Обзор немецких медиа
🗞(+)Frankfurter Allgemeine Zeitung в интервью с историком Уте Фреверт «Послание Путина звучит так: «Мы жертвы, а не виновники» исследует эмоциональную политику России. Уровень упоротости: повышенный 🟠
Беседовал: Конрад Шулер. Перевёл: «Мекленбургский Петербуржец».
F.A.Z.: Профессор Фреверт, вы являетесь экспертом по истории эмоций. И недавно вы объяснили нападение России на Украину «синдромом унижения». Что это значит?
У. Фреверт: Этот термин пришёл из русской литературы. Он описывает, что российское общество пострадало от ущерба своей самооценке в результате конца Советского Союза и упадка России в 1990-х годах. Сам президент Путин называет конец Советского Союза величайшей геополитической катастрофой ХХ века. И он говорит: в наших проблемах виновата Америка.
F.A.Z.: Является ли это чувство деградации причиной того, что многие в России терпят или даже поддерживают вторжение в Украину?
У. Фреверт: Многие в России, включая либеральных российских коллег, действительно считают, что в упадке России виноваты Америка и НАТО. Путин знает, как фантастически использовать это недоверие. Он говорит своим соотечественникам: Запад жаден до власти, упадочен и прогнил. Он утратил порядочность, ему нужна только прибыль. Мы же являемся настоящими защитниками европейских ценностей: семьи, религии, отечества.
F.A.Z.: Являются ли эти настроения в России подлинными или просто результатом умелой эмоциональной политики?
У. Фреверт: Как найти новый смысл после всемирно-исторического поражения? Можно либо проанализировать, что было сделано не так. Именно за это выступает в России гражданское движение «Мемориал». Оно требует от России разобраться со скелетами в собственном шкафу. Но гораздо проще сказать, что это дело рук сатаны из Вашингтона. И вот здесь-то и приходят на помощь эмоциональные путинские политики.
F.A.Z.: Значит, всё это чистая выдумка?
У. Фреверт: Это только одна сторона. С другой стороны, Путин не просто выдумал из воздуха те чувства, которые он использует. На Западе действительно неоднократно произносились слова, которые вызывали у русских ощущение, что их не уважают. Барак Обама, например, уничижительно назвал Россию «региональной державой». Было неразумно говорить подобное, потому что пропаганда может заявить: «Смотрите, Запад хочет сделать нас маленькими. На нас нападают, а в Украине мы только защищаемся». Ничто не продается лучше, чем агрессия, замаскированная под защиту.
F.A.Z.: Это грандиозный трюк Путина?
У. Фреверт: Да, но это только одна сторона. Другая заключается в том, что для коллективных чувств должна быть причина. В Германии и Австрии, например, было болезненное чувство унижения после поражения в Первой мировой войне, и в конце концов Гитлер смог воспользоваться этим. Он сказал: «Мы это исправим». Беспринципный эмоциональный политик может фантастически работать с чем-то подобным.
F.A.Z.: Делает ли это Путин?
У. Фреверт: В любом случае, его посыл таков: мы жертвы, а не преступники. И из этого он делает великое обещание вывести Россию из унижения. Многие в России принимают этот нарратив за чистую монету, и именно поэтому так важно его деконструировать. Потому что в России могли быть и другие способы справиться с концом Советского Союза, кроме агрессивных войн.
F.A.Z.: Может быть, это ещё одна причина, по которой российская элита обещает своим гражданам славные победы над воображаемыми врагами, потому что таким образом она скрывает свою собственную вину в унижении России? Так они обеспечивают преданность граждан?
У. Фреверт: Так оно и есть, и при этом ссылаются на исторические моменты, когда руководство и народ в определённой степени были едины. Прежде всего, «Великая Отечественная война», как до сих пор называют в России Вторую мировую войну. В то время Советский Союз только что вышел из сталинского «большого террора». Многие ужасно страдали, но когда Гитлер напал, было живое единство руководства и народа государства. И поскольку тогда это сработало, Путин снова и снова ссылается на тот великий момент и по сей день. Таким образом он может замять под ковер неудачи своего режима. Так, он говорит: «Немецкие танки снова катятся на Москву. Мы должны остановить их, и именно поэтому мы должны сейчас стоять вместе».
F.A.Z.: Находят ли униженные утешение в унижении других? Из российских тюрем поступают сообщения о том, что заключенные пытают сокамерников-геев [да я бы не сказал, что они их пытают. То, что делают с геями в тюрьмах (причём не только русских) — давняя добрая традиция 😀 — прим. «Мекленбургского Петербуржца»]. Видимо, они лучше справляются со своими страданиями, если другие оказываются ещё ниже.
У. Фреверт: Не обязательно начинать с тюрем. Достаточно заглянуть в российские семьи. Российские женщины постоянно поднимают вопрос о масштабах домашнего насилия в своей стране. Когда в обществе много насилия, искушение выместить гнев, обиду на ком-то другом возрастает. Но я не считаю этот скачок от обыденного поведения к политически злостному сам по себе убедительным. Не менее важным является чувство отвергнутой любви: мнение, что есть братский народ, который был введён в заблуждение и который должен быть освобождён, чтобы мы могли снова жить вместе в прежней обстановке. Но теперь, согласно этому повествованию, Украина была соблазнена Америкой. И Россия должна освободить её от этого соблазна, если потребуется, силой.
