«Дорогой Сергей! Рад был получить твое письмо на прошлой неделе, и, думаю, это прекрасно, что между нами установилась такая интенсивная переписка. Итак, сначала о документе, который ты прислал: его содержание жестоко и страшно. Значит, всё-таки наш дорогой дедушка был осуждён Режимом на смерть. Невероятно! Ну, каким он мог быть шпионом? Бедная моя мать, она так и не узнала об этой чудовищный нелепости, как и о том, что её отец был в конце концов реабилитирован.
Сергей, в ответ на твою просьбу сообщить все мельчайшие подробности о докторе А. А. Дадукалове, я расскажу следующее: после революции семнадцатого года, он, его жена и две дочери уехали в Китай. Там они жили на окраине Харбина в большом Русском сеттльменте. В 1920-м году Дадукаловы послали свою старшую дочь, Аллу, мою мать, в Сан-Франциско, штат Калифорния, где она училась в школе для девочек миссис Хемлин. Затем была зачислена в Калифорнийский Университет Бе'ркли, по ту сторону бухты в Сан-Франциско. Её пребывание у миссис Хемлин был вызвано необходимостью научиться хорошо говорить и писать по-английски. Младшая дочь, Галина, присоединилась к сестре двумя годами позже.
Алла закончила университет в 1924-м году в звании бакалавра в области психологии. Затем она поступила в Высшую школу для изучения философии, но не окончила её в связи с выходом замуж за моего отца, русского эмигранта, Владимира Рассухина. Они оба увлекались музыкой и активно стали ею заниматься. После свадьбы перебрались в Бостон, где Владимир был зачислен в Ново-Английскую Консерваторию. Их дочь, Людмила, родилась в Бостоне. Владимир продолжал работать, играя на рояле. Планировалось, что Алла с ребёнком поедут в Китай, навестить родителей, пока Владимир будет в концертном турне по Америке. Однако она снова забеременела, в связи с чем поездку пришлось отменить и вернуться в Сан-Франциско, где в 1932-м году родился я, Алекс.
Вторая дочь Дадукаловых, Галина, закончила университет и вскоре вышла замуж за банкира Эндрю Келси. Мистер и миссис Дадукаловы посетили новобрачных 1927-м году, во время лекций доктора в Дэвисе, в Калифорнийском Сельскохозяйственном Университете.
После приезда из Америки и Европы доктор Дадукалов получил приглашение Советского правительства возвратиться из эмиграции в связи с его острой необходимостью в России. После недолгих размышлений он принял решение, и они с женой вернулись. Получив под свое начало лабораторию, доктор приступил к работам по выведению новых вакцин, но вскоре был арестован. Год спустя жена получила от него единственную записку, которую доставил мужчина, пожелавший остаться неизвестным. Она хранится в нашей семье, как дорогая реликвия, поэтому я имею возможность процитировать её дословно:
«Когда ты, Надя, получишь это письмо, меня уже не будет… Там, где я нахожусь, свирепствует сыпной тиф, определённо ощущаю, что тоже заболел, все симптомы налицо: повышение температуры, головные боли, слабость, тошнота… Прежде чем проститься, передаю тебе, Надюша, последний завет: во что бы то ни стало, ты должна уехать в Америку! У властей к тебе не может быть никаких претензий, поэтому наверняка отпустят к детям. Моя последняя воля должна быть выполнена, это святое! За свою роковую ошибку — вернуться в Россию, я заплачу один. Решение было мое, мне и нести ответ. И еще: что бы ни говорили или писали обо мне плохого, не верь никому и ничему! Я честно жил, честно и умру. Все, что случилось со мной - чудовищный абсурд. Я не могу написать подробнее, так как не имею права подвергать риску человека, взявшегося доставить письмо. И последнее: мне все же удалось довести до конца многолетний труд – тюремная администрация позволила завершить теоретическую часть работы до этапирования в лагерь. Это еще одна моя победа, хотя и заключительная. Абсолютно уверен, что практические опыты дадут положительные результаты, у моей противочумной вакцины большое будущее!
