Звонок дребезжал в тесном коридорчике несмолкаемой трелью. Сергей едва расслышал его сквозь журчание льющейся из ситечка душа воды. Наскоро промокнувшись полотенцем, кое-как напялил на мокрое тело длинный халат, чертыхаясь, зашлепал босыми ногами по линолеуму к двери.
— Кто там?
—Почтальон! — ответил простуженный женский голос. Помня о криминальной ситуации в городе, Сергей отступил на всякий случай в сторону, сжал кулак правой руки, левой повернул замок, потянул дверь на себя и, прикрываясь ею как щитом, осторожно выглянул. На лестничной площадке стояла немолодая, маленького роста женщина с сердитым лицом.
— Романов Сергей Александрович?
— Он самый, здравствуйте.
— Вам заказное с уведомлением, распишитесь вот здесь, — она ткнула приготовленной заранее авторучкой в то место на бланке, где нужно было расписаться. Сергей торопливо черкнул.
— Это что, я вас прямо из ванны выдернула? — почтальонша смерила его сочувствующим взглядом.
— Да. Вы уж извините, что заставил ждать.
— Ничего, наша работа такая: то из ванны вытаскивать, то с унитаза снимать… До свидания.
— Всего доброго.
Сергей закрыл дверь и прямо в коридоре принялся рассматривать конверт с отпечатанным на пишущей машинке адресом, заинтересованно почесал мокрый затылок. Письмо было из Управления внутренних дел Центрального района. Значит, что-то о Дадукалове! Нашелся, а главное быстро. Искала ведь не какая-то там Катя-краевед, а МВД!
Сергей уселся в единственное в холостяцкой квартире старенькое кресло, неторопливо распечатал конверт, вытряхнул бланк со штампом областной прокуратуры в левом углу, начал читать текст и тотчас же невольно встал:
«Тов. Романов С. А., на Ваше заявление направляется справка с имеющимися данными на Дадукалова Андрея Александровича, осужденного Коллегией ОГПУ 21-го августа 1934 года к исключительной мере наказания, расстрелу.
Дело в отношении Дадукалова А. А., 1875 года рождения, уроженца села Вейтелевка Воронежской губернии, до ареста работавшего заведующим бактериологической лабораторией при институте экспериментальной ветеринарии в г. Москве, признанного виновным в том, что является участником контрреволюционной шпионской организации, связанной с японскими разведывательными органами, и занимавшегося вредительством в области животноводства, в связи с чем приговоренного к расстрелу, с заменой заключением в ИТЛ строгого режима сроком на десять лет (ст. ст. 58—4, 58—6, 58—7 УК РСФСР)
4-го января 1957 года уголовное дело пересмотрено трибуналом Забайкальского военного округа в порядке надзора. Постановление Коллегии ОГПУ от 21-го августа 1934 года отменено, и дело в отношении Дадукалова А. А. прекращено за отсутствием состава преступления. Гр-н Дадукалов А. А. реабилитирован.
Председатель военного суда ЗабВО
полковник юстиции Савин П. Е.
Прокурор отдела по надзору за исполнением
законов о федеральной безопасности,
юрист 1-го класса Фадеев М. И.»
Ошарашенный прочитанным, Сергей заходил по комнате, снова и снова перечитывая страшное содержание документа. В висках часто-часто запульсировало: вот, значит, как сложилась судьба доктора Дадукалова. Для семейства Рассухиных это будет ударом. Как это там сказал Алекс: «Мой дед был выдающимся патриотом России!» Но именно выдающихся-то патриотов и ставили ОГПУшники к стенке первыми! Впрочем, Дадукалову смертный приговор заменили десятью годами каторги, сжалились! А что, если он не умер, когда заболел в лагере и, отбыв свой срок полностью, вышел на свободу? Тогда почему не дал знать об этом в Америку?
Сергей горько усмехнулся про себя: «О чем это ты, парень?! Написать в Штаты в тридцатые годы политического мракобесия означало добавить себе еще десятку к уже отбытому за решеткой. Да и вышел ли Дадукалов из лагерей живым? Сомнительно… Человек в годах, интеллигент, непривычный к тяжелому физическому труду, не смог бы отбыть столь длительный срок. Да-а, дела… Так, а что там еще в конверте?»