F.A.Z.: Насилие и убийство из-за разочарованной любви - лейтмотив российской поп-культуры. Многие русские шансоны посвящены этому.
У. Фреверт: Путин сам намекнул на этот мотив, когда незадолго до вторжения в Украину крикнул: «Нравится — не нравится — терпи, моя красавица!». Кстати, подобные изречения известны нам и из истории Германии. Перед Первой мировой войной была песня, которую пели в школе. Она была о «Падении Льежской девы», то есть о завоевании бельгийского города Льеж. В ней «дева» сначала целуется с французским соперником, но потом её силой забирает немецкий завоеватель, и в конце она «кричит» от счастья.
F.A.Z.: Почему сегодня российскому руководству снова приходится обращаться к подобным фантазиям об изнасиловании?
У. Фреверт: В России не всё хорошо. Просто посмотрите на уровень жизни или продолжительность жизни. Обещания руководства сбылись лишь для крошечной группы людей, и после революции на Майдане на Украине, а также после протестов в Минске среди путинской элиты возникло опасение, что нечто подобное может произойти и в его собственной стране. И чтобы противостоять этой опасности, они ведут расчёты: нет ничего более успешного, чем внешнеполитическая авантюра, которая хорошо заканчивается.
F.A.Z.: Другими словами, все эти конструкции - унижение и отвергнутая любовь - станут эмоционально-политическими арт-продуктами для успокоения населения?
У. Фреверт: Здесь работают опытные эмоциональные инженеры. Это никому не нравится, но это работает.
F.A.Z.: Какова эмоциональная ситуация в Германии?
У. Фреверт: Одна из важных эмоций, которую Путин ловко использует, - это страх ядерной войны. Он очень глубок, и он также является лейтмотивом в текстах Юргена Хабермаса. Наше население не может смириться с возможностью ядерной эскалации, на которую претендует Путин. Путин знает это, и даже если он не хочет выполнять свои угрозы, он достигает своих целей, делая это. Страх - важный и определяющий политику фактор в нашей стране.
F.A.Z.: Германия реагирует на такое запугивание сильнее, чем другие страны. Почему?
У. Фреверт: Существует западногерманская традиция, которая восходит к сопротивлению против перевооружения после войны и достигла пика в движении за мир в 1970-1980-х годах. В то время оно выступало против размещения в Германии ядерного оружия средней дальности. Таким образом, в нашей стране возникла последовательная модель мобилизации гражданского общества. Страх и сопротивление ядерным угрозам стали частью ДНК Западной Германии. Эти модели до сих пор можно вызвать.
F.A.Z.: Почему же в других странах это менее выражено?
У. Фреверт: Разделённая Германия была тогда потенциальным полем боя, и движение за мир говорило: место, куда попадут ракеты, - это наша страна. Таким образом, их требования были выражением определённого понимания национальных интересов. Кстати, в то время также было широко распространено чувство страха - мнение, что можно изменить политику к лучшему с помощью разумной мобилизации обоснованного страха.
F.A.Z.: Нужно ли Германии отказаться от этих моделей страха?
У. Фреверт: Прежде всего, мы должны обратить на них внимание. Федеральное правительство, например, делает это. Оно показывает людям, что осознаёт их страх. Важно не приуменьшать это опасение, а противопоставить ему аргументы. И в то же время важно прорваться сквозь этот туман чувств восьмидесятых годов.
F.A.Z.: Как это сделать?
У. Фреверт: Можно обратиться к другим чувствам. Например, к солидарности. Умный политик может указать на то, что однажды в солидарности будут нуждаться не только украинцы, но и другие народы. Понимание того, что Путин может начать новую войну, когда выиграет эту, может противостоять страху.
F.A.Z.: Такая солидарность будет заключаться в мысли: если Украина падёт, мы можем быть следующими.
У. Фреверт: И в Германии есть отправные точки. Например, знаменитое высказывание Мартина Нимёллера: «Когда нацисты преследовали коммунистов, я молчал; в конце концов, я не был коммунистом. Когда они сажали в тюрьму социал-демократов, я молчал; ведь я не был социал-демократом. Когда они пришли за мной, протестовать было некому».
F.A.Z.: Чувствуете ли вы в Германии коллективное чувство, которое могло бы нести такую солидарность?
У. Фреверт: Это вопрос на миллион долларов. Если вы посмотрите на эмоциональный ландшафт Германии, на то огромное значение, которое материальные блага имеют в нашей стране, вы можете спросить себя, готовы ли немцы поставить на кон свои внедорожники и свои отпускные поездки, чтобы защитить свои ценности. В прошлом люди говорили: «Лучше красный, чем мертвый», и даже сегодня в комментариях читателей крупных газетных сайтов можно прочитать такие высказывания, как «Это не наша война» или «Американец не лучше» [остались ведь ещё нормальные немцы! — прим. «МП»].
F.A.Z.: Существует ли перед лицом таких эмоций также законная эмоциональная политика, которая, например, уменьшает страх и способствует солидарности?
У. Фреверт: Безусловно. Вы можете способствовать солидарности политически. И состраданию тоже.
@Mecklenburger_Petersburger
Мекленбургский Петербуржец в: