Мы, бабки всех пяти подъездов нашего дома завидовали Антонине. Бабки – это образное выражение. Большинство из нас были в меру подтянутыми женщинами «серебряного возраста». Да, мы разительно отличались от тех деревенских старушек, что сидели у подъездов в годы нашей молодости, бесконечно обсуждая нас тогда молодых и веселых, наших детей и мужей.
Сегодня мы - «бабки» носим брюки и кроссовки, трое из нас нарезают круги в ближайшем парке с палками для скандинавской ходьбы, половина пользуется интернетом, человек пять зависают в одноклассниках. Вера Алексеевна научилась заказывать на дом продукты. Одна даже через интернет познакомилась с мужчиной и в конце седьмого десятка выскочила замуж за дедка из соседней хрущевки.
Несмотря на все «глобальные» изменения, произошедшие в быту и в сознании, одно оставалось неизменным: мы нуждались и нуждаемся в заботе детей и внуков, как и те, кто полировал скамейки во дворе дома до нас. Мы отчаянно жаждали их общества, внимания, звонков, визитов. И то, что к Антонине постоянно приходили дочери и внуки, вызывало нашу зависть.
Дочерей у Тони было две, старшая Ксения и младшая Настя. О Насте она рассказывала чаще и явно гордилась младшенькой. Высшее образование, кандидатская, успешный муж, дочка отличница. Старшая Ксения не могла похвастаться такими успехами, работала поваром в кафе, муж звезд с неба не хватал, дочь – студентка техникума и сын, которого она называла шалопаем.
Но редко я видела такую искреннюю заботу и внимание, какие были в отношении Ксении к матери. Дочь не просто отдавала Антонине долг, рано или поздно наступает время, когда дети должны отдавать долги родителям. Ксения буквально молилась на мать, предугадывала ее желание и была рада любой возможности проявить заботу.
Позапрошлый год был тяжелым для многих, и Антонина не стала исключением. Ей повезло, она выкарабкалась, справилась с «модной» болезнью. Но через два месяца после выписки из больницы умудрилась сломать ногу. Вот тогда старшая ее дочь буквально поселилась у Тони. Я иногда захаживала к ней в гости по-соседски. За чашкой зеленого чая Антонина и рассказала мне свою историю.
Тонечка познакомилась с будущим мужем в девятнадцать лет в стройотряде. Посиделки у костра, песни под гитару, закат привычно золотивший вечернее небо и реку - вся эта немудреная романтика заставляла взволнованно биться молодые сердца. Так случилось, что сердце Тонечки билось в унисон с сердцем коренастого веселого парня с копной рыжеватых волос.
А через год они шумно сыграли веселую студенческую свадьбу. Без кафе и ресторанов, чуть подвыпившего к концу вечера тамады и надевших все лучшее сразу многочисленных шумных родственников.
Тонечка в коротеньком светлом платье сияла на мир счастливыми глазам, выходя из ЗАГСа под руку с Владом, облаченным в одолженный у друга костюм. Через час после росписи молодые, уже в джинсах и кедах, в компании таких же беззаботных, задорных и загорелых утрамбовывались в электричку и ехали на давно облюбованное место у реки.
Свадебный обед состоял из макарон с тушенкой, печеной картошки, бутербродов с докторской колбасой и сыром «Дружба». И если кулинарными изысками эта свадьба похвастаться не могла, то по части веселья, шуток, песен и конкурсов она была вне конкуренции. Логичным продолжением свадьбы был медовый месяц в палатке, с милым рай в шалаше.
В сентябре молодые поселились в комнатушке, с трудом найденной и снятой у ворчливой старухи. Бабка Лукерья цену запросила умеренную, но в счет оплаты Влад должен был рубить дрова и таскать воду из колонки не только на свою семью, но и для хозяйки недвижимости. А Тонечка обязалась мыть полы во всем домишке, включая кухню и бабкину половину, впрочем, половина эта состояла из одной комнатушки.
- И никаких детей, слышите! Коль народите дите, сразу с квартиры сгоню! – строго предупредила молодоженов бабка Лукерья.
- Какие дети, Лукерья Петровна! Нам надо институт сначала закончить, - уверяли ее в два голоса Влад и Тонечка.
- Ну, смотрите у меня. А то дурное дело, оно не хитрое.
В крошечной комнатенке с низкими потолками Влад и Тоня были счастливы. Влад подрабатывал, Антонина вела нехитрое хозяйство, растягивая на месяц две стипендии. Когда бабка переставала шаркать тапочками по половицам и затихала на своей половине, супружеская жизнь вступала в законные права.