Прощай, Надежда моя! Ты сама знаешь, что я хотел бы сказать тебе в эту минуту, мы ведь прожили вместе так долго и счастливо, что научились понимать друг дружку без лишних слов. Прости, если что-то было не так. Поцелуй за меня наших девочек и внуков. Завещаю вам жизнь! Ваш отец и муж, Андрей Дадукалов».
На все вопросы, где находится Дадукалов и что с ним произошло, принесший письмо человек ничего не ответил. Он лишь пояснил: «За свой язык я уже пострадал, больше не хочу. Доставить письмо решился только лишь потому, что уважаю Дадукалова, обязан ему жизнью, преклоняюсь перед его мужеством и честью».
С этими словами он попрощался и ушел.
В 1938-м году Эндрю Келси и Галина заняли большие деньги на подкуп советских должностных лиц, чтобы перевезти миссис Дадукалову в Америку. Она больше никогда не возвращалась в Россию, так же, как и обе дочери. Я и мой сын Бретт, единственные близкие родственники, кто побывал там.
Сергей, у нашего кузена сохранилось свидетельство, выданное доктору Дадукалову монгольским правительством. Это единственное, что матери удалось вывезти из России, все остальное: ордена, медали, грамоты, было конфисковано во время ареста. Я постараюсь сделать фотокопию документа для тебя, надеюсь, что это поможет в дальнейшей работе по установлению истины. В деле, которым мы теперь занимаемся совместно, важна каждая, даже самая мельчайшая деталь.
В этом году у нас сырая зима с обильными снегопадами в горах. Это очень хорошо, после трех лет засухи. Озеро Пирамид, в котором я так люблю ловить рыбу, страдало из-за недостатка воды, появилась масса отмелей, из-за чего погибал корм для рыб. Но когда в горах выпадает снег, река поднимается и в озеро приходит много свежей воды. В это время рыба буквально возрождается.
Сергей! Мне бы очень хотелось еще раз посетить Забайкалье в недалеком будущем и увидеться с тобой. Ну, а если ты сможешь когда-нибудь приехать в Америку, то я и моя семья будем рады принять тебя.
Всего тебе самого наилучшего, удачи в полетах. Как всегда, твой друг, Алекс Рассухин.
8 января, 1994 года,
Невада, Спаркс.
***
— Доброе утро, Сергей Александрович! — знакомый голос Жеребцова звучал в телефонной трубке глуховато.
— Здравия желаю, товарищ майор! — Сергей представил себе сидящего за столом в своем кабинете спокойного, старательного милицейского чиновника-работягу, заваленного рутинной архивной работой, которой нет конца и края, и вдруг захотел схохмить. — Виноват, я хотел сказать: господин майор!
Голос на другом конце провода оживился, потеплел:
— Давайте лучше по-старому: «товарищ майор…» В господа как-то не очень гожусь, происхождение не то, да и человек я старомодный.
— Добро, — согласился Сергей. — По-старому и мне привычней. Так я слушаю вас, Геннадий Иванович.
— Дело вот в чем, Сергей. Как вы помните, я «сижу» на реабилитации по линии МВД, у меня есть несколько девушек-помощниц, я их тоже вопросом по Дадукалову загрузил и вот результат: вчера, совершенно неожиданно, одна из них кладет мне на стол документ. Бумажке той затертой — цены нет! В ней черным по белому написано: «Документы по делу работников Горноозерской противочумной станции находятся в архиве ОГПУ - НКВД – КГБ», судя по справке, это несколько томов документации. Вы улавливаете, о чем я толкую, Сергей?
— Пока нет, — признался тот. — Но я — весь внимание.
— Так вот: по делу противочумной станции проходило одиннадцать человек и один из них — Андрей Александрович Дадукалов! Теперь понятно?
— Еще как! — обрадованно выпалил Сергей.
— Вот и прекрасно. Слушайте дальше: всю черновую, так сказать, работу я уже сделал, в КГБ на реабилитации «сидит» мой коллега, подполковник Веретенников Игорь Порфирьевич. С ним я еще вчера связался и изложил вашу историю. Он готов помочь. Вы, когда сможете с ним состыковаться?
— Дайте минутку, — попросил Сергей, бегая глазами по графику полетов, лежавшему перед ним, потом сказал. — Послезавтра, пожалуй.
