Тимка оглянулся: на ступеньках лежал белый мишка. Игрушечный, а смотрел с такой горестной обидой, что мальчишка не удержался, поднял мишку. Мишка был большим и мягким, и казался Тимке знакомым. Тимофей вспоминал, где он его видел, – совсем недавно…
На первом этаже стояла Нина Савельевна, соседка из пятой квартиры:
- Ну, так и есть! Как сердцем чувствовала! Ну, вот что ты там делаешь?! Тебе сколько раз говорено: не подниматься, когда обстреливают! Для чего в доме подвал есть?
Про подвал Тимка и сам хорошо знал. Ему было три года, когда подвал стал жильём для всех жильцов их пятиэтажки. Сейчас жильцов почти не осталось: за годы, пока идёт война, крышу в доме разбили осколки от всу-шных «Градов», и на пятом этаже нельзя было жить, потому что от дождей и снега потолки отсырели – с них, как с неба, стекала вода, и штукатурка давно отвалилась. Тётя Лиза со своими двойняшками, Настей и Димкой, давно уехали, а их отец, Дмитрий Васильевич Гуреев, горный мастер с «Зорькинской», воюет на позициях ещё с того лета, когда война началась. Демидов Андрей, дядя Юра Симаков из пятнадцатой квартиры, Иван Степанович из двадцать первой тоже на войне. Даже Максим Карташов, который ещё в прошлом году в Тимкиной школе учился, в 11-м Б, теперь заряжающий артиллерийского расчёта. А девчонка его, вредная задавака Маринка Долгачёва с третьего подъезда, теперь санитаркой в госпитале работает.
Тимкин отец тоже артиллерист. Только от него уже полгода нет вестей. А мама в начале прошлой осени поехала в соседний посёлок – помочь Тимкиной крёстной картошку в огороде выкопать. Потом они ещё помидоры солили на зиму, а посёлок стали обстреливать, и они обе – и мама, и крёстная Оля, – от осколочных ранений погибли.
Тимку теперь хотят забрать в детский дом. Нина Савельевна вытирает слёзы и уговаривает Тимку поехать в детдом:
- Тебе там хорошо будет, Тима… С ребятами подружишься, и спальни там тёплые, уютные,– не течёт с потолка… И кормят вкусно, и гостинцы дают, когда «гуманитарку» привозят. Голодным никогда не будешь.
- Я и тут не голодный, – Тимка шмыгнул носом. – Будто я не умею картошку пожарить или кашу с макаронами сварить. И «гуманитарку» нам тоже дают, – у меня вон конфеты всегда остаются, маленький я, что ли. И консервы есть. И гречка, и макароны.
Нина Савельевна обнимала одиннадцатилетнего мальчишку, твёрдо убеждённого в том, что он – не маленький… Настаивала:
- А в детдоме – суп, котлетки… пирожки ещё. И стёкла в окнах целые. А в вашей квартире…
- Я вчера фанерой забил – в комнате. А на кухне мы с Егоровичем плёнкой затянем, чтоб видно было.
Егорович – дед с третьего этажа, бывший подземный электрик на шахте…
- А в детдоме тебе ничего не надо будет забивать. В школе учиться будешь. И футбольная команда там есть.
Про учиться в школе – аргумент так себе… Не особо вдохновляющий. А по поводу футбольной команды в Тимкиных глазах мелькнуло сожаление: в четвёртом классе физрук Игорь Васильевич говорил, что Тимка Соколов – лучший нападающий… А потом Игорь Васильевич тоже на войну ушёл, сейчас воюет на позициях под Кременной.
Тимка незаметно вздохнул. Поднял на соседку угрюмые серые глаза:
- Я батю буду ждать. Вернётся батя… а дома нет никого.
Сейчас Нина Савельевна строго велела:
- А ну, – быстро спускайся! – Прилёт был, слышно, где-то около школы. А если ещё один?
Тимка взглянул на белого мишку. Посадить его, что ли, обратно на ступеньку?.. Но такая настоящая грусть была в игрушечных мишкиных глазах, что Тимка решительно сунул его под мышку и заторопился за Ниной Савельевной в подвал: Тимке тоже показалось, что снаряд взорвался рядом со школой…
Дед Егорович считал себя ответственным за то, чтоб в подвале их дома всегда был свет. До недавнего времени в подвале и правда было светло, и дед очень гордился этим. А потом осколки от снаряда попали в электроподстанцию, и нигде в посёлке света не было. Дед ездил к своему куму в деревню, там заряжал шахтёрские аккумуляторные лампы – на случай, если придётся спускаться в подвал. И сейчас подвал освещался дедовыми лампами.
