Холодный октябрьский вечер. Деревня засыпает. Люба ворочается в постели и жмётся к мужу. Василий тихо посапывает. Спит.
Несколько дней назад они получили телеграмму – «мама умерла». Примчались из города. Анна Михайловна – почти не болела. Так небольшая слабость. Соседи нашли её сидящей у окна.
Похоронили, помянули и разошлись. Люба с мужем остались ещё на неделю, чтобы уладить все домашние дела, заколотить дом и уехать до весны. Сюда они будут приезжать только на лето, как на дачу.
Люба перебирает в голове все слова, что собиралась, но так и не сказала маме. Вздыхает. Слёзы текут на подушку. За окном монотонно стучит дождь.
Она вздрогнула. Прислушалась. В коридоре шаркающие шаги. Она толкает мужа локтём в спину. Он ворчит, но просыпается.
- Послушай, – просит она шёпотом, - слышишь?
- Вроде в коридоре кто-то ходит, – подтвердил супруг и сел на кровать.
Они переглянулись. Василий встал, натянул штаны. Люба тоже поспешно накинула халат и встала за спиной мужа. Он взял маленький топор и осторожно открыл дверь в коридор. Замахнулся.
Перед ним стоит в летнем платье Анна Михайловна. Василий шарахнулся назад и толкнул жену. Люба открыла рот и быстро заморгала.
- Мама? – со страхом и удивлением спрашивает дочь.
- Чего так удивилась? – сердито спрашивает мать, - может, в дом пригласишь войти. Могу я к собственной дочери в гости прийти?
- Да, конечно, - замялась Люба и осторожно дрожащим голосом говорит. - Но мы же тебя похоронили вчера.
- Схоронили они! Кто так хоронит? – возмущается женщина и показывает на себя. - Положили в летнем платье. На дворе осень. Я, что теперь мёрзнуть должна по вашей милости? Вот зашла погреться.
Василий и Люба расступились, пропуская женщину. Анна Михайловна прошла по комнатам и придирчиво всё осматривает.
- Наде же! Не успели меня вынести, уже всё здесь поменяли, – возмущается мать.
- Но, мы только фотографии твоей сестры убрали, – оправдывается дочь.
Мать строго глянула на неё:
- Они вам помешали? Сестра им моя не угодила. А, где моя любимая ваза? Куда ты её дела? Вот тут стояла.
- Мам, я подарила её твоей подруге Нине. На память, – отвечает дочь.
Мать сменила гнев на милость:
- Ладно. Ну, если на память, то путь забирает.
Супруги не успели облегчённо выдохнуть, как очередной крик. Лицо старой женщины исказилось от злости.
- Где? Где? – она задыхается от возмущения. - Где наш с отцом любимый диван? Здесь стоял.
Ярость и злоба закружили по комнате ледяным ветром, от которого замёрзли ноги. Супруги прижались друг к другу.
- Мама, он был уже старый, - оправдывается дочь. - Мы вынесли его в сарай. Купили новый. Посмотри, он намного лучше прежнего старого. Удобный, красивый…
- Лучше? - кричит разъярённая мать. – Для вас всё старое! Поэтому вы годами нас с отцом не навещали. Мы тоже старые?
- Нет, мамочка, что ты говоришь. Просто некогда было, работа, – отвечает Люба.
- Как умерла мать, за наследством сразу примчались! – укоряет покойница.
- Мы приехали на похороны. Остались уладить все дела. Хотим тебе памятник заказать, – говорит Люба и смотрит на мужа. Тот бледный, как стенка стоит, открыв рот.
Тёща глядит на него и медленно подходит к зятю.
- Дай сюда топор! – требует сердитая старуха, протягивая к нему руку.
- За… за… зачем он вам? – спрашивает Василий с трудом, проглотив слюну. Его руки так крепко сжимают топор, что костяшки на пальцах побелели.
- Ты дашь мне топор или нет? — кричит тёща.
- Нет, конечно, – ответил мужчина. – Зачем он вам…
- Дай! – требует старуха.
От её вопля забрякала посуда и пол качнулся. Если бы Люба не держалась за мужа, то они бы упали.
Топор выскользнул из рук Василия и оказался у тёщи. Женщина зловеще улыбается и замахивается топором.
- А-а-а! А-а-а! – кричит Люба и машет руками.
- Люба, проснись, - теребит её за плечо муж, - это сон. Всего лишь страшный сон. Просыпайся.
Она открыла заплаканные глаза и прижалась к мужу.
- Вась, мне так холодно и страшно, - говорит она, - маму видела. Она на нас с тобой сердится.
- Сейчас печку подтоплю, жарко станет, - улыбаясь, говорит муж, - я быстро. Спи!
Утром она рассказала мужу сон.
- Мама просила вернуть её диван на старое место и фотографии сестры. А ещё жаловалась, что мёрзнет без кофты. Говорила, что будет ходить до тех пор, пока мы не выполним все её условия.
Люба посоветовалась с пожилой соседкой, рассказала ей сон. Баба Дуся задумалась и говорит:
- Так, сходи на кладбище, прикопай кофту в её могилу. Да молебен закажи об упокоении души усопшей. Ей полегчает, и вам станет спокойно. Сходи, милая. Уважь последнюю волю матери.
Люба так и сделала. Вырыла небольшую ямку на могиле и положила туда кофту. Потом засыпала землёй. Василий позвал соседа. Они занесли старый диван домой, а новый вытащили в сарай. Дочь аккуратно развесила на стене фотографии тёти Оли, младшей сестры мамы. Заказала молебен и поставила свечку в церкви.
Наступил вечер. Супруги не спят, шепчутся. Любе страшно, она прижалась к мужу и зажмурилась.
Из коридора слышны шаги.
Люба открыла глаза и вскрикнула. В дверях стоит мать. На ней кофта, которую сегодня отнесла на кладбище. Старуха осматривает дом, и улыбаясь, вздыхает:
- Молодцы! Теперь всё правильно, - погладила себя по рукаву. - Дочка, спасибо за кофту. Очень тёплая.
- Я рада, что тебе понравилась, – отвечает дочь, прячась за мужа.
Мать ещё постояла мгновение и пропала, словно дымок над костром. Что-то тёплое коснулось Любиной щеки.
- Люба, просыпайся, - склонился над ней Василий, - ты улыбалась во сне. Всё хорошо?
Она открыла глаза и сладко потянулась.
- Да! Надеюсь, что теперь всё будет хорошо.
Больше покойная мать не приходила во сне к дочери.