— Отлично. Карандаш, бумага есть под рукой?
— Конечно.
— Тогда пишите номер телефона Веретенникова. Прежде, чем из вашего далёка, ехать, созвонитесь с ним, чтобы уж наверняка.
***
Подполковник Веретенников внимательным и цепким взглядом окинул Сергея, поздоровался за руку:
— Присаживайтесь, Сергей Александрович.
Опускаясь на стул, тот в свою очередь бегло осмотрел и подполковника, неспешно обходившего длинный стол. Встретишь его на улице — никогда и в голову не придет, что этот невысокий худощавый парень совсем непримечательной наружности носит такое высокое звание — подполковник Комитета Государственной Безопасности! По возрасту он не старше того же майора Жеребцова или капитана УГРо Хомякова, а уж «по'дпол»! Зря «по'дпола» не присваивают… Сергей внутренне подобрался, что и говорить, заведение серьезное и народ тоже не последнего десятка правит службу в этих стенах.
— Итак, — Веретенников положил на стол сцепленные в замок руки. — Вашу ситуацию майор Жеребцов мне подробно обрисовал, поэтому повторяться не стоит. Одно могу сказать: работа, связанная с реабилитацией — дело святое! Тут каждый должен помогать, чем только может. Вчера, после звонка Геннадия Ивановича, я спустился в подвал, там у нас архив, попросил работников поискать дело Дадукалова. Прикидывал, что неделя уйдет, а то и больше, а позвонили мне буквально через пару часов: нашли! И что бы вы думали? Аж четыре объемнейших папки, так что работы вам предстоит много.
— Да я готов хоть целый месяц…— начал было Сергей, но подполковник жестом руки остановил его:
— Минуту, Сергей Александрович. Дело тут вот в чем: чтобы передать эти документы в ваши руки, и чтобы вы могли работать с ними дома, нужно получить разрешение начальника КГБ по Горноозерской области, генерала Остахова.
— Вот даже как! — неподдельно удивился Сергей. — А что там может быть секретного, ведь Дадукалов реабилитирован еще в пятьдесят седьмом году.
— Откуда вам это известно?
— Из архива МВД, справку оттуда мне предоставил майор Жеребцов.
— Понятно, — кивнул Веретенников. — Но, тем не менее, у нас есть установленный порядок работы с архивными документами, и нарушать его не принято. Давайте вот что сделаем: генерал в настоящее время находится в Управлении, вот вам бумага, пишите.
— Что писать? — Сергей снял со стопки стандартной бумаги верхний лист, достал ручку.
— Я продиктую, — Веретенников поднялся, раздумывая, медленно прошёлся по просторному кабинету. — Итак, записывайте: начальнику Управления КГБ по Горноозерской области, генерал-майору Остахову В. А., от Романова С. А., заявление: прошу вашего разрешения на выдачу мне архивного дела Дадукалова А. А.
Сергей старательно заводил ручкой по бумаге, минуту спустя посмотрел на Веретенникова:
— А причина?
— Да вот я тоже прикидываю, как ее лучше обосновать? — наморщил он высокий лоб. — Причина, причина… Вот что, изложите-ка в трех-четырех фразах ситуацию с американцами. Этого будет достаточно, генерал не любит пространных рапортов.
Сергей быстро набросал текст заявления, перечитал, поставил пропущенную запятую, протянул лист подполковнику. Тот пробежал по нему глазами:
— Прекрасно. Вы тут побудьте без меня минут десять-пятнадцать, а я к начальнику.
Оставшись один, Сергей осмотрелся внимательнее. Посреди обширного кабинета стоял длинный стол, окруженный стульями. В одном из углов — объемистый сейф, опечатанный двумя масти'чными печатями. Широкое окно выходит во внутренний двор здания, стекла чистые, ухоженные, портьеры темные, тяжелые, плотные. Потолки высокие, сводчатые, с затейливой лепниной по периметру. Сергею было известно, что здание, в котором располагается сейчас Управление КГБ, бывший стопятидесятикомнатный дом золотопромышленников Шумовых, богатейших забайкальских предпринимателей конца прошлого века.