Тимка окинул взглядом соседок, уселся на скамейку рядом с дедом Егоровичем – скамейку эту тоже дед сколотил и в подвал принёс, вместе со стареньким диваном из квартиры Евсеевых: Евсеевы на пятом этаже жили, дед сказал, что диван всё равно бы размок от сырости, а в подвале он пригодится. Тогда как раз к деду на минуту заехал с позиций его сын, Павел Андреевич, вот они вдвоём и снесли диван в подвал.
Тётя Люба Дорожкина осторожно баюкала на коленях какую-то малую с растрёпанными пушистыми косичками. Тимка прислушался:
- Сказала, – ненадолго… На автостанцию, за билетом. К своим решила уехать.
- Уедешь от такого… – кивала Татьяна Ильинична. – Сколько лет в одном доме жили! Я ж Богдана с рождения помню…
- А что вы удивляетесь. Вспомнил Богдан своё происхождение, – усмехнулась тётя Люба. – Хотя за всю жизнь и слова по-украински не сказал, – дед его из Житомира на Донбасс приехал ещё в пятидесятые, когда шахта наша строилась. В шахте, правда, работать не стал, на поверхности устроился. Но квартиру получил, так и остались Бондарчуки в посёлке. Жена его, Катерина Петровна, голосистая была, – с моей матерью, помните, на всех гулянках пели песни, – и русские, и украинские… Весь двор им подпевал. А теперь Богдан уж таким шчырым украинцем стал… что воюет против наших.
Тимка понял: соседки говорили о Богдане Бондарчуке из шестой квартиры, – он и правда вдруг всу-шником стал. Стреляет, значит, по нашим. Тимке тоже было это очень удивительно. Вообще, Богдан ничего так дядька был. Шофёром на шахтёрском автобусе работал. Правда, пару раз было, что он надавал Тимке подзатыльников и уши надрал: однажды Тимка зафитилил новым футбольным мячом прямо в окно Бондарчукам, – стекло, понятно, вдребезги… А потом они с пацанами в футбол играли, а под липой, около подъезда, спала в коляске малая Бондарчуков. От Тимкиного торжествующего, победоносного вопля по поводу последнего гола малая проснулась и заплакала, ну, Богдан и разозлился. Тимка не обиделся на него.
Девчонка подросла уже, – наверное, года три скоро исполнится. Это её тётя Люба сейчас на коленях баюкает. Тимка даже вспомнил, что её Богдан Марусей звал. Машка, значит.
Тёмно-карими внимательными глазами Маруся смотрела на белого мишку в Тимкиных руках. Ну, конечно!.. Вот где Тимка недавно видел этого мишку! Маруся сидела с ним на скамейке во дворе, тихонько укачивала его на руках, что-то приговаривала.
Тимка подошёл к тёте Любе, протянул мишку девчонке:
- Твой? Держи.
Маруся так обрадовалась, будто мягкий игрушечный мишка был живым и очень близким ей существом.
А Марусина мама Лена так и не вернулась домой – с того дня, когда случился очередной обстрел их посёлка. Соседки ищут её в разных больницах, но она пока не нашлась. Обрадовалась Маруся не только своему белому мишке, а и Тимке обрадовалась. А Тимка тоже с этого дня – непонятно, почему, – стал беспокоиться о Марусе. Сам не рад был своему беспокойству: дел у него, что ли, мало! А Маруся подбегала к нему во дворе, лепетала что-то радостное, руки к нему протягивала. Однажды Тимка даже на руки её поднял, ещё удивился: лёгкая какая, – словно кукла!
Тётя Люба грустно улыбалась:
- Что ж она тебя так полюбила, – прямо как родного! Только и слышу от неё: Тима, Тима… Ты заходи, – проведать её, а то она скучает.
Тимка заходил. Правда, как играть с девчонками, особенно – такими, которым и три года ещё не исполнилось, Тимка не знал. Поэтому просто делал ей из тетрадных листов бумажные кораблики и самолётики, и Маруся радовалась, бережно расставляла их на столе. Однажды после дождя мимо их двора побежал глубокий ручей, и Тимка показал Марусе, как кораблики могут плавать. И самолётики они запускали, – Тимка умел делать такие, что летали, как стрела.
Тимкин друг, вратарь школьной футбольной команды, Алёха Грядунов, как-то кивнул на Марусю, вздохнул:
- Вырастет… и пойдёт в всу служить. Как отец её.
Маруся, конечно, не поняла Алёхиных слов… Лишь растерянно и испуганно посмотрела на Тимку. А Тимка отчего-то вспыхнул. Ломал в пальцах какой-то сухой колючий стебелёк:
- Дурак ты, Грядунов.