«Сергей Александрович! Это пока все, что мне удалось отыскать по А. А. Дадукалову. Думаю, для начала достаточно, по крайней мере, его родственники теперь будут знать, что их дед и прадед уничтожен Режимом. Можете отослать в США копию документа. Я буду продолжать работать по своим каналам: нужно установить, что послужило поводом для ареста, где отбывал наказание Дадукалов, вышел ли живым из тюрьмы, а если нет, то где похоронен? Это и еще многое необходимо узнать, раз уж взялись помогать американцам. Меня эта история тоже весьма заинтересовала, и я буду содействовать Вам, чем только смогу.
До свидания,
Геннадий Жеребцов».
***
Было семь часов мрачного промозглого зимнего утра, когда Сергей очнулся от глубокого забытья, о времени поведал звякнувший было будильник. Не дав ему разразиться нескончаемой трелью, Сергей нажал кнопку, взглянул на Ларису. Она лежала рядом, свернувшись калачиком, как ребенок, и бродила где-то далеко-далеко в стране сновидений.
Осторожно, чтобы не потревожить ее, Сергей выбрался из постели. Когда он, окатившись холодным душем, вернулся, Лариса все еще спала. Тихонько устроившись рядом, долго смотрел на девушку и улыбался, вспоминая ощущения прошедшей ночи, когда их тела, слившись воедино, неистовствовали в сладких любовных утехах. Очевидно, она почувствовала сквозь сон его пристальный взгляд, веки затрепетали, приоткрылись, глаза встретили улыбку Сергея.
— Вставай, котенок, — он чмокнул ее в нос. — Я пошел готовить завтрак.
— Хорошо, милый, — сипловато проговорила Лариса со слабой ответной улыбкой.
За столом, аппетитно поглощая яичницу, Сергей спросил:
— Ты домой поедешь или останешься?
— Поеду, мама ждет, да и по Лёньке соскучилась. Ты меня отвезешь, Сережа?
—Естественно. Только давай поторапливаться, меня к десяти заместитель генерального вызвал.
Она замерла с поднесенной ко рту чашкой дымящегося кофе:
— О, Боже! Что-нибудь серьезное?
— Понятия не имею, — сосредоточенно наморщил лоб Сергей. — В эскадрилье тоже ничего не знают.
– После аудиенции обязательно позвони, мне то-то тревожно.
— Конечно, родная, — он поднялся из-за стола.
Возвращаясь из города, Сергей предался глубоким размышлениям. Через полчаса предстояло встретиться с человеком, с которым у него было многое связано в прошлом… Володька… Вовчик… Владимир Дементьевич Кожухов… Одно время он был командиром самолета Ан-2, а Сергей — вторым пилотом в его экипаже. В летном деле Кожухов ничем особенным не отличился, про таких говорят: «выдающаяся посредственность». Летать побаивался, осторожничал, сложную профессию постигал трудно и, хотя парк машин в летном отряде был весьма разнообразным, только и смог освоить, что неприхотливый «Антон», про который бывалые пилоты говорят: «Ему не надо мешать, сам летает!» И, очевидно осознавая свое положение, трезво его оценивая, Кожухов сделал для себя единственно правильный вывод: кое-как отлетав необходимые для минимальной пенсии тринадцать лет, незамедлительно списался с летной работы и ударился в административную деятельность. Будучи старше Сергея всего на три года, он, неожиданно для всех, сделал головокружительную карьеру, став заместителем генерального директора акционерного общества «Забайкалавиа» и руководителем летного комплекса. Поговаривали, что столь стремительному служебному росту Кожухов был обязан не только своему заочному высшему экономическому образованию, природной пронырливости и ярко выраженной деловой хватке, но и протеже, составленному в областных и столичных верхах влиятельными родственниками жены.