Первый раз беда заглянула в крошечную комнатку со скрипучими половицами через год после свадьбы. Тонечка поняла, что она беременна. Господи, ну какой ребенок в это время! Им еще год учиться. Потом распределение, неизвестно куда пошлют. В общем, выход из этого положения был найден. А что, пара девчонок из общаги там уже побывали, а Наташка аж два раза. И ничего, бодра и весела.
В тот вечер, когда Тоня вернулась из больницы, Влад подрабатывал. Бабка Лукерья, зашедшая в комнату квартирантов, увидев скорчившуюся от боли бледную Тоню ахнула.
- И что же ты, горемычная удумала-то! Да разве ж это по-людски. Неужто одного ребятенка на ноги не подняли бы! Я бы помогла. Эххх вы дурьи головы!
Ругаясь и причитая одновременно старая Лукерья положила на живот Тони замороженную курицу, обернутую в старое полотенце и просидела у ее постели полночи. На следующий день Тонечке было уже лучше. В тот вечер беда отступила, но лишь для того что бы спустя время постучать в их дверь настойчиво, грубо, нагло.
После свадьбы Антонины и Владислава прошло больше десяти лет. Они давно жили в своем доме, перестроенном из доставшегося по наследству Антонине домика. Оба делали карьеру, ездили на море, стояли в очереди на автомобиль. Все было хорошо кроме одного, детей у них не было.
Первые три или четыре года, пока скитались по общагам и съемным комнатенкам, Тоня в тайне радовалась, что в этом месяце они опять «проскочили». Затем, незаметно, радость сменилась сожалением. Затем пришло жгучее желание прижать к груди малыша, теплого, маленького, беззащитного.
А потом были бесконечные двери больничных кабинетов, консультации, процедуры, дефицитные и очень эффективные препараты. И нетрадиционная медицина, какие-то массажи, иглоукалывания. И бабки-ведуньи, а вдруг, чем черт не шутит. Жуткие отвары на каких-то травах, молитвы у святых икон и снова врачебны кабинеты. И после всего этого желаемый результат так и не наступил. Тогда впервые было произнесено слово «усыновление».
- Ты с ума сошла, - твердила Антонине подруга Ольга, шестой год работавшая медсестрой в детском доме, - там деток нормальных раз, два и обчелся. Разве нормальная мать от ребенка откажется? Только алкаши какие-нибудь. Редко, если какая молодая девчонка отказную напишет. Так таких еще в роддоме разбирают.
Антонине и Владу повезло. Ольга позвонила неожиданно, в середине рабочего дня. К ним поступила новенькая девочка. Шестой год, из хорошей семьи, родители погибли, а брат отца девочки взять племянницу отказался, его жена категорически против, своих трое. Девочка здоровенькая, Ольга всю медкарту вдоль и поперек изучила.
Надо бегом подавать документы на удочерение. Ребенок домашний, ей здесь ох как непросто будет. Воспитательница говорит, что вчера полдня девчушка проплакал. Потом какая-то двенадцатилетняя оторва ее успокаивала, до отбоя в детской группе просидела. Так что нечего тянуть, ребенка травмировать. Да и желающие могут быть, кроме Тони и Влада.
И закрутилось колесики и шестерёнки бюрократической машины. Кипами собирали документы: выписки, характеристики, справки с места работы, из домоуправления, из поликлиники. Между всей этой суетой познакомились с Настенькой, стали брать ее на выходные домой.
Проблема пришла оттуда, откуда не ждали: у Насти неожиданно объявилась «сестра». И этой «сестрой» назвалась та самая двенадцатилетняя оторва, что успокаивала плакавшую Настю в первый день. Так случилось, что у девочек были одинаковые фамилии, и смелая, нахальная Ксения заявила свои права на Настю.
Для Настеньки была в этом и положительная сторона, ее никто не обижал, печенье, выданное на полдник, не отнимал. Да еще и Ксения от своей порции пыталась сунуть малышке кусочек лакомства. Девочка внимательно следила за тем, как в воскресное утро забирали Настю будущие родители. А потом весь день с тревогой ждала ее возвращения.
Сколько не убеждали Ксению Ольга, воспитатели и директор, что у нее и у Насти разные родители, даже показывали ей личное дело, девочка была непоколебима. Настя ее родная сестренка! Фамилии у них одинаковые. А с отчеством могли и напутать, да и вообще у ее мамки было несколько мужей. В тот день, когда в семье Антонины и Владислава появилась дочка, Ксения горько плакала в девчачьем туалете.
