Начало истории здесь, продолжение - здесь.
К больнице Андрей подъехал, когда на улице уже зажгли фонари. Оранжевый контрастный свет давал глубокие тени, это всё накладывалось на усталость от длительной поездки и возникало ощущение ирреальности происходящего.
Палату он нашёл быстро, при входе в больницу сидел пожилой вахтёр, он показал, куда нужно идти. В палате было четыре кровати, все заняты. Возле Вариной кровати на стуле сидел мужчина. Андрей с удивлением узнал в нём карщика, который работал на базе вместе с Варей. «Поздновато для визита по долгу службы», - подумал Андрей и остался стоять, глядя на Варю. Она выглядела значительно лучше, чем он себе представлял. Нормальное лицо без следов измождённости и какой-либо особой болезненности. Нога в гипсе, но гипс не на всю ногу, как он представлял, а лишь до колена.
Варя смотрела на него и слабая улыбка блуждала на её лице. Карщик встал, попрощался и быстро вышел, не взглянув на Андрея. Андрей сел на стул, наклонился в Варе и обнял её, прижавшись щекой к её лицу.
Соседки Вари возобновили разговор, прерванный приходом Андрея. Варя села на кровати, взяла костыли и мотнув головой в сторону двери легко поднялась и пошла к выходу из палаты. В коридоре она уселась на диванчик и Андрей сел рядом. Не так он представлял себе состояние Вари, хотя с момента травмы прошло чуть больше недели. Уверенное поведение её и умение обращаться с костылями поразили его больше, чем сам факт травмы.
На диванчике они обнялись и сидели, наслаждаясь моментом близости.
Лечащий врач Вари сегодня дежурил, Андрей сходил к нему и подробно расспросил. Собрали сломанные кости удачно и срастаться всё начало хорошо, поэтому первоначальный пессимистичный диагноз смещался в позитивную сторону. Инвалидом Варя не будет, палочка ей понадобится, но только месяц или два, потом она сможет нормально ходить. Через 2-3 дня её выпишут домой.
Всё это Андрей воспринял с удивлением и радостью. Душащий всю неделю ком в душе начал постепенно рассасываться и даже дышать стало легче. Из ординаторской он вышел в совсем другом настроении, чем нежели вошёл туда.
Отдавать Вовку Андрею Варя категорически отказалась. Она будто угадала все его мысли и поняла, что он собирается сделать. «Надеюсь, Олесе ты ещё не успел ничего рассказать?», - только и спросила она.
Андрей не стал говорить с женой о том, что произошло, он хотел приехать с Вовкой и тогда уже изложить произошедшее. Он сознательно оттягивал признание, потому что не просто не знал, как начать разговор, но и не понимал, как всё рассказать.
Он понимал неизбежность разговора и, в то же время, не осознавал его неотвратимости. До Андрея постепенно доходило, что его жизнь на две семьи поставила его вне законов человеческого общежития. Он перешёл ту грань, когда ещё можно, оглянувшись, увидеть прошлое, осознать его и прикоснуться к нему душой. Он же, мысленно оглядываясь назад, видел лишь колышущийся занавес, за которым мелькали неясные тени. В тенях он узнавал себя, Олесю, Варю, детей, но не мог понять, в каких он находится отношениях с ними. Реальность и воображаемая им жизнь всё больше и больше расходились друг с другом.
Иногда на него, особенно в дороге, за рулём, вдруг находило какое-то осознание чудовищности происходящего. Он мгновенно покрывался холодным потом, останавливался, выходил из машины и бродил по обочине, почти не осознавая где он и что такое с ним происходит. Он почему-то думал, что это было начало сумасшествия. В такие минуты он твёрдо решал заканчивать двойную жизнь, но потом, отдышавшись, успокоившись и с полчаса отсидевшись на сиденье, воспоминания о прошедших тяжёлых минутах уже не были такими тягостно-ужасными, он гнал их прочь и давал себе слово разобраться со своей жизнью и что-то кардинально решить.
Через день эта решимость пропадала и он опять погружался в тягостную реальность. Тем сильнее он ценил время, проводимое с Олесей и детьми, когда тяжесть отступала и он погружался в семейную атмосферу, будто растворяясь в ней.
Точно так же было и Варей и Вовкой. Он купался в их любви и любил сам.
В каком-то магазине он давно уже купил учебник по психиатрии, держал книгу в машине и часто листал её, напирая на раздел, посвящённый шизофрении. Он пытался понять, не шизофреник ли он. Многое из описаний подходило под его случай, но понятно, что самостоятельно он не мог поставить себе диагноз, а обращаться к врачу не хотел.
Андрей поймал себя на том, что Варя давно что-то говорит ему, а он только поддакивает, но смысла речи не осознаёт.
Он начал слушать внимательно и даже смог восстановить кое-что из уже рассказанного Варей. Соседка пока присмотрит за Вовкой, Варя скоро будет дома и сможет себя обслуживать. С сентября Вовка пойдёт в сад, а она выйдет на работу, так что всё вернётся в свою обычную колею.
Осознание этой новой для него реальности, в отличие от построенной в голове мрачной картины тяжёлого будущего, невольно наполняло душу лёгкостью и эйфорией. Даже заползали мимолётные мысли продолжить прежнюю жизнь, но Андрей гнал эти мысли от себя.
Распрощался с Варей и пошёл к ней домой. Зашёл к соседке, хотел взять Вовку, но тот уже спал. Поцеловал спящего сынишку и пошёл домой.
Пить Андрей почти не пил. Жизнь водителя не предполагает употребление спиртосодержащих жидкостей. Те, кто этим правилом пренебрегает, плохо кончают.
Но сейчас Андрею нужно было выпить. Он налил себе полный стакан вина и стал вяло ковыряться в холодной закуске, время от времени запивая её вином.
Ему нужно было разобраться с «гордиевым узлом» своей жизни. Развязать его или разрубить. Развязать он не мог, для этого пришлось бы посвящать Олесю в то, во что посвящать её не хотелось категорически. Необходимость разговора с Олесей, которую он ощущал до приезда в больницу, сменилась возможностью избежать разговора, но необходимость решения оставалась и он ясно это осознавал.
Рубить узел – это предать одну из своих семей. У него даже в мыслях не было, что Олеся согласится делить его с Варей и останется ему женой, зная о его второй семье в Краснодаре. Варя шла на это, восприняв ситуацию и зная о ней с самого начала, хотя у него не было уверенности, что Варя не поставит в какой-то момент вопрос ребром.
Андрей начал пьянеть и образы Вари и Олеси у него начали сливаться, как это бывало не раз раньше. Их похожесть играла с ним глупую шутку, объединяя его жён в одно лицо. Эта «объединённая жена» начинала с ним мысленный диалог, упрекая его в двойной жизни. На самом деле это были лишь отголоски его мыслей и переживаний, обретающих такую экзотическую форму.
Он отставил в сторону бутылку и лёг спать. В сон он провалился сразу же и спал без сновидений.
Он провёл в посёлке три дня, наигрался с Вовкой, забрал Варю из больницы и привёз её домой. Убедившись в том, что всё у неё под контролем, поехал в Краснодар сдавать груз. Долго объяснял причину опоздания, но сдал груз и теперь ехал обратно.
Голова была пустая, по дороге туда и во время пребывания в посёлке он столько всего передумал, что сейчас сознание давало ему отдых. Иногда, приближаясь к какому-нибудь мосту, он представлял, как на полной скорости въезжает в опору и это разом решает все его проблемы. Потом, после того, как чуть не съехал на полной скорости на обочину, стал гнать эти мысли подальше.
Он принял решение и это позволяло скинуть часть груза с души. Врать больше он не станет. Не выложив правды сейчас он будет вынужден жить с ней всю жизнь и если сейчас он начинает чуть ли не «трогаться» умом, то дальше будет только хуже.
Он всё расскажет Олесе, упадёт на колени и будет просить прощения. С Варей он прервёт отношения, будет лишь платить алименты.
Андрей понимал, что Олеся может отказаться с ним жить после этого, но даже думать не хотел о том, что станет делать в этом случае. Он твёрдо намеревался вымолить прощение. Он любил Олесю и она точно это знала. Он будет молить её до тех пор, пока она либо не простит его, либо не убьёт.
Андрей понимал, что с мужской гордостью придётся расстаться, возможно навсегда, это была цена его двойной жизни.
Он открыл дверь квартиры. Олеся увидела его, бросилась навстречу, но, натолкнувшись на его взгляд, остановилась и застыла на месте. Андрей вошёл в квартиру и закрыл за собой дверь. Жизнь отныне прежней уже не будет.