Заняв высокий пост, Кожухов развернулся во всю свою, неизвестную дотоле, ширь! Уж чьи он денежки «крутил» и сколько, можно было лишь догадываться, а только вскоре открыл целую сеть магазинов, стал содиректором крупного нефтемаркета, акционером нескольких процветающих компаний и слыл теперь «новым русским».
В то время, когда авиапредприятие хирело, а работники по полгода не получали зарплату, он завел несколько автомобилей-иномарок, телохранителей себе и жене, в невиданно короткие сроки воздвиг фешенебельный коттедж за чертой города, в живописном сосновом бору, а старшую дочку отправил учиться в Лондонский Университет.
Бытовало мнение, что должность заместителя генерального директора для Кожухова не что иное, как плацдарм для очередного, решительного броска на Олимп авиационной власти региона и это только вопрос времени. Сазонов, действующий директор, разваливший работу авиапредприятия, тем не менее, котировался высоко, ждал повышения и перевода в столицу, Володя же Кожухов стоял, что называется, на подхвате.
Затормозив у перекрестка, Сергей посмотрел на красный сигнал светофора, и перед глазами почему-то возникло лицо Виктора Максимовича Артёмова, предшественника Кожухова. Это был вечно краснолицый, тучный и мрачноватый человек. Кроме незаурядных организаторских и летных способностей, Виктор Максимович имел и еще одну: был большим любителем пображничать в широком, по-русски шумном, застолье. Артёмова любили и в то же время побаивались все: и пилоты, и «наземники», и авиационные врачи. У всех на слуху был такой вот случай: как-то на ежегодной медкомиссии у него не «пошла» кровь. То ли глюкоза, то ли холестерин были завышены и анализ нужно было повторить. Трясясь, к громадному Артёмову подошла старушка-лаборантка и сказала:
— Товарищ командир, у вас получился плохой анализ, необходимо пересдать кровь для повторного исследования.
Артёмов как раз прошел осмотр у терапевта и одевался, собираясь уходить.
— Наталья Михайловна, — грозно глянул он на совсем оробевшую лаборантку, — я, по-вашему, кто?!
— Вы - начальник летного комплекса Горноозерского Объединенного Авиапредприятия, - деревянными губами пролепетала та.
— Запомните раз и навсегда, уважаемая, и другим передайте: у начальника летного комплекса Горноозерского Объединенного Авиапредприятия (свой титул он произнес ударно и значимо) анализ крови не может быть плохим!
С тем и ушел, громко хряпнув дверьми. Анализ врачи переписали, от греха подальше, на том дело и кончилось. Или вот еще случай: его благоговейно передает пилотня' из поколения в поколение. Приехал как-то раз Артёмов c комиссией инспектировать оперативную точку авиационно-химических работ. Осмотрел бытовые условия экипажа, пару раз слетал на «Антоне» за второго пилота, пощекотал нервы бреющим полетом, «попрыгал» через высоковольтную линию, пересекающую поле по диагонали, повиражил на низких разворотах, зашел на посадку и приземлил самолет на крошечную площадку-пятачок. Утирая с огненно-красного лица обильный пот, косовато глянул на командира экипажа и пробурчал:
— Работенка у вас, «химики», мать ее так… Сплошной стресс, а не полеты! — с этими словами подошел к своей персональной «Волге», достал пару бутылок дефицитной посольской водки, явно припасенной под шашлычок где-нибудь в пути, подозвал командира, второго пилота, авиатехника и моториста. — Нервишки поле'чите вечером… Но только чтобы завтра не то что летать, а даже рулить не смели, ясно?
На что, обалдевший от неожиданного счастья, пропахший аминной солью, экипаж рявкнул единой глоткой:
— Так точно, товарищ командир!
… Да-а-а, хорош был руководитель Виктор Максимович, тут уж ничего не скажешь. Поэтому и дела у авиаторов в ту пору шли весьма неплохо: самолетного и вертолетного топлива было — хоть залейся, авиатехники и запчастей — в полном достатке, летали помногу и от этого заработки имели солидные и стабильные. Но только взяли однажды командира под белы рученьки, да вывели в почетную отставку, присовокупив к этому Почетную грамоту да орден Трудового Красного Знамени. И опять данное событие, так или иначе, увязывали с именем господина Кожухова.