Сергей встал, прошелся от стены до стены, остановился у окна, задумчиво скрестил руки на груди. Возникла неожиданная мысль: может быть, именно в этом кабинете и проходили допросы доктора Дадукалова шесть десятков лет назад? Может быть, именно за этим столом и сидел следователь зловещего, вездесущего и беспощадного ОГПУ? И может быть, вот так же, как сейчас стоит он, Сергей Романов, стоял у стены измождённый, истерзанный пытками, но не сломленный, профессор Дадукалов.
Сергей снова заходил по кабинету. Да, черт побери! Странная штука — жизнь… Странное государство — Русь… И не менее странный народ, населяющий одну шестую часть земной суши… Когда-то в стенах этого мрачноватого особняка палачи с эмблемой щит и меч на рукаве гимнастерки терзали старого доктора, а сейчас в этом же здании находится он, Сергей Романов, пришедший сюда, чтобы восстановить правду и события тех далеких кровавых лет. Восстановить с помощью людей, которые так или иначе, желая того или не желая, а все же являются прямыми наследниками тех, кто занимал эти кабинеты полвека назад.
Подполковник Веретенников вместо обещанных пятнадцати минут вернулся через полчаса. По озабоченному выражению его лица Сергей понял: что-то не состоялось. Контрразведчик подтвердил его догадку:
— Да, не всегда так гладко бывает, как хотелось бы… — он протянул пилоту его заявление. Энергичным размашистым почерком в левом углу листа было написано:
«Разрешить С. А. Романову изучение документов только в здании Управления КГБ, в присутствии работника отдела реабилитации. Снятие копий, выписки из архивного дела — под его контролем.
Генерал-майор
Остахов В. А.»
— Ну, что на это скажете, Сергей Александрович? — подполковник изучающе смотрел на пилота. Тот помолчал несколько секунд:
— Как говорится: взялся за гуж… Делать нечего, буду работать здесь. «А кто станет следить за мной?» —сказал и покраснел до корней волос от досады. Но было поздно: слово — не воробей!
— Следить… Эка вы хватили! — неодобрительно покачал головой подполковник. — Помогать, это было бы правильнее. Мы — вам, а вы — нам. Ведь это же и наше дело — заниматься такими документами. Приди сейчас вместо вас кто-то из родственников Дадукалова, те же американцы, например, мы обязаны работать с ними. А раз они попросили об этом вас, то вам и карты в руки.
— И кто же мне будет помогать, может быть - вы? — поправился Сергей.
— Нет, мне уже не стоит начинать, через неделю в отпуск. Человека мы вам в помощь подберем, люди в моем отделе, не особо перегруженные работой, найдутся. Вы, когда думаете садиться вплотную, Сергей?
— Свой цикл отлетаю и засяду.
— Сколько дней у вас будет в распоряжении?
— С десяток. А не хватит, еще возьму. Сейчас у меня со временем нормально, сам себе — начальник. Да и заместитель есть толковый.
— Понятно, — кивнул подполковник, постукивая пальцами по столу. Сергей чувствовал, что он хочет сообщить еще что-то. И не ошибся - Веретенников деликатно кашлянул в кулак:
— Скажите, Сергей Александрович, а для чего вы вообще взялись за это дело?
— Как, для чего? — удивился тот вопросу. — Для того, чтобы восстановить справедливость, чтобы выполнить просьбу и сообщить родственникам в США, что их дед и прадед, не предав никого, принял смерть и…
—Погодите, Сергей, — досадливо прервал его подполковник. — Торопиться тут не стоит… Вы говорите так, потому что еще не сталкивались с подобными обстоятельствами, я же работаю на реабилитации уже несколько лет. И было у меня столько аналогичных случаев… — он провел ребром ладони по горлу. — Вот, например, полгода назад из Калининграда приехала пожилая женщина, жена репрессированного военнослужащего. Обвинялся он все по той же пресловутой пятьдесят восьмой статье, получил исключительную меру и был расстрелян в сорок шестом году. Все это время жена искала его следы и наконец-то нашла здесь, в Забайкалье. Беседовал с ней первым я, так как именно я нашел дело в архиве. Изучил его досконально, и встала передо мной такая вот альтернатива: сказать этой старушке так, как все было на самом деле или так, как хотелось бы ей самой?
