к бывшей жене, вдруг понял - он обнимает уже не то гибкое стройное тело с восхитительными девичьими обводами. Теперь под его руками ощущалась осанистая фигура взрослой женщины, исполненная гордой и зрелой величавости.
Теплая волнующая упругость ее груди, нежная сила чуть располневших рук, золотистый сноп вьющихся волос, прекрасное, до боли родное лицо, залитое горячими слезами, все это вдруг медленно и неуклонно стало возвращать Сергея в те давние и счастливые годы юности.
Он первым пришел в себя, размыкая объятие и отстраняясь от Ольги, произнес:
- Позволь раздеться. Если предложишь чашку кофе, не откажусь, у вас в Омске еще холоднее, чем в Забайкалье, замерз я что-то.
- Да, да… - прерывисто выдохнула она и чуть растерянно блестя слезами, отступила назад. – Кофе… конечно… я сейчас…
И Сергей вдруг вспомнил, что не осуществил то, самое главное, что обычно делают люди после долгой разлуки – он не поцеловал Ольгу. Не поцеловал! Но почему, что помешало сделать это? Может быть, осмысление того, что еще не проведен годичный траур со дня гибели майора Корсакова. А может быть то жуткое видение, которое никак не могло угаснуть в памяти: красно-медный ковер стреляных пулеметных гильз и на нем мертвое, изорванное гранатными осколками тело офицера-героя, вдова которого стояла сейчас, напротив.
***
Те самые настенные часы, которые были знакомы Сергею еще с давних курсантских лет, тяжело и мерно отсчитывали первый час ночи. Уже давно был закончен поздний ужин, выпита не одна чашка крепкого кофе, а их разговор только подходил к тому, главному, что они должны были обсуждать уже в скрупулезных деталях и неизбежных подробностях.
Ольга медленно и сосредоточенно поворачивала на столе изящную золоченую чашку, глядела на нее затуманенным взором, потом задумчиво произнесла:
- Я не знаю, что тебе сказать, Сергей, ведь за нашими плечами столько всего…
- В Забайкалье есть хорошая поговорка: «На старое смотреть – глазам дороже!» - не дал он ей договорить. - Я много думаю о нас и прихожу к выводу, - все, что произошло в Москве, это неспроста, это Божий промысел.
- И в чем же он выражается? – Ольга вдруг вся напряглась.
- В том, что всё в моей и твоей жизни развивается, как по кем-то написанному сценарию… Возьмем, например, Чечню, старший лейтенант Никитин посылает в разведку меня, хотя выбор у него был немалый. И это именно я, а не кто-то другой, нашел в степи погибшего в неравном бою майора Корсакова. И почему-то вдруг до зуда в пальцах, захотел снять с него посмертный жетон, который привел меня к тебе, уже вдове. А ведь я тоже был одинок, потеряв невесту, отдавшую за меня жизнь. Это непостижимо и невероятно, но два человека пожертвовали собой, и их смерть позволила нам вновь встретиться. Оба они, моя стюардесса и твой муж словно бы уступили нам свое место. И возникает закономерный вопрос: что вообще случилось: мистика, невероятнейшее стечение обстоятельств или еще что-то, неподвластное человеческому разуму? Но ОНО случилось, и отмахнуться от этого невозможно. У нас появился уникальный шанс перестать жить «во вчера», а попробовать жить «в завтра». Понимаешь ты это?
- Понимаю… - как-то обреченно кивнула Ольга и через невыносимо долгую паузу спросила. - А как же твоя Лариса? Что-то быстро о ней забыл… Да и любил ли ты ее?
- Что ж, у тебя есть право задать этот вопрос… - хмуро согласился Сергей. – Да, я любил Ларису… Не уверен, правда, что сильнее, чем тебя, но ее больше нет. Это неотвратимая данность, это жестокая правда, от которой не уйти. И потом, ты ведь тоже осталась одна, и мужское плечо тебе совершенно необходимо. Ну, а если совместная жизнь не заладится, то расстаться можно в любой момент. И ты, и я, оба мы самодостаточные люди и не пропадем, как говорится…
- А тебе не кажется, Сергей, что всё это похоже на некую спекуляцию: двое обделенных счастьем людей пытаются извлечь из своей несостоявшейся жизни хоть какую-то выгоду. - Ольга горько усмехнулась. - Лично мне это напоминает европейский брачный контракт или какой-то сомнительный договор.
- Сейчас это принято называть – «договорня'к», - мрачно проронил он. - Да, отчасти все так и есть, но ничего плохого я этом не вижу – мы уже давно не дети, поэтому обязаны думать не сердцем, а головой. Тем более, что под этим «договорняком» есть серьезная основа: я хорошо помню твои слова, сказанные в госпитале, что все эти годы ты жила с Корсаковым, а думала обо мне. Потому, что слишком многое связывает нас, а еще потому, что сильно любила меня.
- Да, это правда… - задумчиво подтвердила Ольга. – Я никогда не переставала любить тебя, Сергей, у настоящей любви нет прошедшего времени… Я готова повторить те слова.