А, впрочем, оно и пора уже было— годы брали свое и старый воздушный волк, Максимыч, был далеко не тот, что прежде. И теперь не с двух, а всего с одной беленькой поллитровочки, самопроизвольно убирались «шасси» у престарелого командира.
Вот тогда-то и возник на горизонте новоявленный преемник, Владимир Дементьевич Кожухов, двухметровый вальяжный красавец с неуловимым, постоянно бегающим взглядом бархатистых светлых, чуточку женственных глаз, с холеными, не по-мужски узкими ладонями, с энергией, которая даже на расстоянии от него ощущается, с начинающей лысеть отчаянной головой, мыслям в которой — нет счету…
Сергея он встретил дружелюбно, крепко ти'снул его руку, широким жестом пригласил садиться. Устраиваясь в удобном кожаном кресле, тот присмотрелся к Кожухову. С тех пор, как они перестали близко общаться, тот сильно изменился, — весь стал уверенно-раскрепощенный, веселый, благодушный, такими всегда бывают неглупые и самолюбивые эгоисты.
— Ну, как жизнь-то, Сережа? — зашел директор издалека.
— Всяко… - неопределенно пробормотал пилот.
— Понятно. А на семейном фронте?
— Осматриваюсь, определяюсь…
— Ты вот что скажи: у тебя с этой стю'рой так… или серьезно?
— Или серьезно! — подчеркнуто повторил Сергей его слова и, нахмурившись, добавил. – И не стюра она, а стюардесса! Если точнее – бортпроводница.
— А что, хороша', хороша'! Видел я вас как-то вместе. Па'ра, ничего не скажешь! Конечно, не твоя генеральша Ольга, но, тем не менее…
— Вы меня, зачем вызвали-то, господин директор? — набычился Сергей.
— Слушай, ты это брось: господин директор! — сделал вид, что рассердился Кожухов. — Будто в одной кабине не сидели… Давай по-прежнему, по именам.
— Ну давай, если хочешь, — кивнул, соглашаясь, пилот. — Так чем я обязан столь высокому приему?
— Ты, Серега, как был заноза, так и остался! — коротко и одобрительно хохотнул начальник. — Хочешь сразу быка за рога? Одобряю, сам терпеть не могу ходить вокруг да около. Тогда слушай внимательно: ты в курсе, что ваш Тряскин заявление об уходе на пенсию подал?
Сергей с недоумением воззрился на Кожухова:
— Впервые слышу!
— В самом деле? — удивился тот. — А я думал, что уже все знают… Ну, так вот, бумагу эту я подписал, как руководитель летного комплекса, хватит Тряскину, старому клапану, небо коптить, налетался, поди, за тридцать-то лет, пора вожжи молодым передавать. Ты не улавливаешь, куда клоню, Серега? — Кожухов лукаво сощурился.
— Пока нет, — должен был признаться тот. – Говори уж, не интригуй.
— Разъясняю для тугодумов: обсуждалось несколько кандидатур на его замену, но лично я поддержал твою.
— Мою? — у Сергея отвисла челюсть. — Какой из меня руководитель, я по жизни — рядовой!
— Ну да, рядовой неба! — снова хохотнул Кожухов. — Как же, как же, слышали, читали: этот пошлый термин ты взял не иначе, как из паршивой бульварной газетенки «Авиационный брехуне'ц». Перестань скромничать, Серж, на должность командира второй эскадрильи нам надо поставить мужика понадежнее, потверже, а ты как раз таковым и являешься.
— «Авиационный брехунец»… - невольно усмехнулся Сергей, понимая, что Кожухов имеет ввиду многотиражку «Авиационные вести края». - Но ведь я же совсем недавно стал командиром корабля и, по большому счету, только начинаю входить в эту роль. Не слишком ли стремительная карьера? Есть же люди с гораздо бо'льшим опытом. И потом, куда вы планируете Чернова? Ведь обычно заместителя в подобной ситуации повышают.
