Воспоминания деда Ольги Чернышовой(Рябцевой), которя сейчас живет в Волгодонске Ростовской области.
Она прислала мне эти воспоминания о своей малой родине. Описана природа, быт, жизнь, работа жителей, события периода революции 1917,
Степановского мятежа, предвоенное и военное время.
Упоминаются Бушковы из Русского Турека.
МАКСИНЕРЬ
Деревня Максинерь! Максинерь – это одна из деревень моей родной Вятки!
Деревня Максинерь находилась и находится в Шурминской волости Уржумского уезда Вятской губернии, сейчас Уржумского района Кировской области.
Деревня Максинерь основана в 1477 году (Энциклопедия земли Вятской т.1 кн. 2 стр. 535).
По описи населенных пунктов Уржумского уезда Вятской губернии 1876 года деревня Максинерь находится при речке Моксе (правый приток реки Вятки) и озере Кугуер.
В настоящее время речка Мокса на топографических картах не упоминается. В 1876 году число дворов в деревне было – 117, жителей мужского пола – 366, женского пола – 396.
Всего жителей – 762 человека. А сегодня в 2020г. жителей в Максинери всего 50 человек и один единственный ребенок – ученик 2-го класса. Который ходит в школу ежедневно в Шурму за 5 километров.
Деревня Максинерь в конце IXX- начале XX века – это приблизительно 120 домов расположенных на двух параллельных улицах.
Главная улица имела разделение на верхний и нижний конец, а параллельная ей улица, но выше, имела два названия – Светлицы и Кочерга.
Почему такие названия? Пожалуй, сейчас никто не знает.
Деревня стоит на высоком угоре, с видом на левый берег реки Вятки, расположенной в 4-5 километрах от нее.
Сразу же под горой озеро, за ним начинаются луга, заросшие кустарником до самой Вятки.
С высокого угора видны прекрасные дали лесов и лугов, серебряной лентой вдали проходит Вятка.
Так как деревня стояла и стоит на горе, то вода для хозяйственных нужд семьи бралась из очень глубоких колодцев,
глубина которых была и есть свыше 20-30 метров. В деревне под горой бьют ключи, и растет березник, спуск в луга крутой. На ключ женщины ходят полоскать белье.
Ключи оборудованы деревянными корытами для полоскания белья.
Тут же, под горой, озеро, где купаются дети. Женщин и детей пугали «русалками», якобы живущими под горой и на озере.
Рядом с деревней в сторону села Шурмы большой лог.
Между деревнями Максинерь и Гужавино, за логом, есть высокий выступ, поросший березняком. Место загадочное и тайное.
Про него и сегодня любой житель этих деревень скажет, что когда-то тут в березнике было марийское кереметище. Что такое кереметище?
Это место марийских языческих религиозных ритуалов, место жертвоприношений, священная роща. Кереметище существует и поныне, но уже забыто ее первыми хозяевами – марийцами.
Больше того, на месте, где стоит Максинерь, в стародавние времена была марийская деревня, тут издревле жили черемисы – марийцы,
а русские пришли позднее и откуда пришли русские – никто не помнит. Я слышал от деда и от Поликарпа Сидоровича,
что русские люди выгнали марийцев из их поселения и основали новую деревню со старым марийским названием – Максинерь.
Откуда пришли русские? Не знаю, но у меня своя версия: русские жители Максинери пришли по воде, т.е. по Вятке. Кто эти люди?
Ответа нет, но я предполагаю, что это было во времена взятия Казани Иваном Грозным или чуть позже, когда шло освоение восточных окраин Московского княжества.
Вот и шла ватага лихих мужичков вверх по Вятке в поисках новых, необжитых земель. Место понравилось: река, лес рядом, земля свободна, начальства русского нет,
а что до марийцев-черемисов, то выгнать их с этого места и дело с концом. Легенда, передаваемая из поколения в поколение, так и гласит: выгнали черемисов и поселились.
