Из "записок старого помещика" Виктора Антоновича Шомпулева
Кто жил в деревне, тот, конечно, хорошо знает, что среди крестьянского люда и доселе существуют поверья не только о колдунах, но и ведьмах и оборотнях. В старое же время это поверье не было чуждо даже и высшему слою деревенских жителей.
Вспоминая тридцатые и сороковые года (здесь 1830-1840-е), я как сейчас вижу тот панический страх моих бывших крепостных крестьян деревни Быковки, который охватил их после нескольких представившихся им видений.
В этой деревне до размежевания жило несколько помещиков, из числа которых одинокий Н. Н. Панкратов был удушен своей любовницей из крепостных дворовых, в соучастии ее брата, кучера, и вскоре после наказания преступников через палача кнутом и ссылке на каторгу, сестра убийцы, семнадцатилетняя девушка Марья, утопилась, как сначала предполагали в пруду, подходившем с одной стороны к дому Панкратова, а с другой - к нашей усадьбе.
Пруд этот был с обеих сторон окружен березовой рощей, и усадьба наша и Панкратова отделялась только довольно широкой, сажен в сорок длины, плотиной этого пруда, через которую просачивалась вода, образуя внизу плотины, в глубине оврага, большое болото.
Одни говорили, что Марья покончила с собой, мучась тем, что она ранее знала о преступном намерении сестры и брата, другие же заверяли, что она сама любила Панкратова и утопилась от тоски.
Найдя на плотине платье и обувь этой девушки, было, после тщетных ее поисков в пруду, дано знать о том полиции, в ожидании которой, со стороны панкратовской усадьбы, был поставлен караул.
В первую же ночь этого происшествия очередной караульщик взбудоражил заснувшую деревню заявлением, что он в полночь видел на плотине нагую, с распущенными волосами утопленницу, которая, при его приближении, бросилась и исчезла в болоте.
Это обстоятельство привлекло на следующую ночь немало любопытных, как баб, так и мужиков и они, наэлектризованные рассказом караульщика, со страхом, издали, дожидались появления утопленницы и уверяли, что действительно в полночь видели ее на плотине и что, потом она опять бросилась в болото.
А так как по приезде затем в Быковку временного отделения нижнего земского суда, в составе земского исправника, непременного члена, стряпчего и станового пристава, утопленница Марья была найдена не в пруду, а в болоте, то достоверность этого явления не только среди крестьян, но и старух помещиц не подлежала никакому сомнению.
В пятидесятых годах у меня в другой соседней деревне, находящейся в версте от Быковки, сгорела усадьба, и подоспевшие на пожар крестьяне уверяли меня, что они видели убегавшего по направлению к Быковке человека, который спрятался в отдельную куртину деревьев, но когда они, окружив эту куртину, стали искать его, то вместо человека выбежала оттуда черная свинья, которая и скрылась в темноте ночи. Это обстоятельство крестьяне приписали старухе Федосье (местной быковской ведьме), за которой они начали зорко следить.
И вот, однажды, проходя ночью по деревне, толпа крестьянских парней увидела бежавшую по улице черную корову, у которой сильно трещали казанки ног, а так как в эту пору вся скотина была уже по домам, то они, считая ее за оборотня, стали бросать в нее камнями, сильно зашибив ей ногу.
Корова эта, хромая, быстро убежала и мгновенно скрылась на пустыре, где жила Федосья. Когда же они подошли к ее землянке и через окошко просили к ним выйти, то старуха Федосья отозвалась нездоровьем, объяснив, что она днем упала в погреб и сломала себе ногу. После чего у окружного населения старуха Федосья до конца жизни значилась ведьмой, и когда она в начале 60-х годов умерла в глубокой старости, то крестьяне самовольно зарыли ее не на кладбище, а в версте от деревни, у подножья горы, близ большой дороги.
И хотя, по распоряжению начальства, впоследствии на ее могиле была отслужена панихида, но даже и доселе крестьяне осторожно проходят мимо могилы и уверяют, что нередко видят в том месте разные призраки, а в прошлом году целая ватага крестьян являлась ко мне, заявляя, что там же бродит какая-то проклятая девка, которая при приближении народа исчезает бесследно.
Сравнительно недавно, был на моих глазах следующий случай с крестьянином той же деревни Быковки, Владимиром, также по фамилии Безруковым, который по матери приходился дальними родственником Федосье.
Этот крестьянин был незаконный сын отставного гусарского поручика от крепостной его девушки Дарьи Безруковой, почему и состоял крепостным крестьянином его вотчины. После эмансипации (здесь освобождения 1861 года) хотя ему и был вместе с другими дан душевой надел земли, но, как человек бедный, хотя и трудящийся, он жил очень плохо, работая на ободранной лошаденке, а жена его для прокормления трех малолетних дочерей "ходила по миру" (здесь "Христа ради").
Владимиру шесть лет назад было 52 года; они был очень красив и имел совершенно интеллигентное лицо и, несмотря на свою неграмотность, мог самоучкой делать все необходимое для домашнего обихода сельского хозяина, почему я и взял его к себе в работники, в качестве дворника моей Приютской усадьбы.
Среди крестьян он также слыл колдуном, потому что в силу внушения, моментально мог при порезах останавливать кровь, чему я и сам неоднократно был свидетелем. Присмотревшись к Владимиру, я узнал, что он с десятилетнего возраста не исповедовался и не причащался и с того времени один раз только был в церкви, когда его венчали; это обстоятельство заставило меня обратить на него особое внимание, тем более, что он не был раскольником и не избегал приезжавшего ко мне для молебнов духовенства.
Однажды Владимир был поднят с земли народом у ворот моего парка, и придя в сознание, он объяснил им, что его оседлал нечистый, от которого он освободился только после усиленных молитв, а так, - как затем он мне откровенно рассказал, - "что ему уже давно лезут в голову дурные мысли, вследствие чего он, даже ложась спать, прячет подальше от себя топор и другие предметы, которыми можно совершить преступление", то я просил местного врача убедиться в его нормальности, а приходского священника настоять, чтобы Владимир хотя иногда ходил по праздникам в церковь, тем более, что последнее время он жаловался на боль под ложечкой, которая, по словам врача, была не что иное, как язва в желудке.
После этого прошло более года, и злосчастный колдун, не только исповедовался и причащался, но в моей людской избе повесил купленный им образ и жег перед ним лампадку, за неделю же до смерти, по собственному его желанию, был перевезен к себе домой, в деревню Быковку.
По словам его семейных, он настолько страшно страдал перед кончиной, что у него даже глаза выходили из орбит, так что все семейные убежали из избы и по совету крестьянского схода, для прекращении страданий Владимира, как "колдуна", был раскрыт конек избы, открыта печная труба и вбит в передний угол осиновый кол.