— Он так и останется замкомэском, – объяснил Кожухов, и было заметно, что все, о чем он говорит, давно решено. — Тут две причины: первая — Чернов сам ни за что не хочет из замов уходить, вторая — я его в комэски не желаю! — на слове «я», директор сделал нажим. — Тут нужен человек с современным мышлением, жесткий, принципиальный, волевой.
— А что, Чернов не такой?
— Далеко нет! Да и возраст тоже, хватит и ему облака пахать… Словом, комэском-два быть тебе, дорогой Сергей Александрович! Ты заочно закончил ОЛА ГА[1] и именно командный факультет - раз! Ты был штатным пилотом-инструктором на АН-2, наработал большой опыт в этой должности – два! Ты умеешь руководить еще с армии, служил командиром взвода разведки и не где-нибудь, а в спецназе ВДВ – три! – загибая палец за пальцем и горячась, Кожухов едва поспевал за собственными мыслями. - Да еще и войнушку прошел, боевые полтинники имеешь.
– Я не войнушку прошел, а войну, имею не полтинники, а медали! - твердо поправил Сергей. – И был не командиром, а заместителем командира взвода.
- Большая разница, все равно командовал… А что касается «стремительной карьеры», тут все нормально – если человек достойный, то его и надо продвигать, не взирая ни на какие сроки, - убежденно сказал Кожухов.
- Даже перескакивая через должность замкомэска? – искренне усомнился Сергей.
- Даже перескакивая через должность замкомэска, – дословно повторил Кожухов и уверенно продолжил. - «Забайкалавиа» самостоятельное акционерное общество и имеет право решать карьерные вопросы по своему усмотрению. К чертям эти грёбаные совковые порядки, когда толковые специалисты десятилетиями протирали штаны на одной должности, сейчас времена другие. Короче, я с командиром летного отряда и с генеральным всё согласовал, оба двумя руками — «за»! А если мнения трех руководителей совпадают, то и быть посему! Что мне на это можешь ответить, Сергей Александрович? — Кожухов испытующе смотрел на летчика.
— Надо подумать, — выдержал тот его взгляд. — С кондачка не могу, извини.
— А я и не тороплю. Только особо не затягивай с решением. У нас тут дела большого масштаба намечаются, так что…
— Какие еще дела?
— А вот дашь согласие, потом и посвящу, — интригующе засмеялся Кожухов. — Так тогда тебя ждать с ответом?
— Завтра в это же время, устроит?
—О'кей, сказал Мокей, завтра, так завтра, — Кожухов достал дорогую авторучку «Па'ркер», с золотым пером, бегло сделал пометку в настольном календаре. Доверительно, и как-то даже чуть заговорщицки, продолжил. — И вот еще что, Сережа, проявишь себя хорошо в новой должности, дальнейший курс лично сам для тебя проложу. Покомандуешь «эскадроном» годика два-три, на «Туполь» переучу, а там и за кордон летать начнешь, «зеленую капусту» рубить.
-- Что, что рубить? Я как-то не уловил…
– Ты, Серега, за деревьями леса не видишь… – снисходительно пояснил директор. - Доллары заколачивать станешь, вот что!
– А-а-а, – понимающе протянул пилот. – Да Бог с ними, с долларами, мне и наших хватает, только платили бы их регулярно.
– Ишь ты, какие мы богатые… – насмешливо бросил Кожухов. – Хватает ему, видите ли! Сравнил тоже, мировую валюту и наши паскудные «деревяшки»…
– Да будет тебе, Володя, – досадливо отмахнулся Сергей. – Про «Туполь» ты намекнул, вот это – дело!
– Ещё бы! К этому времени опыта командного поднаберёшься и снова в комэски, только уже на Ту-154! Там тоже одни старперы сидят, пора их начинать выпроваживать… Ну, как перспективочка?
—Давай не будем так далеко вперёд заскакивать. В авиации что-либо планировать, сам знаешь…
– Что верно, то верно, возражать тут не приходится… – охотно согласился Кожухов и протянул руку. – Итак, до завтра, летун.
– До завтра, директор.
***
– Ну, а ты-то сам как собираешься поступить, Серёжа? – Лариса тревожно и вопросительно изучала его озабоченное лицо.