Мое примечание О.И.: Выше были мысли отца, его домыслы и предположения. Но как он оказался прав!!!
В истории Вятских земель написано про освоение Вятки: «Издавна территория была заселена черемисами. Русские появились здесь с Севера, из Великого Новгорода.
Сначала в лице ушкуйников – речных пиратов, местами выгнавших черемисов с их земель и осевших навсегда. Потом пришли торговые люди».
Ушкуи – это легкие, маневренные суда, управляемые веслами или парусами. Ушкуйники шли из Великого Новгорода через Хлынов (Вятка) по реке Вятке в Казань.
И по пути выгоняли марийцев с их земель и заселяли деревни.
Черемисы ушли, русским пришельцам досталось название деревни и старое загадочное название красивой березовой рощи – кереметище.
И в наши дни, а уж чего говорить лет 150 назад, люди побаивались ходить через кереметище в одиночку, особенно ночью. Говорят,
тут в давние времена приносили жертвоприношения местные черемисы - идолопоклонники.
Так это или нет, забыли и русские и марийцы. Так и растет березник, храня тайну этой земли.
Так вот, в пользу аргумента, что тут текла Вятка считаю – марийцы жили на берегу реки и их кереметище тоже было на берегу,
и не безымянной маленькой речки, например, Тужа, а большой и полноводной Вятки, которая со временем оставила это русло и ушла от деревни в сторону Немды за 4-5 км от Максинери.
Так это или нет, не оспариваю, мне само собой интересна история поселения, взаимоотношение с местным населением и время, когда это происходило.
Куда же делись изгнанные со своих мест марийцы? Ушли они недалеко, так как недалеко от Максинери много марийских деревень: Кизерь, Нолишки, Мари-Турек и т.д.
Надо полагать, что название деревни Максинерь как-то созвучно названиям марийских деревень – Кизерь, Манкинерь, что расположены в нескольких километрах от Максинери.
Вот такую историю рассказывали дед и его сосед Поликарп Сидорович Крупин.
Рядом в 1-1,5км от Максинери находилась деревня Гужавино. В старое время оно давало младших офицеров, учителей, попов, мелких служащих в волостные и уездные конторы.
И в самом деле, Гужавино отличалось всегда от Максинери: дома добротные, есть и кирпичные, были и двухэтажные, не то, что в Максинери.
В Гужавино земли были получше, хлеба больше и люди жили куда зажиточнее максинерских жителей.
В Шурминской волости было пять православных церквей: в Нижней и Верхней Шурме, в селе Большой Рой, селе Лопьял и селе Лазаревке.
Деревня Максинерь была в приходе Нижне-Шурминской церкви Рождества Христова.
В Максинери была своя часовня, расположенная в Кочерге, в приходе церкви села Нижняя Шурма. Часовня существовала с древних времен,
освящена во имя преподобных Зосимы и Савватия Соловецких чудотворцев. Часовня была деревянная, в длину и ширину 9 кв. аршин.
Украшение составляло несколько икон. Празднества 17 апреля и 27 сентября. В 1915г. отмечалось, что требует ремонта.
Часовня была оборудована по всем правилам церковной службы. При часовне была служительница из деревенских жителей, и даже свой певческий хор.
Служительница извещала население о времени службы, из Шурмы приезжал батюшка, и начиналась служба. Зимой службы не было, так как часовня не отапливалась, службы были летом.
Привозили церковные хоругви, с которыми ходили по деревне, а при необходимости выходили все в поле и служили молебен, просили Бога дать дождя и хорошего урожая.
Все люди принарядятся и ждут шествия, начинающегося с нижнего конца. Батюшку со служителями по желанию приглашали в дом, заранее открывали ворота,
батюшка со служителями заходил в избу, читались молитвы, освящалась вода. Все это делалось торжественно и чинно.
После ухода батюшки хозяева сами с освященной водой шли и освящали дворовые постройки, хлева, амбары.