А ещё Тимка научился заплетать Марусины косички. С другого края посёлка к деду Андрею Егоровичу приходила внучка, Анька Ермакова, – она и показала, как это делать. Тимка попробовал – получилось. Ничего особо сложного.
… А в конце лета к ним во двор приехала уже знакомая хмурая тётка с лейтенантскими погонами. Положила руку на Тимкино плечо:
- Собирайся.
Нина Савельевна засуетилась:
- Я помогу тебе, Тима.
Маруся укладывала спать белого мишку в большую картонную коробку. Обеспокоенно перевела взгляд с Тимки на тётку. Подошла к мальчишке, прижалась к нему. И Тимка обнял Марусю. Тётка-лейтенант – вообще-то, рассмотрел Тимка, какая там тётка!.. Ну, чуть старше Маринки Долгачёвой с третьего подъезда, – устало спросила:
- Это ещё что за кукла?
Маруся заплакала. Нина Савельевна объяснила лейтенанту:
- Мать пропала… Во время обстрела. Ищем в больницах.
- А отец?
- Отец… – Нина Савельевна помолчала, рукой махнула: – В общем, он на той стороне. Против нас, в общем… воюет. Как с ней быть, – не знаем. В детдом не отправишь, – отец, сказывают, жив-здоров. Соседка, Люба Дорожкина, приютила её… да вот мальчишка наш, Тимофей, присматривает за нею.
Лейтенант Синицына присела около Маруси, пригладила светленькие пушистые кудряшки:
- Тебя как зовут?
Маруся не ответила.
Лейтенант посмотрела на Тимку:
- Она у тебя что, – разговаривать не умеет?
Тимка возмущённо дёрнул плечами:
- Всё она умеет! И стишки рассказывает, – про мишку. И «Катюшу» поёт. А как вы думаете, – одной ей остаться, без меня!
Лейтенант Синицына поднялась:
- Будем искать родственников. А тебе надо собираться в детдом.
… В конце сентября из детдома Тимка сбежал. Нет, здесь было хорошо, – точно так, как говорила Нина Савельевна: постель – уютная и чистая, словно мама стелила… На обед давали любимый Тимкин суп с фрикадельками или борщ, пюре с румяной и сочной котлетой, сладкий яблочный компот с пахучей мягкой булочкой… И в здешней футбольной команде Тимка тоже быстро стал лучшим нападающим. А в школе за месяц умудрился не получить ни одной двойки по математике… Даже пару четвёрок получил.
А сбежал – потому что не знал, как там Маруся без него… От поселковой автостанции до своей улицы Тимка добежал за несколько минут. Замедлил шаги – ещё издалека, от бывшего хлебного магазина, заметил, что на скамейке под липой лежит белый мишка… Тимкино сердце оборвалось.
Тётя Люба обняла мальчишку. Вытерла слёзы:
- Выяснилось, что Лена, мать Марусина, умерла от ран в больнице. А отца, рассказали, свои же убили, – Богдан вроде к нашим хотел перейти… Вот и забрали Марусю в Дом малютки. Ей три года скоро исполнится, – тогда в детдом, сказали, отправят. Если никто не удочерит её.
Тимка взял мишку со скамейки. Попросил тётю Любу:
- Пусть он пока у Вас побудет.
… А через месяц в Тимкин класс заглянула завуч, Надежда Григорьевна. Нашла глазами Тимку. Тимка пригнулся над партой – не иначе, как за двойку по диктанту сейчас влетит… А Надежда Григорьевна сказала:
- Соколов!.. – И вдруг из кармана строгого пиджака достала беленький платочек, приложила его к глазам: – Тимоша, идём со мной. В кабинете директора отец тебя ждёт.
Отец рассказал, что был в госпитале, – далеко, аж в Крыму. Долго не приходил в себя. А из-за того, что военный билет от крови промок и из нагрудного кармана потерялась сим-карта, врачи в госпитале не могли найти родных капитана Соколова… А из родных у капитана Соколова остался только Тимка.
Война ещё не окончилась, и отцу надо было воевать дальше. Они договорились, что Тимка пока побудет в детдоме. А ещё Тимка рассказал отцу про Марусю. Рассказал и затаил дыхание… А отец сразу понял Тимку. Улыбнулся, прижал к себе сына:
- Мы обязательно найдём Марусю.
-Скорее бы окончилась война! – эти слова Тимка повторяет про себя, лишь просыпается утром. И перед сном повторяет: скорее бы окончилась война!.. И, если случайно проснётся ночью, то тоже повторяет: скорее бы окончилась война…И чтоб отец вернулся, чтоб его больше не ранило… И на уроке Тимка смотрит в окно и повторяет: скорее бы окончилась война… и чтоб отец вернулся…
Навигация по каналу «Полевые цвет