– Знал бы как, не просил бы совета, – вздохнул он, и недоуменно развёл руками. – Тут, как в той присказке: «И хочется, и колется, и мама не велит…» Одно ясно, хоть и тяжела шапка Мономаха, а для моей лётной карьеры это назначение – огромный плюс.
– И в чем же он выражается?
– Ну, вот смотри: с должности рядового командира Ан-24 на «Тушку» переучиться в наше время – большая проблема, очередь человек с полсотни. А с должности командира эскадрильи, пожалуйста, вне всякой очерёдности, об этом есть приказ Министерства, – Сергей сосредоточенно и размеренно заходил по комнате. – А я до старости на «Антоне» торчать не хочу и не знаю ни одного лётчика, который не желает освоить более современный аэроплан. Далее: вот ты — стюардесса-международница и где только уже не побывала: Китай, Корея, Турция, Греция, Австралия… Я тоже не прочь посмотреть эти страны, но для этого надо быть пилотом Ту-154. На «Антонах» за кордон уже давно не летают.
- Погоди, а Монголия? – напомнила Лариса.
- Курица – не птица, Монголия – не заграница… - усмехнулся Сергей. – Сама это прекрасно знаешь… Австралия, Греция и прочие страны, это – да! Да еще и в одном экипаже с тобой!
Лариса обрадованно прижала ладони к щекам:
– Ой, Серёженька, если бы это осуществилось!
А он всё также увесисто и неторопливо продолжал:
– И ещё аргумент: моё согласие на должность выгодно для нас обоих…
– Это почему? – ещё живее заинтересовалась она.
– Больше свободного от полётов времени - комэск летает в месяц ни семьдесят, как рядовой пилот, а лишь сорок часов. Суббота и воскресенье – нерабочие дни. Следовательно, вместе сможем бывать значительно чаще.
Лариса порывисто шагнула вперед, положила ему на плечи руки:
– А вот это – самое существенное, любимый! Когда мы редко видимся, мне кажется, что я тебя теряю, и от этого становится так жутко.
Он внимательно заглянул в её глаза, с деланной строгостью спросил:
– А вы не лжете Высокому Суду инквизиции госпожа стюардесса?
– О, нет, нет, Ваша Честь! – подыграла она и, сложив ладони у груди, нарочито-смиренно поклонилась. – Даже на костре не отрекусь от своих слов!
- Верю! - Сергей опустился на диван, долго сосредоточенно молчал, немигающим взглядом глядя перед собой, затем решительно пристукнул кулаком по колену:
- Ну, тогда быть посему!
Лариса присела рядом, положила голову на плечо, пригладила ладонью его жёсткие упрямые волосы, мечтательно и чуть торжественно продекламировала:
– Командир второй авиационной эскадрильи, пилот первого класса, Сергей Александрович Романов! Звучит громко, ничего не скажешь. Я с огромным удовольствием буду объявлять это пассажирам перед полетом. А какие у тебя теперь будут погоны, Серёжа? Я до сих пор плохо в этом разбираюсь.
Он снисходительно усмехнулся:
– На полтора шеврона больше, чем сейчас. Да разве в этом дело? За целую сотню человек отвечать придётся, вот главное!
– Я уверена, что справишься, – обнадежила Лариса. – Ты ведь у меня такой…
Утром следующего дня Сергей снова вошёл в кабинет заместителя генерального директора «Забайкалавия». На вопросительный взгляд Кожухова сказал твёрдо:
– Я согласен, Владимир Дементьевич. Разрешите приступить к обязанностям командира второй эскадрильи?
В водянисто-светлых глазах начальника он прочёл глубокое удовлетворение.
– Действуй, приказ подпишу сегодня же. Поздравляю с повышением, Сергей Александрович, убеждён, что и тут сработаемся.
Сергей кивнул, но почему-то в глубине души ни с самим собой, ни, тем более, с директором, такой убеждённости не разделял.
[1] ОЛА ГА – Ордена Ленина Академия Гражданской Авиации в Ленинграде.
