«Голливуд с давних уже лет ведет в фильмах грубую и настойчивую операцию по переоценке истории второй мировой войны, реабилитируя в этих целях вермахт, возлагая вину за общеизвестные факты преступлений против человечности исключительно на СС и гестапо. В таких американских фильмах, как «Самый длинный день», «Великий побег», «Мост у Ремангена», и других гитлеровские вояки показываются честными и благородными солдатами; пытали людей, убивали и грабили только, мол, эсэсовцы. Но не менее циничны и некоторые европейские фильмы, особенно те, в которых произведена попытка если не переложить, то разделить вину за все ужасы оккупации между завоевателями и завоеванными. Цинизм чаще всего прикрывался требованиями «психологизации» фильмов о Сопротивлении, необходимостью «расширения взгляда» на прошлое и тому подобными вполне почтенными словами.
Что на самом деле скрывалось за этими словами, можно проследить на таких известных фильмах, как «Переход через Рейн» Андре Кайатта и «Хиросима, моя любовь» Алена Рене, причем это не единичные примеры.
… В фильме «Хиросима, моя любовь» есть двусмысленный эпизод, уравнивающий страшную трагедию испепеленного атомной бомбой города и мелодраматическую историю девицы из провинциального Невера, которую соотечественники подвергли остракизму за связь с оккупантом. Прошло много лет, а она все не может понять, за что неверцы убили ее парня и обстригли ей волосы. И, попав в Хиросиму, она истерично повторяет: «Я знаю, что такое Хиросима»,— намекая, что случившееся с нею — ее «личная Хиросима» (Соболев Р. Пепел Клааса // Советский экран. 1975. № 7. С. 1-2).