- Не надо, мне достаточно одного раза. Сейчас я хочу услышать твой ответ на мое предложение.
- Предложение… - Ольга подняла на него испытующий взгляд. - Получается, что наша семейная жизнь будет основана на смерти близких и дорогих нам людей? Но это же чудовищно и страшно, Сергей!
- Да, страшно, - угрюмо согласился он. – Но мы должны… мы обязаны перешагнуть через это ради будущего.
- И как ты представляешь себе наше будущее? Как мы сможем жить с таким багажом прошлого? Ведь у тебя будет жена-изменница, родившая ребенка от твоего заклятого врага…
- Никакой жены-изменницы нет, а есть изнасилованная подонком женщина.
- Понятно… А как, позволь узнать, ты собираешься относиться к моей дочери? – глаза Ольги наполнились тревожным ожиданием.
- Как к родной! – не промедлил с ответом Сергей. – Это – твоя дочь, и дочь твоего погибшего мужа. Я считаю только так, и никак иначе! Ни о каком Юдине вспоминать не желаю!
- А ты сможешь нести этот тяжкий груз? – великое сомнение просквозило в ее вопросе.
- По крайней мере – буду стараться, – непоколебимо произнес он. – Да, мне, наверное, придется долго привыкать к тому, что Лиза не моя дочь, но я уверен, что справлюсь с этим, потому, что люблю тебя. Ведь сказано же, если ты любишь женщину, то полюбишь и ее ребенка.
- Так это ведь лишь сказано… - произнесла она и недоверчиво покачала головой. - А как будет на самом деле, кто может знать?
- Я могу! Доказывать тут нечего, всё доказала жизнь, раз уж я здесь! – убежденно произнес Сергей. - Слишком дорогая цена всеми нами заплачена, чтобы сейчас рассуждать о том, как там будет, да что там будет? Мы просто станем жить вместе и поднимать твою дочь, вот и все. А потом, если Богу угодно, он еще и наших детей подарит.
- Да-а-а… - прерывисто вздохнула Ольга и, опустив подбородок на ладонь, приумолкла. Потом спросила, медленно и трудно произнося слова. – Ответь честно, Сергей, у тебя нет ощущения, что во всем этом есть изрядная доля подлости и предательства?
- Нет! - категорично возразил он. - Я абсолютно уверен, что если сейчас там, - он воздел палец вверх, как совсем недавно это сделал отец во время их предновогодней беседы, - Лариса Денисенко и Дмитрий Корсаков слышат наш разговор, то, несомненно, одобряют мое предложение и благословляют нас на совместную жизнь.
- Ты веришь в потусторонний мир? – в крайнем изумлении спросила Ольга и Сергей снова поразился тому, что она практически дословно повторила его слова в ту ночь. И ему самому тоже ничего не пришло в голову, кроме того, чтобы полностью проартикулировать отцовскую фразу:
- Во всяком случае, не исключаю этого… Но прежде всего я верю в здравый разум, поэтому говорю: живым – живое! Ведь бо'льшая часть нашего земного пути, надеюсь, еще впереди и надо как-то жить.
- Как-то жить… - еще более тяжело вздохнула Ольга. - «Как-то жить» не очень хочется, жить надо бы по-человечески… И потом, что про все это подумают окружающие, ведь многие знают нашу непростую историю…
- Это неважно, мы будем жить не для них, а для себя! Для себя, понимаешь? Я, наверное, скажу сейчас страшные… чудовищные слова, но это хоть как-то оправдывает раннюю смерть Ларисы и Дмитрия.
Долгая тишина воцарилась в комнате, сидя напротив Ольги, Сергей, наконец, спросил:
- Скажи, Лиза помнит отца, спрашивает что-нибудь о нем?
- Первое время очень часто спрашивала, а потом все реже и реже. Вспоминает лишь тогда, когда в садике кто-то из детей поинтересуется, почему тебя приводит и забирает только мама? - Ольга сурово потупилась. – Но это бывает нечасто, пятилетнего ребенка вполне устраивает его мать. Я и моя дочь – это единое целое.
- А какая она вообще, что у нее за характер? Надеюсь, что превалируют твои черты, а не Юдина…
- Да, всё так, превалируют именно мои черты… - про Юдина Ольга подчеркнуто не упомянула. – Лиза, это человек - улыбка, человек - солнце… Очень контактный ребенок, неумолчный звонок, непоседа… Ее повышенная активность иной раз изматывает, лишает последних сил… Но всё это – приятные материнские заботы.
- А как ты справляешься с таким ребенком, ведь есть каждодневная работа, магазины, какие-то домашние дела?
- Детский сад выручает, да и бабушка-соседка у нас есть хорошая, всегда поможет, если что… Половина женщин России в одиночку поднимают детей, и ничего, живут. Вот и я привыкла.
- Ну, а если у Лизы появится отец, это ее не очень удивит?