Через некоторое время к дому, в котором освящал батюшка, подходили два-три мужика с лошадью, запряженной в телегу.
Хозяева выносили пожертвования на церковь, кто сколько может. Обычно давали овес, яйца, зерно, муку, реже деньги.
Никакого принуждения не было, просили со словами: «Пожертвуйте, сколько можете». А когда не было долго дождя, то молебен был особенно многолюден и обязательно на поле.
За батюшкой в Шурму снаряжали лошадь.
В деревне жили «мирские», так у нас называли людей, ходивших в православную церковь, и староверы. И оба эти течения религии мирно уживались на протяжении столетий.
В основном в деревне распространены были три фамилии – Белобородовы, Урванцевы и Крупины. На них-то и держалась жизнь и продолжение родов.
Зайди, например, в деревню в 1840г., или в 1900г., или в 1980г. и спроси у первого попавшегося жителя, что тебе нужен Крупин и назови имя и отчество.
Тебе, пожалуй, сразу и не ответят, а сначала постоит человек, подумает и спросит – это не Бородин ли? Если дашь утвердительный ответ, что да, Бородин, то получишь точные координаты дома.
К чему этот разговор? Дело в том, что Крупиных в Максинери было много, попробуй сразу разобраться в массе однофамильцев.
Деревня нашла простой выход: каждый от дедов и прадедов имел прозвище, которое порой заменяло фамилию в житейском сообществе.
Каких только прозвищ не было и все пришли от предков, а когда, никто не знает.
Вот некоторые из них: Малан, Потай, Редька, Метя, Красотка, Зеленя, Шулец, Кисель, Лягуша, Ворона, Летяга, Грач, Морточка, Менух, Акцизный, Бородин, Мещанка и т.д.
Таким образом, зная прозвища, ты лучше найдешь нужную тебе семью. Интересно то, что никто не обижался на данное какому-то роду прозвище, сопровождающее человека до могилы и живущее в новом поколении.
Дома в деревне были рубленные из целых бревен и проложены мхом, чтобы теплее было. Крыши домов крыты досками, а дворовые постройки нередко и соломой.
В каждом доме русская печь из кирпича, обычно печи поставлены практически посередине избы. Полы не крашены. При каждом хозяйстве баня, выполненная «по- черному»,
т.е. когда печь в бане не имеет трубы и дым выходит или в дверь или в отверстие потолка и крыши по специальной трубе, сделанной из досок.
Когда выйдет дым, это отверстие закрывается. При каждом избе участок земли для посадки картофеля и овощей.
Перед домом ворота, весь усадебный участок огорожен жердями для того, чтобы на огород не попал свой и соседский скот.
Деревенский скот по договоренности с обществом пас пастух на специально отведенном пастбище.
Землю делили по едокам, у кого едоков больше, у того и земли больше. Но раздел земли происходил не часто, мужики разумные, понимали, если часто делить, то хозяин не будет удобрять и земля оскудеет.
Каждый старался вывезти на свои поля побольше навоза.
Каждое хозяйство имело луга, где и заготовляло сено для личного скота. Луга – это земля деревенской общины и периодически они заменялись для каждого крестьянина,
т.е. луга не были постоянно закреплены за семьями, а только на определенный срок. Но, как рассказывал дед, задолго до 1917 года на одной из сходок было решено закрепить участки
за семьями на постоянное пользование. Почему? Да потому, что мужики не занимались корчевкой кустов на лугах, зная, что в этом году они косят сено на этом участке,
а на будущий год будут косить на другом. Так вот, в целях лучшего землепользования сходка решила – участки лугов закрепить за семьями постоянно. Что и было сделано.
Где же были луга? Максинерские луга были в трех местах:
1. Огромная площадь лугов перед деревней Максинерь до реки Вятки.
2. На реке Кильмезь, в районе пос. Устье-Кильмези и Нижний Разбой.
3. На реке Кильмезь за Чекальским Починком и был самым дальним.