— То есть? — не понял Сергей.
— А то и есть, что, перелопатив горы бумаг, и я, и мои сотрудники, пришли к выводу: если бы не существовал этот самый майор Анциферов, то не существовало бы и самого дела и не проходило бы по нему аж тридцать четыре человека, из которых двадцать пять были расстреляны, а остальные получили максимальные тюремные сроки.
— Что, всех выдал?
— Выдал — не то слово! Оклеветал самым наипаскуднейшим образом и тех, кто имел хоть какое-то к нему отношение, и тех, кто даже не знал этого майора.
— Как же это получилось? — осипшим вдруг голосом, спросил Сергей.
— А очень просто… — глядя куда-то в одну точку, мрачно проронил Веретенников. — Наверное так же, как могло случиться с моим дядей. Подняли его, связанного по рукам и ногам, четверо бандитов из НКВД над перевернутой вверх ножками табуреткой и спросили: скажешь или нет то-то и то-то? Не скажу! Они его и хряпнули задом на ножки со всего маха. Затем подняли, да еще раз пять-шесть. Этот прием «табуреточкой» назывался… То-есть, получить необходимые показания через «табуретку».
— И как, получили?
— Нет, - твердо сказал Веретенников.
— Такой силы воли был ваш дядя? — упрямо допытывался Сергей.
— Я не знаю, какая у него была сила воли, но одно мне известно совершенно точно: дядя имел достоверную информацию, что те, кто прошли через «табуретку» и остались стоять на своем, отделывались небольшими лагерными сроками, а то и вообще их дела закрывали…
— Что же получается: майор Анциферов табуретки испугался?
— Похоже на то, — отрешенно сказал Веретенников. — И начал валить всех, кого только ему подсовывали. Командир полка тоже попал под его оговор.
— На что он надеялся, тот майор?
— Как на что, на пощаду.
-- Ценой чужих жизней?
-- Да, именно так!
Нависло тягостное молчание. Нервно хрустнув пальцами, Сергей, наконец спросил:
— И что же вы сообщили жене, товарищ подполковник?
Тот ответил не сразу.
— А что, по-вашему, я мог сообщить женщине, которая свято верила, как в невиновность, так и в мужество своего супруга, — подполковник гадливо поморщился, вздохнул. — Короче, я сказал ей, что он достойно принял смерть и что его имя полностью реабилитировано. Думаю, ее совесть теперь спокойна: она нашла след мужа, убедилась, что он не предатель и рассказала об этом детям. И, как ни меркантильно это звучит, имеет теперь право на получение материальной компенсации. А это немаловажно по нынешним временам, — Веретенников все не сводил пристального взгляда с Сергея. — Вы понимаете, к чему я веду весь этот долгий разговор?
— Да.
— И, если? — подполковник кивнул на заявление, лежавшее на столе.
— Я еще не знаю, Игорь Порфирьевич… — откровенно признался пилот.
— Ну, а все-таки? — упорно настаивал чекист. — Ведь по делу Дадукалова тоже проходило целых одиннадцать человек, я вчера бегло просмотрел документы. И кто-то из них наверняка висел спиной над табуреткой или головой вниз над бочкой с водой…
— Знаете, Игорь Порфирьевич, — Сергей невесело усмехнулся. — Я почему-то уверен, что доктор Дадукалов скорее захлебнулся бы в той бочке, чем… Впрочем, дело расскажет.
— Да, дело расскажет, — слово в слово повторил Веретенников. — Но только помните, Сергей Александрович, после его изучения — окончательное решение принимать вам лично. Ни самих документов, ни их копий, к сожалению, мы отослать в Штаты разрешить не можем. Ставить американцев в известность будете в художественном, так сказать стиле…
— Простите, но я что-то не улавливаю вашей мысли, Игорь Порфирьевич, — недоуменно изрек Сергей.
— Да что тут непонятного, — пояснил контрразведчик. — Как вы напишете, так тому и будут верить за океаном.
Сергей поднялся со стула, пожимая руку Веретенникову, твердо сказал:
— В Америку я напишу так, как оно есть, товарищ подполковник. Альтернативное решение в данном случае не годится.
