Решение моё записаться волонтёром в хоспис было спонтанным. Нужно было заполнить пустоту после выкидыша и неожиданного развода с мужем.
Мне казалось, что, помогая другим, я смогу справиться со своей болью. Думала, закрутит, затянет, и мне станет легче.
«Что, деточка, посекло тебя?»
Но легче не становилось. Каждый день, видя страдания и боль, я все больше упивалась своей. И вот в один из дней, когда я сидела на подоконнике в подсобке и плакала, ко мне подошла санитарка. Живенькая, вечно улыбающаяся старушка. Пациенты ее обожали, звали не иначе как Катюша. Хотя Катюше было далеко за… Даже сказать затрудняюсь.
– Что, деточка, посекло тебя? – спросила она запросто, перекладывая на полках простыни. – А ты не поддавайся. Несчастья – они такие, не любят, когда улыбаешься да шутишь. А как начнешь плакать да жалеть себя, все, захватят, закрутят, не отобьешься.
– Да как же шутить-то?.. – всхлипнула я. – Чему радоваться, когда вокруг…
Санитарка кивнула:
– Понимаю, деточка, еще как хорошо понимаю. А вот расскажу я тебе одну историю, житье-бытье, так сказать.
Выжить бы, победить
«На фронт я попала в неполных девятнадцать, – начала свой рассказ Катюша. – На финскую. Санитаркой. Тут и Отечественная война грянула. Доктор, который меня обучал в госпитале под Ленинградом, все большое будущее мне прочил. Да только ни о каких свершениях мы тогда не думали. Выжить бы. Победить. Вот было наше самое желанное будущее.
И ничего не попишешь, время такое. Привозили нам солдат и с обмороженными руками-ногами, и с ампутациями, и с ранениями. Тогда-то я и решила на фронт идти. Рук там не хватало, сестры всегда нужны.
Отступать было некуда
Да только в военкомате мне отказали. Медсестер, мол, хватает, а вот прожектористки нужны. Ох, страшно было. И сестрой страшно, но знакомо, понятно, а тут... Но решила, так решила. Отступать было некуда. Не успела оглянуться, как уже воевала в зенитно-артиллеристском полку.
Только тут и поняла, какой он, настоящий страх. В первый же день в бой. Спина от страха намокла, пот глаза застилает, руки дрожат, а за спиной целый полк. А враг все ближе и ближе. Честное слово, я тогда думала, что все, пришла моя смертушка.
И тут у-у-у, гул самолета. Я очнулась, кричу, лови его, мол, лови, зная, что несет внутри эта смертоносная машина. Поймали, зенитчик дал залп: хвоста у самолета как не бывало.
– Девчата, умницы! – заорал кто-то мужским басом. А у меня и страх долой. Такой азарт меня взял. Из девятнадцати освещенных тогда моим расчетом самолетов восемнадцать подбили наши зенитчики.
И только слёзы-слёзы
Так прожектористкой я и довоевалась до конца войны. И тот памятный день я никогда не забуду. Помню, хлебали с девчонками, обжигаясь, из алюминиевых кружек горячий чай. А тут в блиндаж вбегает взволнованный старший сержант Димка Корейкин.
– Девчата, войне конец! Домой, к мамке, сестренкам! Ура!
Мы с мест повскакали и мечемся. В бою не суетились, а тут – куда бежать, что делать? И радость такая, что аж горло сжимает. Крикнуть бы, а голоса нет. И только слезы-слезы.
Как-то в гости поехала к однополчанам в Москву. Там и встретила Димку. Он к тому моменту храмовой росписью занимался. Мы поженились, даже венчались. Даже появилось двое деток. А потом и внуки пошли. Жаль только, Дима мой до внуков не дожил. Умер от инсульта несколько лет назад».
***
С того момента прошло много лет. Сейчас у меня семья, муж, дети. Я успешна на работе. И когда вдруг начинаю хандрить, вспоминаю Катюшу. Улыбчивую санитарку с дорожками морщин на лице и озорным, молодым, полным жизни взглядом.