От Максинери это было примерно в 18-21км с перевозом через реку Вятка в районе пос. Устье-Кильмези.
Новости российские в деревню если и доходили, то только через батюшку, через его проповеди. Деревенские жители были оторваны от мира больших городов, жили замкнуто, своими крестьянскими интересами,
и дела им не было до Европы, не говоря уже об Америке. Они знали свою деревню, волость, уезд, знали, что в Вятке есть губернатор и епископ.
Этой информации было вполне достаточно. Ну, конечно, о царской фамилии им внушали с амвона церкви, молились за царя-батюшку.
В Максинери привилось и такое правило: равномерно по всей улице в избах, кому люди доверяли, делались специальные кирпичные кладовые с железными воротами-дверями.
Окон в кладовых не было, а если у кого и были, то зарешечены. Когда наступало пожароопасное время – летом, то родственники, соседи и друзья, что живут поблизости,
свозили в эту кладовую наиболее ценное имущество и сдавали под ключ, хранящийся у хозяина. Никто не украдет и безопасно от пожара – постройка кирпичная.
Настя помнила еще, как к ним соседи свозили свое добро на все лето, осенью забирали по домам. Не боялись, что украдут свои или чужие, было в деревне большое доверие.
Жили по христианским заповедям. Воровства практически не было, а если и было, то жестоко наказывалось своими же, деревенскими.
Полицию не вызывали, как наказать вора – решал сход всей деревни или староста.
Запомнил рассказ деда о том, как из Максинери уходили в Иерусалим ко гробу Господню. Дед помнил два таких случая.
Раз, вспоминал дед, ушла замужняя женщина, ушла от детей и не вернулась, даже ни одной весточки не пришло в деревню.
Где, бедная, сложила голову, никто не знал. А провожали ее всей деревней, такое бывает не часто, такое событие может раз в жизни и бывает.
Собрали, что смогли, и отправилась странница в далекий город за морями и чужими землями, с чужим языком. Что заставило бабу пойти на такое дело? Дед не знал, но был уверен – вера в Бога.
В другом случае ушел уже немолодой мужчина, отец детей. Ушел и вернулся года через два с половиной. Прошел пешком через Турцию, Грецию, Сирию и пришел в Иерусалим.
Его спрашивали – чем кормился? Только милостыней, отвечал паломник, Но долго после не прожил – умер. Видимо, сказался полуголодный путь за море.
При Советской власти паломничества в Иерусалим не было, и быть не могло.
Дед рассказывал, что было время, когда на месте, где сейчас луга, до самой Вятки, росла прекрасная дубовая роща. Какой там роща?
Дед вспоминал, что это был настоящий дубовый лес. В этой роще целое лето до глубокой осени вольно паслись крестьянские свиньи, свиньи там же и поросились.
Вся деревня на лето отпускала в эту рощу свиней с выводками и без выводков. Кормились они и жили на свободе. Кормом им были желуди, которых было великое множество, и прочее, что найдут.
Сотни свиней отпускались на «вольные хлеба» после того, как уйдет Вятка. Конечно, хозяева проверяли их, подкармливали, чтобы не забыли, кому принадлежат.
Ребятишки присматривали за своими свиньями тоже. Дед рассказывал, как они с братом ходили смотреть в роще своих свиней.
Даже после того, как дубовую рощу выработали лесозаготовители, крестьяне отпускали на лето свиней на вольный выпас в оставшиеся перелески.
Зато по осени матка с выводком поросят приходила домой. Хозяева старались не пропустить приход выводка, чтобы не потерялись.
Дед приходит в волнение, как начнет рассказывать о том, что после режут молоденьких поросят и жарят прямо целиком в печи. Какой запах, а как вкусна молодая свининка, она не жирна, мягка, сочна!
И называли таких зажаренных поросят ососками. Целиком зажаренный поросенок – это очень вкусно, вспоминал дед. Ну, а как насчет воровства? – подкидываю деду вопрос.