Антонина к встрече дочери приготовилась заранее, накупила игрушек, одежды, взяла на работе отпуск. В то утро, выйдя из дома во двор, она неожиданно для себя увидела прислонившуюся к забору детскую фигурку. Около их калитки стояла Ксения и наблюдала за домом.
Антонина помчалась к телефону автомату, позвонила Ольге и за девочкой прибежала воспитательница. На следующее утро все повторилось, маленький страж с плохо расчесанными волосами в стоптанных сандалиях опять нес свой караул.
Прошло недели три или четыре, и Ксения исчезла. Антонина даже забеспокоилась, может случилось что с ребенком. Ольга сказала, что Ксения вместе с другими детьми уехала в пионерский лагерь. Через месяц девочка опять стояла перед забором и высматривала сестричку.
В сентябре почти ничего не изменилось. Антонина, приводившая Настю из детского сада, опять ловила настороженный взгляд серьезных глаз. В субботу Ксения прибегала к забору сразу после школы. Начался октябрь, но девочка не покинула свой пост, несмотря на дожди и пронизывающий ветер.
Женщина пыталась поговорить с Ксенией, но та на все уговоры упорно отмалчивалась. Она не приняла подарок, который ей пыталась навязать Антонина, отказывалась от обеда, нет-нет, она уже ела в детдоме. Девочка просто стояла около забора.
Поговорив еще раз с Ольгой Антонина приняла решение. Надо достать хорошие духи или еще что-то дефицитное и подойти к директрисе, пусть девочку переведут в другой детский дом. Ну, нет, просто нет сил на это смотреть! Этот план не пришлось осуществить, ситуация поменялась. Вернувшийся домой Влад пряча глаза сказал, что у него другая женщина. И та, другая, ждет ребенка.
В тот вечер Антонина поняла, каково это – быть брошенной. Она приняла эту ситуацию без слез и истерик. Она отпустит Влада, она все понимает. Но у нее есть просьба, условие, ультиматум. Пусть он думает что хочет, если хочет, может считать, что это шантаж. Но она хочет удочерить Ксению, и в этом ей нужна его помощь.
В конце ноября у Антонины появилась вторая дочь, а в начале января они подали на развод. Судья покачала головой, дала положенное время на раздумье, и вскоре Тоню и Влада развели.
Говорят, что Бог не дает человеку ноши, которая ему не по силам. Вот и Антонина со всем справилась. Обменяла бабушкин дом на квартиру в другом городе. Не хотела, что бы ее девчонкам в след бросали слово «детдомовки». Влад помог переправить вещи, договаривался по поводу контейнеров, грузчиков.
Вскоре он с женой и ребенком тоже уехал из этого городка, подальше от косых взглядов, строить свою жизнь на новом месте. А жена его старательно строила свое счастье на несчастье другой женщины. Она была почти счастлива и старалась не вспоминать брошенные в пылу ссоры слова мужа: «Если бы не ребенок, я бы от Тони никогда не ушел». На всякий случай она родила еще одного ребенка, так, знаете ли, надежнее.
А Антонина строила свое счастье, свое и еще двух девчонок. Одну из них она самозабвенно любила, а вторую скорее жалела. Нет, она заботилась о ней, не обижала, старалась не делать различий между Настенькой и Ксенией, только ведь сердцу не прикажешь.
Настя была ласковая, нежная домашняя девочка. Она хорошо училась, проблем с ней не было. А Ксения порой напоминала царапающегося котенка, слишком многие этого котенка пинали. У нее были резкие манеры, тройки по всем предметам кроме труда и физкультуры. Она часто бывала грубоватой и колючей.
Но Ксения по-прежнему пыталась отказаться от своей конфеты в пользу Насти или Антонины. И тогда сердце женщины сжималось от боли и чувства вины. Она целовала девочку в макушку, приговаривая:
- Ешь сама, глупенькая. В столе целый пакет.
Вот такую историю рассказала мне Тонечка за чашкой зеленого чая.
Кстати, еще Антонина сказала, что спустя тридцать шесть лет после развода Владислав нашел ее. Он лет пять, как овдовел. Уже год они с Тоней переписываются. Не по электронной почте, нет. Они пишут друг другу письма на бумаге и отправляют в конвертах с марками. Именно такими письма были в годы их далекой молодости.