- Это ее удивит, когда она подрастет и прочтет в свидетельстве о рождении инициалы другого отца… Ты понимаешь, какие могут возникнуть вопросы, и какие могут произойти сложности?
- Понимаю, но до этого еще надо дожить… Как говорят мои знакомые американцы: «Много воды утечет в Потомаке!» - сказал Сергей. – А я имею ввиду настоящее время.
- Трудно предположить… - Ольга вопросительно пожала плечами. – Но, думаю, что в большей степени это будет зависеть от ваших взаимоотношений. Ты готов поддерживать их на должном уровне?
- Разумеется! - Сергей смотрел на нее не верящим взглядом и именно поэтому спросил. - То-есть, ты принимаешь мое предложение, я правильно тебя понимаю?
- Да, ты все понимаешь правильно! - как-то даже резко отрубила Ольга. - Серьезные решения надо принимать быстро, без колебаний! Я согласна, давай попробуем начать все сначала, Сергей.
- Давай… - облегченно выдохнул он и положил правую ладонь на ее левую руку. Ольга, отвечая на этот его порыв, ответно прикрыла своей правой ладонью его левую кисть. И будто бы закольцевала этим доверительным движением их долгий непростой разговор. Так они и сидели, соединившись руками на столе и как бы подпитываясь взаимной энергетикой. И ощущалось в этой странной и молчаливой «закольцованности» нечто большее, чем горячие поцелуи, страстные объятия и безудержные потоки громких слов. Все было так, как когда-то давно-давно, когда оба они искренне и неуемно вдохновляли друг дружку.
Сергей вдруг попросил:
- Я хотел бы посмотреть на Лизу, ты, надеюсь, не против?
- Ты уверен, что это тебе нужно?
- Абсолютно.
- Что ж, пойдем, - она решительно встала из-за стола. Тихонько вошли в спальню, Ольга включила торшер, отодвинула его подальше. Разбросав ручонки поверх одеяла, девочка крепко спала. Ее голова в волне золотистых волнистых волос, так похожих на материнские, мирно покоилась на подушке. Нагнувшись возле кроватки, Сергей пристально всматривался в лицо ребенка, рожденного от человека, который принес ему столько бед и несчастий, и которого уже не
было на этом свете. И вот эту кроху с явно выраженными чертами недруга, он, Сергей Романов, должен будет вырастить, воспитать и дать ей все то, что обязан дать любящий отец.
Он наконец распрямился, посмотрел на притихшую рядом Ольгу и прошептал:
- Твоя дочь, это моя дочь, другого мнения быть не может. А теперь я должен возвращаться домой, чтобы ждать тебя и Лизу.
Вместо ответа она взяла его за руку, увлекая на выход, выключила торшер. И лишь вернувшись в зал, произнесла:
- Значит, Белый олень спешит в свое стойбище?
- Не Белый олень, а одинокий волк… - горькая усмешка тронула губы Сергея. - Одинокий волк под луной…
- Ты исповедуешь какую-то новую легенду, Сережа?
- Это не легенда, а истинная правда… - загадочно ответил он. – Об одиноком волке под луной я тебе когда-нибудь обязательно расскажу. Впрочем, этот волк уже не одинокий, у него теперь есть стаяи любимая супруга-волчица…
Медленно и задумчиво Ольга произнесла:
- Не знаю… Не знаю, смогу ли я стать матерью-волчицей и женой-волчицей… Мне хочется, чтобы всё было по-старому, и мой муж навсегда остался Белым оленем, - и помолчав, добавила. – Тебе не надо никуда торопиться, оставайся здесь. Я отработаю две положенные по закону недели и уволюсь. Квартиру временно препоручу бабушке-соседке. В Горноозерск полетим втроем. А пока у тебя будет возможность познакомиться с Лизой, пообщаться с ней. Вдруг, ты еще поменяешь свое желание…
- Это исключено! - уверенно сказал он. – Самое верное решение – первое, это закон авиации и разведки, я следую этому правилу уже много лет.
- Да, да… - чуть заметно улыбнувшись, кивнула Ольга. - Все последующие решения принимаются уже мятущимся разумом и как правило, являются ошибочными.
- А ты молодец, помнишь и цитируешь меня дословно, - задумчиво сказал Сергей. Ольга снова умолкла, ее печальный взгляд был неподвижен. Потом она сказала:
- Все православные траурные обычаи: погребение, девять дней, сороковины и полгода я уже отвела, осталось отметить годовщину со дня смерти мужа и установить постоянный памятник. Поэтому я вернусь сюда на пару недель. Приедут все родственники, соберутся боевые товарищи Дмитрия, и мы его помянем так, как это принято.
- А я помяну его в Горноозерске, ведь в некотором роде мы с ним тоже боевые товарищи… - глухо промолвил Сергей. - Если, конечно, ты не будешь против.
- Спасибо тебе, капитан Романов. Я не буду против того, чтобы живой воин помянул павшего воина, - скорбно произнесла Ольга.