Дед не смущен, дед серьезно отвечает, что воровства не было, никто не зарежет чужую свинью. Какой там воровство? Дома не закрывали, уезжая в поле на работу.
Если стоит у ворот палка – значит, никого нет дома. Раньше люди были чище, сердечнее, порядочнее и отзывчивее на чужую боль. Дубовый лес начали рубить до революции, закончили при Советской власти.
По словам Дмитрия Андреевича, земли в Максинери были скудные, давали плохой урожай. Это служило одной из причин ухода мужиков из деревни в поисках заработка.
Уходили, в основном, на сезонные работы к местным лесопромышленникам Бушковым на сплав леса по рекам Кильмезь, Немда, Кульма, Уржумка и даже в верховья Вятки, на Каму.
Уходили на лесозаготовки и к другим купцам - лесопромышленникам.
1914 год. Началась Первая Мировая война. В стране разруха, все пожирал фронт. К 1916 году эта разруха дошла и до Максинери: не стало керосина, спичек, дегтя, мануфактуры, соли, подорожал хлеб.
Те мужики, кто жил посправнее, те еще держались. А те, кто не сводил концы с концами, начали есть хлеб пополам с картошкой.
Мужика отсутствием спичек не удивишь, нет – использует трут и огниво, нет керосина – жили же на лучине старики, почему мы не можем?
Нет ситца, не надо: соткем свой холст, не будем ходить, в чем мать родила.
Именно в эти годы стали усиленно сеять лен и сеяли его у нас на Вятке примерно до конца 30-х годов.
Потом все заглохло, лен вытеснил хлопок, появился в достаточном количестве ситец и другая хлопчатобумажная ткань. Но это позднее.
Но тогда, в начале войны мужики бросились на лен.
Где-то в Питере или Москве бушевали страсти, а русский мужик пахал и сеял, ему не до политики, ему надо кормить семью и город.
Он бы и кормил, только не мешайте ему ни белые, ни красные. Мужик – сила нейтральная, в конце 1918 года еще никуда не примкнул.
Приглядывался и к большевикам и земским лидерам, к эсерам и меньшевикам. Мужик не разбирался в хитросплетениях их программ, но он здраво смотрел на землю.
Она должна принадлежать тому, кто ее обрабатывает.
В 1919 году на территории района началась гражданская война: в Уржуме образовалась банда Степанова, он из офицеров.
В Шурме – большевики. На усмирение банды Степанова из Вятки был брошен отряд красных, комиссар из матросов, по фамилии Дрылевский.
Со стороны села Кильмезь шел полк колчаковцев, полк был уже в Аркульской. Полк шел на Шурму – Донаурово на соединение с Антоновым.
Другие части белых шли на Вятские Поляны и Малмыж. Колчак стремился на север, на соединение с армией Миллера и англичанами в Архангельске и Вологде.
Степанов почему-то пошел на Шурму, прорываясь по дороге Уржум - Малмыж. У Шурмы в Черепановском логу красные дали ему бой, и Степанов увел свой отряд в Малмыж, затем на Казань, на соединение с белочехами.
Партизан не было. Власть то красная, то белая – вспоминал дед. Колчак имел цель наступать на север, на Вятку, Котлас. Его части подошли к левому берегу Вятки.
Надо было не дать им переправиться на правый берег в Вятских Полянах, Малмыже и Шурме. Красные конфисковали все буксирные пароходы у Бушкова и организовали военную флотилию,
поставив на буксиры орудия и пулеметы. Эта флотилия и не давала Колчаку переправиться на правый берег реки. Артиллерия Колчака уже обстреливала Малмыж, ждали их и в Шурме, вот-вот подойдут колчаковские отряды.
В Максинери, а она стоит на горе, по угору рыли окопы, ставили пулеметы, ожидая противника из поселка Немда. Дальше Колчака не пустили, началось его отступление. Я пытался узнать у деда – ушел ли кто с Колчаком?
Да, ушли, ответил он. Даже из Максинери несколько семей, все бросили и подались вслед за адмиралом. Ушли и Бушковы из Турека, прихватив драгоценности и деньги,
бросив дом, магазины, пароходы… Ушли на Восток. О судьбе семьи Бушковых позднее были сведения: после разгрома белых на Востоке они осели на реке Лена и занялись уже при Советской власти сплавом леса.
А так как они хорошо знали дело, то пошли в гору, став заметными специалистами перед войной. Дед рассказывал, что в Турек перед войной кто-то из них приезжал полутайно.
Зачем приезжал – неизвестно. Дети Бушковых приезжали уже после войны в Турек. Колчака прогнали на Ижевск и дальше на Восток. А в Шурме установилась Советская власть.
Власть принадлежала большевикам в лице волостного исполнительного комитета и партячейки большевиков.
Бурно и тяжело проходила коллективизация. Не сразу и неохотно принимали мужики все новое. В Максинери был организован колхоз «Коминтерн».
Максинерь работала, кто умирал, кто женился, кто рожал детей, пахал и сеял, ругался и мирился, пил водку и молился Богу.
Шла жизнь во всем ее многообразии. Максинерь не знала, что в мире зреют грозные события. Мужики сладко досыпали последние ночи, не ведая, что через неделю их призовут на службу и отправят на фронт.
Деревню оголили, деревня осталась без хлеба и мужиков.
С войны в Максинерь вернулось всего 8-12 человек, не пригодных к работе в колхозе! А ушло? А ушло более 100 человек! Да каких человек! Молодых, сильных, работящих мужиков.
У каждого семья, дети, так и не дождавшихся своих отцов с войны. Сколько горя и слез видела Максинерь!!!
Все ли мужики ушли с деревни на фронт? Нет, не все. Кто-то действительно остался по неизлечимой болезни, забракован даже в трудовую армию, кто-то находился на государственной броне – трактористы,
но таких было мало, очень мало. Но были и такие, кто тогда сумел откупиться от фронта своими деньгами.
В Максинери таких проходимцев – отказников было трое – три брата! Здоровее их не было во всей деревне – краснорожие, крепкие молодые мужики.
Так и прожили эти хитрецы за спинами солдатских вдов всю войну. А когда закончилась война деревенские бабы так порой зверели что били братьев чем попало без сожаления и страха.
Соберутся 2-3 солдатских вдовы случайно, увидят кого-то из трех братьев, просидевших всю войну в тылу, и начинается побоище.
Отлупцуют так, что и другой мужик так не наставит фонарей. В домах этих братьев почти всегда были выбиты стекла – это бабы и малые ребята мстили им за то, что они просидели всю войну в деревне.
Дело дошло до того, что братья сбежали из деревни, народ не давал им спокойно жить – презрение и ненависть к ним было налицо.
А в праздник 9 мая 1945 года в Максинерском колхозе «Коминтерн» не нашлось ни мяса, ни хлеба, ни картошки, чтобы отметить этот праздник.
Больше о Максинери нет почти ничего. Отец мой там никогда не жил. Мама не жила там с 1944г. Но оставалась родня. И я в детстве каждое лето на каникулах ездила в Максинерь.
Тогда это была большая деревня. Был клуб, магазин, начальная школа, медпункт. И людей жило в Максинери много, много было молодежи.
Последний раз я была в Максинери в 2011г., десять лет назад. Деревни почти нет. Нет ни школы, ни магазина, ни клуба, ни медпункта. И работы нет.
Живут пенсионеры, которым некуда деваться видимо. Много брошенных домов, все зарастает кустами и деревьями. Было озеро хорошее, в котором мы купались. Его почти нет.
Оно превращается в болото. А сейчас уже наверно и превратилось. Грустно смотреть было на такое запустение и разруху.
Деревне в этом году 544 года. И нет этой деревни почти. Зато какой там воздух!!! Я была там в конце мая. Цвела сирень и черемуха. Ароматы – не передать! Жаль, что исчезают деревни.
